«Я как маленькая белая роза посреди навозного поля» Лидер Swans Майкл Джира — о жизни, счастье и труде

18 марта 2013 года группа Swans даст концерт в клубе «Москва Hall». Swans была сформирована в Нью-Йорке в начале 1980-х. Экспериментаторское звучание, в котором встретились постпанк, нойз, фолк, индастриал и музыкальная мысль лидера Swans Майкла Джиры, принесло группе культовый статус. Она просуществовала до 1997 года, Затем проект распался и воссоединился только в 2010 году, с выходом альбома «My Father Will Guide Me Up a Rope to the Sky». В рамках турне в его поддержку Swans побывала в России в 2011 году. На следующий год группа выпустила альбом «The Seer», названный Джирой «юбилейным монументом тридцати годам провалов». Пластинка стала одним из главных событий 2012 года в музыке. Сейчас Джира и его группа везут новый материал в Москву. «Лента.ру» поговорила с музыкантом о том, чего ожидать российским фанатам.

На «The Seer» группа Swans звучит так, как еще никогда, пожалуй, не звучала. В чем разница между новыми Swans и старыми?

Это очень сложный вопрос, потому что трудно понять, с каким периодом «старых» Swans надо сравнивать новые. Наша группа всегда менялась и развивалась, при этом оставаясь Swans — но это вообще вопрос идентификации. Например, можно ли говорить о том, что человек в 2000 году и в 2010-м один и тот же, или нет? Ведь даже химический состав разный, не говоря о мироощущении, составляющих личности и прочем. Когда я решил возродить этот проект, моей задачей было написать новую музыку. Безусловно, отголоски прежних лет есть. Но Swans двигается вперед, и это самое главное.

Из-за этого вы стараетесь избегать старого материала на живых выступлениях?

Нам нет смысла играть старое. Концерты тура в поддержку «The Seer» у Swans длятся от двух с половиной до трех часов. Из них час занимает специально подготовленная программа из незаписанного и неопубликованного материала. Песни с «The Seer» тоже звучат не так, как на пластинке. Иными словами, каждый новый концерт у нас отличается от всех предыдущих. Не по плей-листу: песни могут повторяться, но аранжировки всегда другие. В результате достигается то, что я считаю главным во всем процессе: музыка постоянно эволюционирует, меняясь, развивается, одним словом, живет. Постоянные перемены делают то, чем мы занимаемся, интересным для нас — и, надеюсь, для публики.

То есть именно поэтому вы сразу после реюниона в 2010 году отправились в турне длиной, если я не ошибаюсь, в полтора года?

Да, только на самом деле тур в поддержку «My Father Will Guide Me Up a Rope to the Sky» длился не полтора года, а ровно 12 месяцев. До сентября 2011 года мы были на гастролях, а потом заперлись в студии дописывать «The Seer» — а после его выхода в августе 2012-го снова отправились в турне.

Тяжело было все эти 12 месяцев соблюдать на концертах режим «перманентной эволюции»?

Нелегко. Но я же для этого здесь, не так ли? К тому же перед весной 2013 года я взял четыре недели творческого отпуска. Сидел дома и придавал идеям, появившимся у меня за время гастролей, форму заготовок песен для будущего альбома. Надеюсь, в ближайшие год-два я найду время и для полноценной студийной работы.

На сегодняшний день последним релизом с вашим участием стал сборник пиратских, морских и разбойничьих песен «Son Of Rogue’s Gallery». Расскажите, как вас занесло к Деппу и Вербински?

Да, на этом сборнике я спел песню «Whiskey Johnny», она про моряка, который напивается в течение вечера. Если честно, я не очень хорошо помню обстоятельства создания этой записи, потому что она делалась лет пять назад или около того. Помню только, что от самого процесса я немного оробел — было очень непривычно ходить в студию и вместе с людьми, которых видишь впервые, работать над песней, которую никогда бы не догадался спеть. Хотя сама она очень хорошая, и вообще, жанр шанти мне кажется близким, так что итогом я доволен.

В России Swans ждали все 1990-е, однако более или менее приличная концертная инфраструктура здесь появилась уже после того, как группа распалась. А когда вы приехали в Россию после реюниона, в 2011 году, уже в целом мире сменились правила музыкальной игры. На всех уровнях — от распространения билетов до написания песен и доведения их до слушателя. Это поменяло и собственно музыку, а тенденции таковы, что представить путь ее развития стало почти невозможным. Как по-вашему, в чем будущее альтернативной музыки? Какую идеологию стоит избрать музыкантам ее направлений?

Я не могу говорить о будущем альтернативной музыки, так как не связываю с ее настоящим группу Swans. Она никогда не считала себя и не была частью какой-либо сцены, тусовки или объединения. Нашу музыку трудно приписать к какому-то жанру даже тем, кто любит этим заниматься. Мы сами по себе и не включены в какой-то процесс.

