«Массовых беспорядков там не было» Интервью с бывшим генпрокурором Юрием Скуратовым о «болотном» деле, Листьеве и Навальном

Бывший генпрокурор России Юрий Скуратов уверен, что убийство журналиста Владислава Листьева все еще можно раскрыть, поэтому необходимо возобновить расследование дела. По мнению Скуратова, сперва требуется допросить гендиректора Первого канала Константина Эрнста, который в интервью журналисту Евгению Левковичу якобы назвал заказчиком преступления предпринимателя Сергея Лисовского. В беседе с «Лентой.ру» Скуратов, лично контролировавший в 1990-е дело Листьева, заявил, что следствие в России вообще работает практически только по подсказке власти.

«Политический фактор по-прежнему важен, и это плохо, так как [это] ведет к выборочному правосудию», — говорит Скуратов. Именно политика, по его мнению, мешает раскрытию убийств, в причастности к которым подозревают главу Чечни Рамзана Кадырова (речь идет о гибели Сулима и Руслана Ямадаевых, Анны Политковской и Натальи Эстемировой). Бывший генпрокурор напоминает, что правоохранительные органы заинтересовались деятельностью бизнесмена Бориса Березовского только в тот момент, когда олигарх стал оппозиционером.

Вот и сейчас самые громкие дела против оппозиции — «болотное» дело и уголовное преследование Алексея Навального — носят, по мнению Скуратова, политический характер. «Да, конечно, административное законодательство они нарушили, но массовых беспорядков там не было, и это уже насилие над этой статьей», — говорит о «болотных узниках» Скуратов. Все российское общество понимает, что «болотное» дело — это показательный политический процесс, цель которого — «жесткими методами поставить на место оппозицию», полагает Скуратов.

«Лента.ру»: Вы недавно заявили, что убийство Владислава Листьева можно раскрыть.

Юрий Скуратов: Я сказал, что у Следственного комитета есть все основания отменить постановление о приостановлении дела и возобновить расследование. Дело ведь никуда не делось, собрано очень много разноплановых доказательств, была проведена реальная, а не показушная работа. Это дело стало знаковым, оно покажет жизнеспособность нашей правоохранительной системы — что она работает не только за взятки или на основании политических решений.

Эту очень важную для дела информацию дал человек [гендиректор Первого канала Константин Эрнст], который хорошо знал Влада, который работал длительное время на ОРТ и продолжает работать, который достаточно хорошо информирован.

Но сам-то он отрицает, что говорил это.

Он отрицает, но, наверное, журналисты тоже не идиоты, они же не могли просто это придумать. Естественно, что в этом случае следствие должно допросить и того, и другого. Пусть Эрнст тогда скажет следствию, что этого не говорил, проведут очную ставку и выяснят, кто из них лжесвидетельствует. Это довольно просто, поэтому меня удивляет позиция СК, который пока что набрал в рот воды и молчит. Видимо, Эрнст включил свои какие-то рычаги.

Удивляет и некая пассивная реакция журналистов на это. То они душили всех нас, говорили, как важно раскрыть убийство их коллеги, устраивали разного рода демарши, а здесь — в случае, когда можно возобновить работу и достичь результата, — реакция на эту сенсацию по меньшей мере скромная. Надо сказать, что, когда мы их допрашивали по делу Листьева, они многое утаивали и умалчивали.

Так является ли именно бизнесмен Сергей Лисовский заказчиком?

Эта версия наряду с другими отрабатывалась в рамках уголовного дела. Для нас она не является новой. Но есть такие понятия, как тайна следствия и презумпция невиновности, поэтому я не могу вам сейчас рассказать о том, чего достигло следствие, так как еще есть шанс довести его до конца.

А Борис Березовский, по-вашему, к этому делу не причастен?

