«Некая понятая в высшем смысле бездомность» Поэтическую премию «Различие» присудили Фаине Гримберг

19 марта в Москве в первый раз была вручена поэтическая премия «Различие», учрежденная четырьмя поэтами и критиками из литературного поколения 2010-х годов. Основатели поставили своей целью обратить внимание на разнообразие творческих подходов, «противостоящее шаблонному без-различию» и являющееся «необходимым условием существования поэзии»; премировать они намерены авторов, практикующих «поэзию как исследование». Первым лауреатом стала Фаина Гримберг: ее книгу «Четырехлистник для моего отца» члены жюри предпочли сборникам стихов Василия Бородина, Дины Гатиной, Станислава Львовского и Марии Степановой. «Лента.ру» публикует речи основателей премии и членов жюри Кирилла Корчагина и Льва Оборина, в которых объясняется выбор лауреата.

Кирилл Корчагин:

Мне особенно приятно, что первым лауреатом нашей премии стала Фаина Гримберг — с моей точки зрения, ее поэзия полностью соответствует тем ориентирам, что мы ставили перед собой. Напомню, что нас интересовала не просто «хорошая» поэзия, а та поэзия, которая исследует границы языка, мира, человека. Мне дорога идея, что поэзия выполняет ту же задачу, что и фундаментальная наука — позволяет лучше понять окружающую действительность, внимательно приглядеться к ней и осознать, что она вовсе не то, чем кажется на первый взгляд.

Фаина Гримберг — автор старшего поколения, принципиально державшийся в стороне от каких-либо литературных институций. По возрасту (1951 год рождения) она могла бы быть своей в «неофициальной литературе», но в силу разных причин этого не случилось. На протяжении последних тридцати лет Гримберг писала не только поэтические тексты, но также исторические и фантастические романы, и мне кажется, что этот опыт всматривания в историю оказался важен и для ее поэзии.

Если говорить о Гримберг как о поэте, то важно не забывать о том, что это поэт огромной эрудиции: насколько я понимаю, еще в университете Гримберг начала профессионально заниматься историей Балкан и вообще Восточной Европы, и трагически неоднозначное существование этих территорий, где переплетались самые разные языки и народы, стало едва ли не основной темой ее поэзии. Балканы — это модель всего мира: взаимоотношения между населяющими эти области народами, которые, как всем хорошо известно, далеки от идеальных, позволяют понять, что именно происходит с человеком, когда он сталкивается с чем-то другим, непривычным и чуждым. Но в то же время он вынужден день за днем сосуществовать с этим другим, хотя ему кажется, что вот-вот оно проглотит и его дом, и его семью и заживет в свое людоедское удовольствие. Это жизнь, которая возможна только в эпических координатах, здесь как будто нет места для чего-то индивидуального, личного. Вернее, оно присутствует, но только в рамках «большого» эпического времени, для которого это личное оказывается лишь частью более общих исторических закономерностей.

Именно об этом, с моей точки зрения, и рассказывает поэзия Фаины Гримберг. В ее текстах действуют различные персонажи, отношения между которыми подчас довольно запутанны, а времена и страны, в которых происходит действие, смешиваются друг с другом, и все это доказывает, что история одинаково трагична, в каких бы декорациях она ни осуществлялась. Более того, что трагедия и есть сущность истории. И если возвращаться к ключевой для нашей премии идее о том, что поэзия — служба понимания, то Фаина Гримберг помогает читателю заглянуть вглубь машины истории и осознать, что именно приводит в движение эту машину и какова цена этого движения.

Гримберг посчастливилось открыть уникальную поэтическую форму, которая как нельзя лучше подходит для решения этой задачи: воздушная громада ее стихов заполняет всю страницу, а ритм следует малейшим нюансам интонации. Каждый ее поэтический текст — это густонаселенное эпическое полотно, по которому странствует герой-трикстер (его часто зовут Андрей Иванович), не привязанный ни к какому конкретному месту и ни к какой конкретной культуре. Это отсутствие связей позволяет ему проходить сквозь времена и культуры так, как проходит нож сквозь масло, и показывать своим примером, что только скитание и некая понятая в высшем смысле бездомность дают возможность посмотреть на движущие силы истории со стороны и понять что-то важное относительно человека и его места в мире.