То же относится и к идеологии. Я не могу ничего посоветовать другим артистам, так как все ценности, которыми я обладаю, заключены в музыке, которую пишу. Говорить словами о них заведомо неправильно. Мне, боюсь, трудно дать на этот вопрос иной ответ.

Но он вполне тянет на рецепт, которым можно воспользоваться.

Да, конечно. Но даже то направление, куда пойдет Swans, у меня описать не получится. Это не про слова, конечно, но дело в том, что я сам этого не знаю. Мы пишем музыку так: я подолгу сижу один с акустической гитарой, делая наброски композиций. Некоторые из них я затем приношу в студию, и мы вместе с группой и другими музыкантами придумываем аранжировки — песня готова для записи. Но некоторым композициям мы разрешаем взрослеть дольше. Взяв готовую песню под акустическую гитару, мы исполняем ее перед публикой, каждый раз поворачивая ее по-новому, наделяем ее жизненной силой — и она растет.

И именно этот процесс определяет, какой будет потом пластинка. Пока все идет к тому, что следующий альбом продолжит дух «The Seer»: на нем будут более разнообразные, чем прежде, оркестровки, бесконечный зацикленный грув, такой же убедительный, как у Джеймса Брауна или Фелы Кути (хотя, конечно, похожего звучания не будет), более мягкая, пожалуй, подача. Но все это мелочи, не дающие большой картины.

А вы могли бы написать альбом «дистанционно», по почте обмениваясь с соавторами фрагментами композиций, как это делают, скажем, Брайан Ино и Дэвид Бирн?

Не думаю — неинтересно. Я лидер группы, и, конечно, я определяю какие-то базовые направления — к примеру, для «The Seer» Джарбо под моим руководством записала свои партии отдельно от коллектива и прислала их по почте. Тем не менее я предпочитаю работать с живыми людьми, чтобы в музыку попали части их личностей и их тепло. Мне очень нравится физическое присутствие в группе, ощущение телесности звука — без этого песни кажутся мне выхолощенными.

Во время тура в поддержку «My Father Will Guide Me Up a Rope to the Sky» мы записали концертный альбом. Такой же альбом будет выпущен и к «The Seer». К нему будет прилагаться диск с моими сольными версиями песен с пластинки. Не демо, но все равно я их не считаю чем-то законченным или самостоятельным — просто я хотел дать слушателям почувствовать, что получают песни во время каждого нового живого исполнения, как идее придается плоть.

А в дальнейшем вы вернетесь к сольной карьере и сайд-проектам?

На повестке дня пока этого нет. Сольной деятельностью пока заниматься не хочется, а на Angels of Light попросту нет времени, все посвящено Swans. Думаю, я еще нескоро вернусь к этому проекту.

А снова заняться литературой не хотите? (Майкл Джира — автор двух сборников рассказов, один из которых, «Потребитель», был издан и в России)

Литература... То, что «Потребителя» в свое время перевели на русский язык, очень многое для меня значило. Но нет, не могу, извините, нет времени!

Я спрашиваю о вашей сторонней деятельности, потому что сейчас, говоря о работе со Swans, вы производите впечатление абсолютно счастливого человека, который счастлив самим процессом труда. Это так?

Счастлив ли я? Я чувствую себя маленькой белой розой посреди навозного поля. Но для меня действительно работа является тем, что определяет личность. Найти занятие, в котором человек может полностью раскрыть себя, подарить миру то, что в нем миром было заложено, — это самое прекрасное, что может произойти с человеком за отпущенное ему короткое время. Я работал в огромном числе мест, которые искренне ненавидел. И я благодарю судьбу, что я научился зарабатывать на жизнь музыкой — тем занятием, для которого появился на свет. У меня есть друг, он работает плотником. Он тоже нашел свое место в жизни и счастлив своей работой, хотя я бы с ним не поменялся. Очень хотелось бы, чтобы как можно больше людей нашли то дело, к которому они предназначены, то, чем бы им нравилось заниматься. Жизнь — это борьба, обстоятельства надо подчинять себе. Если не идти у них на поводу, можно стать счастливым человеком.

В некоторых странах, к сожалению, обстоятельства часто бывают слишком сильны.
Я считаю, воля есть — все достижимо. Я бы хотел пожелать русскому народу найти возможность выражать свою волю.

В Россию помимо Swans уже привозили Death In June, Sol Invictus, Dead Can Dance, Бойда Райса, Current 93, Soap and Skin. При этом и без того немалое число российских любителей индастриала, нео-фолка, дарк-эмбиента и вообще мрачной жесткой экспериментальной музыки постоянно растет — по крайней мере по ощущениям. Это с нами что-то не так?

Возможно, это клише, но русские считаются очень эмоциональными, меланхоличными, но в то же время суровыми людьми. Мне кажется, они тяготеют к тому, что ведет вглубь. Русская душа очень глубока.