С Бесланом все просто Доклад неофициальной комиссии по Беслану повторяет версию Генпрокуратуры

Завершено первое независимое расследование обстоятельств теракта в Беслане. 29 ноября 2005 года на заседании парламента Северной Осетии был оглашен доклад местной комиссии по расследованию теракта. Глава федеральной парламентской комиссии по Беслану сенатор Александр Торшин пообещал, что при составлении итогового доклада его коллеги учтут этот документ. Между тем упомянутый документ в значительной степени подтверждает версию Генпрокуратуры.

Разные версии

Формально следствие по делу о бесланском теракте, совершенном 1-3 сентября 2004 года, еще не закончено. Более того, 29 ноября заместитель генпрокурора Николай Шепель сообщил журналистам, что расследование по делу продлится минимум до 1 марта 2006 года. Как пояснил представитель Генпрокуратуры, следствие проверит факты, сообщаемые суду свидетелями на процессе по делу Нурпаши Кулаева, единственного захваченного живым участника нападения на бесланскую школу.

В ходе этого судебного процесса, начавшегося в Верховном суде Северной Осетии 17 мая 2005 года, в первую очередь выяснилась официальная версия событий. Вкратце она такова: утром 1 сентября бесланскую школу номер 1 захватили 32 террориста; все они приехали в город на одной машине (ГАЗ-66) и все оружие привезли с собой. Сообщников в Беслане у них не было. Оперативный штаб был создан своевременно и сработал хорошо; 31 террорист при штурме был убит, один - Нурпаша Кулаев - задержан; жизнь заложников при штурме школы особой опасности не подвергалась.

Однако свидетели и потерпевшие, выступавшие на процессе, утверждали иное. Многие из них настаивали на том, что террористов в школе было намного больше "официальных" 32 человек и что некоторые из них успели скрыться из якобы тщательно окруженного здания школы еще до начала штурма. А потому Кулаев является не единственным выжившим, а единственным задержанным экстремистом; остальные же смогли уйти либо под видом заложников, либо при помощи сообщников.

Свидетели также утверждали, что оружие было спрятано в школе, и обвиняли директора и сторожа школы в пособничестве боевикам. А оперативный штаб по освобождению заложников - в неправомерном применении тяжелой техники при штурме. По мнению многих потерпевших, именно выстрелы федералов спровоцировали взрыв и начавшийся за этим штурм школы, а применение огнеметов и танковый обстрел вызвали пожар и обрушение крыши в спортзале, в результате чего погибло множество заложников.

Подтвердить или опровергнуть эти версии должны были две комиссии - созданная при российском парламенте и обладающая официальным статусом комиссия, которой руководит Александр Торшин, и такового статуса не имеющая комиссия, которую возглавлял вице-премьер правительства Северной Осетии Станислав Кесаев.

Неудобная комиссия

Наибольшие надежды потерпевшие возлагали именно на "неофициальную" комиссию. Дело в том, что эта комиссия, в отличие от московской, практически все время работала на месте происшествия, опрашивая свидетелей. Кроме того, представители комиссии неоднократно позволяли себе в интервью различным СМИ подвергнуть сомнению официальную версию событий. В частности, они не раз заявляли, что террористов в бесланской школе было намного больше, чем насчитал генпрокурор. И потому именно в эту комиссию жители Беслана отдавали тубусы от огнеметов и прочие находки, сделанные ими в развалинах школы.

Благодаря тому, что комиссия обеспечила сохранность этих находок (жители Беслана не исключали, что найденные ими доказательства могут "случайно" затеряться во время следствия), и было официально признано, что при штурме школы применялись гранатометы и огнеметы. Это воодушевило потерпевших, и они с нетерпением стали ждать итогового доклада республиканской комиссии. А сроки оглашения этого доклада переносились трижды.

