17 мая заключенный Михаил Ходорковский, слушания по второму уголовному делу которого находятся в самом разгаре, объявил голодовку. Однако уже через день он заявил, что голодать прекращает. Это не свидетельство непостоянства характера или отсутствия воли: просто за столь короткий срок бывший глава "ЮКОСа" смог добиться своего.
Этот минисюжет в огромной истории суда над Ходорковским начался 14 мая, когда председательствующий на процессе Виктор Данилкин объявил о продлении срока ареста обвиняемых до 17 августа. Три дня спустя, когда прокуроры закончили допрос Ходорковского и Платона Лебедева, первый из них подал судье жалобу на решение о продлении ареста и копии заявлений с пересказом своей аргументации на имена председателя Верховного суда Вячеслава Лебедева и председателя Совета по правам человека и развитию гражданского общества при президенте России Эллы Памфиловой. Тогда же Ходорковский объявил о своей протестной акции.
На первый взгляд, решение объявить голодовку, принятое человеком, который прочно сидит с 2003 года, может показаться бессмысленным, чуть ли не знаком отчаяния. Однако оно, напротив, было хорошо обдумано.
Чем руководствовался Ходорковский? Он счел, что, продлив арест, судья нарушил федеральный закон, а конкретно - поправки в статью уголовно-процессуального кодекса о заключении под стражу. Согласно этим поправкам, принятым Федеральным собранием в марте и подписанным президентом в апреле, арест нельзя применять в отношении обвиняемых по статьям УК РФ "присвоение или растрата" и "легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных незаконным путем". То есть по тем статьям, по которым судят Ходорковского и Лебедева.
Конечно, закон об отмене ареста знает некоторые исключения, однако, как объяснил "Коммерсанту" адвокат Вадим Клювгант, бывшие руководители "ЮКОСа" и "МЕНАТЕПа" под них не подпадают.
Стоит сразу обратить внимание на то, что вопрос о продлении или непродлении ареста Х&Л имеет исключительно символическое измерение: в соответствии с приговором по первому делу обоим обвиняемым все равно сидеть под стражей до 2011 года (хотя судья, например, выразил сомнения в том, что второй процесс закончится к этому сроку). Таким образом, подача протеста и объявление голодовки оказалось не попыткой выйти на свободу (об этом нет и речи), а "делом принципа".
Председателя правительства РФ Хамовнический суд решил на процесс не вызывать - равно как и Алексея Кудрина и Игоря Сечина. Зато свидетелями по делу Ходорковского и Лебедева станут министр промышленности и торговли РФ Виктор Христенко и глава Сбербанка Герман Греф.
Для Ходорковского, фигуранта самого знаменитого кафкианского процесса в истории РФ, голодовка - еще один акт борьбы против нелепости происходящего. Он уже пользовался приемами доведения до абсурда, предлагая прокурорам похитить нефть из трехлитровой банки, аналогично тому, как он сам, согласно обвинению, похитил 350 миллионов тонн нефти. Он интересовался ролью зеленых человечков в исчезновении нефти. Ходорковский даже вызывал в суд Владимира Путина, который, по заявлению экс-главы "ЮКОСа", знал с его слов о всех делах компании и, соответственно, несет ту же ответственность, что и сам Ходорковский. В свете всего этого желание заставить представителей закона уважать этот самый закон выглядит таким же экзистенциальным жестом.
Стоит отметить, что Ходорковский сразу назвал условия прекращения голодовки. Это не отмена продления ареста; подсудимый решил добиваться результатов не в конкретном, а опять, же, в символическом плане. Ходорковскому оказалось достаточно лишь того, что о его обращении к председателю Верховного суда, в котором говорится об избирательном применении норм закона судебными чиновниками, узнает президент Дмитрий Медведев. Посредниками как раз и должны были стать Вячеслав Лебедев или Элла Памфилова.
Ходорковский попросил внимания Медведева неспроста. Известно, что поправки в УПК о мерах пресечения обвиняемым в присвоении и отмывании были инициированы как раз президентом. Так вышло, что решение о содержании экс-главы "ЮКОСа" под стражей попало в чрезвычайно широкий контекст общественно-политических событий последнего времени. Это и либерализация уголовного и уголовно-процессуального законодательств, направленная, среди прочего, на уменьшение числа арестов, в частности - за счет подозреваемых по экономическим преступлениям. Это и реформа ФСИН, толчок к которой дала смерть за решеткой юриста Сергея Магнитского, а затем и подозреваемой в мошенничестве Веры Трифоновой.
Эта большая история изменений в современном обществе в одночасье пересеклась с другой большой историей - мытарствами "заключенного номер один". Ходорковский стал, таким образом, своеобразной лакмусовой бумажкой, благодаря которой мы узнаем, какая из двух тенденций перетянет.
Нельзя не отметить, что СМИ с радостью подхватили не это знаковое измерение протеста Ходорковского, а конкретно-бытовое. Источник "Интерфакса" во ФСИН сразу описал, что будут делать с Ходорковским после начала голодовки: поместят в одиночку, отберут продукты питания, станут ежедневно протоколировать состояние здоровья, взвешивая, измеряя давление и проводя анализы. Когда в моче Ходорковского появится ацетон (а это должно произойти спустя примерно 10 дней), к нему могут применить принудительное кормление. Позже информацию о голодовке в одиночной камере опровергли.
На этом фоне выглядит особенно поразительным, насколько молниеносно последовала реакция из Кремля и насколько она была точной. Уже на следующий день после объявления голодовки, вечером 18 мая, пресс-секретарь президента Наталья Тимакова заявила, что Дмитрию Медведеву известно о содержании письма Ходорковского. Таким образом, цель акции протеста была достигнута, и 19 мая Ходорковский объявил о прекращении голодовки.
Нельзя не отметить, что о реакции президента Медведева на письмо Ходорковского пресс-секретарь не сообщила. Неясно также, будет ли глава государства что-то предпринимать, или же его действия так и будут выглядеть просто жестом милосердия по отношению к голодающему заключенному. Однако уже очевидно, что в этот раз Михаил Ходорковский - не без помощи Дмитрия Медведева - одержал небольшую победу. Пусть и символическую.