Его роль в этом деле была достаточно непростой. С одной стороны, мы не добыли доказательств, чтобы сказать, что он был организатором или заказчиком, но, с другой стороны, налицо, что он воспрепятствовал проведению обыска по горячим следам, что нанесло ущерб расследованию. Приснопамятный Литвиненко под угрозой оружия, будучи работником ФСБ, не пустил других оперативников для проведения обыска, а потом уже были звонки со стороны высокопоставленных чиновников МВД, Генпрокуратуры и правительства России. Второе: Березовский до определенного предела скрывал информацию, что накануне убийства виделся с Владом в «ЛогоВАЗе», и только следственным путем нам удалось добыть эту информацию. Тогда он признался, что такая встреча была. Сквозило явное нежелание говорить правду, и была явная убежденность, что Березовский недоговаривает по поводу того, что он знает и каким объемом информации располагает.

В-третьих, его демонстративный отъезд в день убийства. Я думаю, что он был информирован об этой ситуации, но непосредственного участия в ней не принимал.

Думаю, что Борис Абрамович в оставленном архиве не обошел вниманием этот важный для политической истории эпизод.

Березовского часто обвиняют в различных заказных убийствах 1990-х годов. Как вы оцениваете его роль?

Борис Абрамович действовал в криминальном поле, а убийства тогда активно использовались для решения разного рода вопросов политиками, уголовниками и главным образом бизнесменами. Конечно, многие этапы его деятельности сопряжены с убийствами, и из фильма «Березовский» все это очевидно. Ясно, что многие вещи без его участия не проходили и его сопровождали смерти.

Другое дело, что Березовский был такой фигурой, что имел большое влияние на президента и Татьяну Дьяченко. Он очень активно дружил с представителями правоохранительных органов. Люди за счастье считали общаться с ним, и кроме прокуратуры против него по существу никто не работал. Это потом, когда он уехал, испортив отношения с нашим политическим руководством (смеется), много желающих нашлось пинать дохлого льва. Когда Березовский стал открытым оппозиционером, был дан ход расследованию многих дел, а раньше все было по-другому, и многие вещи прокуратура не смогла поднять, так как наши доблестные спецслужбы далеко не все нам давали из того, что у них было.

Вы сами сказали, что по Березовскому началась работа, только когда он стал оппозиционером. У нас, получается, только против оппозиции дела ведутся?

Любое обобщение чревато ошибкой, но то, что есть политическая позиция руководства страны, соответствующий фон и акцент активно влияют на деятельность правоохранительных органов, — это факт. Вот Владимир Владимирович съездил в Сочи — видимо, ужаснулся масштабам воровства, и начали работать по [бывшему председателю совета директоров ОАО «Курорты Северного Кавказа» Ахмеду] Билалову, хотя и до этого знали, как там воруют. Политический фактор по-прежнему важен, и это плохо, потому что правоохранительные органы должны без подсказки власти работать. Это показатель слабости нашей системы, путь к выборочному правосудию. Бывают приятные исключения: по Сердюкову, я думаю, все же отмашки сверху не было, и какое-то расследование проводится.

В интервью «Известиям» официальный представитель СК Владимир Маркин сказал, что до дела Навального у следователей руки бы дошли нескоро, если бы он так сильно не светился и власть не критиковал...

Это признание, конечно. Мы же знаем, что по «Кировлесу» проводилась следственная проверка, и было принято решение об отказе в возбуждении дела. Посмотрим, что они ему предъявят, но по тому, что мы видим, работа с оппозиционерами — это, безусловно, часть политической конъюнктуры. Я предметно его дело не знаю, только по отрывочным моментам, но для меня налицо наличие в нем политической составляющей.

А как вы оцениваете «болотное» дело?

Мне кажется, там вообще нет состава массовых беспорядков. По квалифицирующим признакам все это должно было сопровождаться погромами и поджогами. Нужно еще расследовать деятельность органов внутренних дел. Почему произошло так, что изменили место прохода, почему сузили его, ведь были планы проведения мероприятия со стороны МВД. Надо посмотреть, кто виноват в этой ситуации, они ведь своими действиями сами спровоцировали это. А обстановка была накалена, и любые действия рождают неадекватную реакцию. Да, конечно, административное законодательство они нарушили, но массовых беспорядков там не было, и это уже насилие над этой статьей.