Лев Оборин:

Премия «Различие» отмечает книги, где поэзия становится исследованием, но если много бросаться этой фразой, она потеряет смысл. Фразу нужно доказывать. Мы планируем сделать это в будущем сборнике статей, но какие-то слова о нашем лауреате можно сказать уже сейчас.

В этом году в шорт-листе оказались книги очень разные — вероятно, по-другому не могло быть. Выделять основные черты поэтик — опасное занятие, потому что поэт совсем не обязан бить в одну точку и полностью посвящать себя одной проблематике. Но премия «Различие» в этих текстах отмечает то, что входит в область ее интересов, — поэтому, огрубляя и прося прощения у авторов, можно сказать: Василий Бородин проверяет на прочность возможности традиционной метрики, удачно сочетая этот формальный эксперимент с тематикой неочевидного, интимного, мгновенного; у Марии Степановой фольклорная архаика и балладный стих дают неожиданный сплав, позволяющий со «смещением взгляда», обновлением описательных приемов говорить о современности; Станислав Львовский бескомпромиссно ищет возможность независимого социального анализа; Дина Гатина переходит — и одновременно рефлексирует на тему этого перехода — от фонетического импрессионизма своего раннего письма к работе с «прямым высказыванием». Несмотря на то что количество книг в шорт-листе совпадает с количеством членов жюри, этот список — плод консенсуса, и за бортом, увы, осталось несколько ярких имен. За победу книги Фаины Гримберг «Четырехлистник для моего отца» высказалось большинство участников.

Часть моих соображений о поэзии Гримберг раскрыта в мини-рецензии на ее книгу в журнале «Воздух» (в печатном варианте рецензия оказалась ошибочно подписана чужим именем); постараюсь — наметкой — расширить эти соображения. То, что делает Гримберг, невероятно смело. Ее тексты — глубоко личностное погружение в историю мировой культуры, конструирование утопического времени и пространства, где лирическое «я» получает очень большую роль. «Утопическое» — не означает, что здесь нет смерти и страдания (см. завершающий книгу цикл о самом важном для Гримберг поэте — Вийоне, написанный частью от лица самого Вийона, частью от лица его дочери; или стихотворение «Вариант рабфака»). Важнейшее для Гримберг — проживание «общей» истории как частной, своей: она может переносить героев в свое время или сама переноситься к ним, становиться монгольской принцессой, раскапываемой археологами, или — не без иронии, конечно, — представлять историю государства Россия как историю маленького, наивно-жестокого ребенка. Наполнить историю своими идеальными людьми, такими как сквозной герой ее произведений, многоликий Андрей Иванович, и идеальными местами, такими как город Русский Брюгге, — значит по-новому посмотреть не только на содержание истории, но и на отношение к ней. Поэзия Гримберг исследует проблематику личного деятельного вовлечения в историю и культуру, любви к ним, возможность спора с тем, что, казалось бы, давно отжило.

Гримберг совершенно не похожа на Маяковского; телефонные разговоры с Пушкиным или спасение Вийона из тюрьмы — на первый взгляд, предприятия из той же области, что беседа с Пушкиным в «Юбилейном», но никакого выпячивания своего сверхценного «я» у Гримберг нет; «я» для нее — инструмент, если угодно, сострадания. На мой взгляд, для критика интерес поэзии Гримберг в том, что в связи с ней приходится вводить категории, почти непредставимые в современном критическом дискурсе — осмыслять категории нежности и сострадания.

Разумеется, отдельного разговора — который, я надеюсь, будет поднят в сборнике статей, — заслуживает то, что Гримберг делает с поэтической формой. Пишущие об этом поэте часто не знают, что такое ее тексты — поэмы (для такого предположения есть все основания) или «большие стихотворения». Гримберг разрабатывает особую просодию: длина строк здесь не нормирована, что приближает ее стихи к прозе, но не так, как об этом мечтал, например, Сергей Нельдихен: Гримберг сохраняет рифму. Разговоры о движении прозы и поэзии навстречу друг другу в последнее время ведутся особенно часто, и Гримберг — один из выразителей этой тенденции «со стороны поэзии». В ее стихах часты нарративы, и потому ее можно было бы включить в число «новых эпиков», но совершенно ни на кого не похожее и активное поэтическое «я» не позволяет этого сделать. Таким образом, Гримберг — поэт, не встроенный ни в какие привычные рамки, верно следующий своей мелодике и подходящий к огромной проблеме с уникальным инструментарием. Что, разумеется, полностью соответствует установкам «Различия».