Человеческое, слишком человеческое Николай Шепель обиделся и обвинил бесланцев в лжесвидетельстве

Спор, в который вступили Генпрокуратура и пострадавшие при теракте в Беслане с начала процесса по делу Нурпаши Кулаева, перешел в новую фазу. От взаимных упреков, прозвучавших в ходе судебного процесса, представители гособвинения и потерпевших перешли к оскорблениям и угрозам. Все это охотно транслируют СМИ, что ничуть не помогает в разрешении конфликта.

Тот факт, что версия Генпрокуратуры о происходившем в Беслане год назад значительно отличается от версии событий, которую излагают потерпевшие в результате теракта, стал очевиден практически с самого начала процесса. Противоречия в этих версиях указывались неоднократно: следствие считает Нурпашу Кулаева единственным выжившим участником захвата школы, а бывшие заложники - единственным задержанным. Они убеждены, что террористов было значительно больше, чем насчитала Генпрокуратура.

В сущности, версия следствия проста: террористов было всего 32 человека, все оружие они привезли с собой, требования выдвигали невнятные и при штурме были убиты - все, за вычетом Кулаева. А милиция и ФСБ сработали не так уж плохо: хоть и недоглядели, пропустили террористов в Беслан, но никому из них не позволили уйти.

Власти, мол, тоже проявили себя с хорошей стороны: и штаб оперативный создали, и в переговоры с террористами вступили, и сделали все, чтобы штурма избежать. Да и вообще штурм начался, когда сами террористы начали стрелять в спины бегущим заложникам. И тут уж, конечно, жертв было не избежать.

Однако родственники погибших в Беслане и некоторые бывшие заложники возлагают вину за гибель людей именно на власти и на спецслужбы. Люди, выступавшие свидетелями на процессе по делу Кулаева, заявляли, что по меньшей мере нескольким террористам удалось скрыться. Многие потерпевшие также утверждают, что оружие было завезено в школу заранее. А большинство жертв, по их словам, погибли под обломками крыши спортзала, загоревшейся после того, как военные стали стрелять по школе из огнеметов.

Генпрокуратура, разумеется, подкрепила свою версию выводами экспертов. В числе этих документов - заключение о том, что большинство жертв погибли в результате взрывов принесенных террористами бомб. А также - о том, что стрелявшие по школе военнослужащие использовали такие боеприпасы, которые никак не могли вызвать пожара. Хоть речь при этом идет о боеприпасах для огнеметов.

Однако эти ошеломляющие выводы экспертов не убедили потерпевших. Они продолжали настаивать на своем, даже во время беседы с Владимиром Путиным. Президент пообещал участникам встречи, что добьется объективного расследования. По мнению ряда СМИ, именно после этого Генпрокуратура получила указание провести, наконец, пожаро-техническую экспертизу школы. Впрочем, как пояснил заместитель генпрокурора Николай Шепель, ранее эту экспертизу нельзя было осуществить в связи с нехваткой материала для исследования. Почему спустя год после пожара "материала" стало больше, он не уточнил.

Кроме того, Шепель сделал еще одно заявление - о том, что в Беслане действовали международные террористы. Однако слова эти, хоть и были выдержаны в духе соответствующих заявлений Кремля, не произвели на потерпевших умиротворяющего действия.

В частности, представительницы комитета "Матери Беслана" сочли, что таким образом официальное расследование прикрывает совершенные спецслужбами преступления. В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" они заявили, что намерены добиваться отстранения замгенпрокурора России Николая Шепеля, возглавляющего следственную группу по Беслану, от должности.

По мнению ряда СМИ, это сильно задело представителя прокуратуры. Задело настолько, что он позволил себе проявить заурядные человеческие чувства. Спустя два дня после выступления "Матерей Беслана" Шепель нанес ответный удар. В интервью информационному агентству ИТАР-ТАСС он заявил, что люди, выступающие на судебном процессе по делу Кулаева в качестве свидетелей, дают недостоверные показания.

По словам заместителя генпрокурора, "часть свидетелей дают показания, построенные не на собственных наблюдениях, а на основе публикаций некоторых уважаемых центральных и региональных СМИ и слухах". Характеризуя "уважаемые СМИ", Шепель добавил, что многие из них распространили недостоверную информацию и позже сами признали это.

Разумеется, хорошо известно, что от свидетельских показаний нельзя ждать точности. Более того, известно, что большинство свидетелей описывают то, что им довелось наблюдать, совершенно по-разному. Понятен и тот факт, что за год, прошедший с момента совершения теракта, потерпевшие так много общались друг с другом, что невольно могли изменить представление о том, чему были свидетелями. И что никто не запрещал им читать публикации в газетах и смотреть передачи о событиях в Беслане.

Однако это не означает, что представитель прокуратуры имеет право указывать им, какими должны быть свидетельские показания. В особенности если "недолжные" показания противоречат выводам следствия. В этом случае прокурор, особенно в такой высокой должности, как заместитель генерального прокурора России, как бы ни был он раздосадован происходящим на судебном процессе, не может позволить себе бросаться обвинениями без доказательств.

В конце концов, свидетелей в суде и так предупреждают об ответственности за дачу ложных показаний. Стоит ли для большей гладкости судебного процесса обвинять их в совершении уголовного преступления?

Мария Мстиславская