Это показательный политический процесс?

Сам Маркин это фактически признал, и все общество это понимает. Цель — жесткими методами поставить на место оппозицию.

Вы бы такое дело не завели?

Я умел отговаривать президента и других руководителей от непродуманных действий. В частности, была в свое время идея разгона Государственной Думы. С [бывшим главой МВД Анатолием] Куликовым мы заняли четкую позицию, и хотя Ельцин все для себя решил уже, согласился с нами. А сейчас, видимо, не хватает, люди действуют по принципу «чего изволите», у них нет собственной позиции или они стесняются ее обнародовать и отстоять. Даже когда принималось решение забрать у прокуратуры следствие, руководители Генпрокуратуры открыто не возражали, хотя речь шла о колоссальном ударе по прокурорской системе.

Глава Кировского суда заявил, что если дело дошло до суда, то оправдательный приговор уже и незачем выносить, ведь у нас система так работает, что все дела без состава развалятся до суда.

Это абсолютно ущербный подход. Есть логический прием доведения до абсурда, и тогда можно договориться до того, что суд вообще не нужен. Должны быть решения, которые опровергают то, что следствие наработало. Если суд смотрит не свежим взглядом, а замутненным глазом правоохранителей, то зачем (смеется) тогда суд нужен? Пусть следствие все решает?

Да, конечно, оправдательный приговор — неприятная вещь. Я сам как руководитель прокуратуры всегда огорчался и спрашивал со своих. Но каждый должен своим делом заниматься, и суд не должен быть управляем правоохранительной системой, не должен быть заражен обвинительным уклоном.

Хотя объективности ради надо признать, что у нас не может быть большого числа оправдательных приговоров, как на Западе, потому что у нас очень продолжительное и кропотливое предварительное следствие. На Западе прокуратура в течение недели передает в суд поступившие материалы, там судебное разбирательство по существу является главной формой оценки доказательств. У нас судебное следствие не такое продолжительное, и, в общем-то, вполне закономерно, что чаще всего суд соглашается [со следствием], но это не значит, что не может быть злоупотребления со стороны следователей.

Как вы относитесь к инициативе Рамзана Кадырова не выпускать бывших чиновников за рубеж?

Я считаю, что это абсолютная крайность. Если они захотят продать родину, они и так успешно ее продадут. Более нормальной мне кажется практика западных стран, когда человек, покинувший госдолжность, не имеет права воспользоваться служебной информацией в течение 10 лет.

И вообще, это иллюзия людей, слабо понимающих правоохранительную систему, что нужно ужесточать наказание. Мы же знаем, что это зачастую не дает эффекта.

У нас в Госдуме по-другому думают.

У нас Госдума особенная, она еще совсем недавно не была местом для дискуссий, и эти родимые пятна капитализма до сих пор не изжиты (смеется), несмотря на некую либерализацию.

Вы говорите, что по Листьеву известны заказчики преступления, а это по всем преступлениям так? Ведь убийства журналистов Натальи Эстемировой, Анны Политковской, Пола Хлебникова до сих пор не раскрыты.

Я дело Листьева знаю неплохо, так как лично контролировал расследование. Но картина, конечно, разная. Где-то следствие по каким-то политическим моментам затормаживается, хотя там есть все основания для раскрытия, а где-то есть объективные препятствия или просто не легла карта.

Того же Кадырова обвиняют во многих преступлениях — убийствах Сулима и Руслана Ямадаевых (бывший командир батальона «Восток» и депутат Госдумы соответственно), Политковской, Эстемировой.

Я думаю, что там просто не дали до конца довести некоторые дела, хотя это сделать можно было. Просто здесь надо учитывать особую ситуацию в Чечне, где некоторые вещи решаются с учетом политического фактора.

То есть надо подождать, пока он, как Березовский, уедет в Лондон?

(Смеется.) Он, наверное, не уедет, иначе бы он свою идею [о запрете бывшим чиновников на выезд за границу] не продвигал.