С какими чувствами ждали доклада в Генпрокуратуре, неясно. Отношения комиссии с ведомством складывались непросто: заместитель генпрокурора России по Южному федеральному округу Николай Шепель, например, утверждал, что Кесаев не делится с официальным следствием собранной информацией. Генпрокуратура даже потребовала передать в ее распоряжение материалы комиссии, "чтобы дать им правовую оценку". "Других возможностей для следствия, чтобы обстоятельства, известные комиссии, стали доказательствами, нет", - объяснил тогда журналистам Шепель.

Конфликт обострился, когда Кесаев отказался не только передать материалы, собранные комиссией, но и дать показания в качестве свидетеля. Вообще говоря, он и не мог давать такие показания, так как большинства упомянутых в материалах комиссии вещей сам не видел, а лишь слышал о них от потерпевших. В прокуратуре же продолжали настаивать, что святая обязанность ведомства - проверить сведения, разглашаемые Кесаевым во всевозможных интервью.

"Если сообщенное сведение соответствует действительности – выносится постановление о привлечении виновных. Если это ложь, то к ответственности уже может быть привлечен сам господин Кесаев. Он это знает и поэтому от дачи показаний уклоняется", - объясняли журналистам в управлении.

Так что о конфликте мнений представителей прокуратуры и членов комиссии Кесаева не знал только ленивый.

Итоги...

Наконец, комиссия завершила свою работу. Итоговый доклад должен был быть оглашен на заседании парламента Северной Осетии. Его ждали, как ждут сенсации.

И он стал сенсацией - еще до оглашения. Как признал 28 ноября Станислав Кесаев, комиссия в основном согласилась с выводами Генпрокуратуры. Она больше не спорит с тем, что террористов было ровно 32 и что все они, вместе с оружием, боеприпасами и продуктами, сумели поместиться в один автомобиль. Она, следовательно, не считает, что кто-то из террористов мог скрыться и что у них были сообщники. Давать оценку правильности применения тяжелой техники при штурме комиссия также больше не желает - по словам ее руководителя, для этого нужны эксперты.

Сам же доклад - в тех его частях, которые попали в СМИ 29 ноября, - производит впечатление документа, в котором пытались изложить версию прокуратуры таким образом, чтобы сохранить видимость независимого расследования. Например, как говорилось в докладе, не следует винить правоохранительные органы за то, что они не предотвратили теракт в бесланской школе. Как установила комиссия, они не располагали нужной информацией о готовящемся теракте.

В то же время в документе отмечалось, что действия спецслужб во время теракта не могут считаться удовлетворительными. А работа оперативного штаба была признана несогласованной, в результате чего, по данным комиссии, жители Беслана утратили веру в силовое разрешение ситуации. Впрочем, ни о каких печальных последствиях этого факта, за вычетом попытки прикрыть школу "живым кольцом" от военных, в докладе не сообщается.

В докладе также было указано, что у комиссии нет оснований считать, будто штурм школы начался после выстрела со стороны федеральных сил. Эту версию событий излагали комиссии активистки комитета "Матери Беслана". Зато в документе сообщается, что власти напрасно преуменьшали число заложников в школе - "это повлияло на характер предпринимаемых действий".

Комиссия также приняла сторону прокуратуры в вопросе о попытке связаться с Масхадовым. Кесаев, в частности, сообщил парламенту: "Масхадов и Закаев, скорее всего, причастны к трагедии в Беслане, и обращаться к ним, как к освободителям, было бы кощунственно". В то же время он отметил, что руководство республики для разрешения кризиса с заложниками пыталось "неоднократно связаться с Масхадовым, но это ему не удалось".

... и перспективы

В общем, неожиданно оказалось, что комиссия Кесаева вовсе не собиралась противостоять прокуратуре. Так заявил журналистам вице-спикер североосетинского парламента. По его словам, расследование затевалось лишь для того, чтобы не дать властям замолчать происшедшее.

Кесаев, впрочем, заверил журналистов, что противостоять прокуратуре не собиралась и федеральная комиссия Торшина. На фоне пресловутого доклада и этих заверений весьма перспективным выглядит обещание председателя федеральной комиссии по расследованию теракта учесть в работе над своим докладом оглашенный во Владикавказе документ.

Мария Мстиславская