Ракушечник уже не вернешь Чем стал «Гоголь-центр» за три месяца

«Гоголь-центр» открылся на месте бывшего Театра имени Гоголя в феврале 2013 года. Открытие было концептуальным и трогательным: одним из перформансов стало экранное появление старожилов театра, чьи лица в основном были плохо знакомы тем, кто в качестве гостей в этот вечер пришел в театр. Костяк труппы составили актеры «Седьмой студии» Кирилла Серебренникова — молодые, самоотверженно любящие своего мастера и готовые на любой аттракцион, от бокса, как в недавних «Братьях», до остроумной игры на вертикальной стене, как в «Митиной любви». Двумя другими резидентами, помимо «Седьмой студии», стали Soundrama Владимира Панкова, до сих пор не имевшая собственного дома, и костромская танц-компания «Диалог Данс».

Очистив пространство бывшего театра Гоголя от ракушечника и советских клетушек, Серебренников вместе с художницей Верой Мартыновой открыл публике истинную фактуру бывшего Театра железнодорожника, с его красно-кирпичными стенами и металлическими перекрытиями. К новому дизайну и новой начинке моментально потянулась и новая публика — и «Гоголь-центр» на глазах превращается в популярное место для «креативного класса».

Открытие «Гоголь-центра» происходило на фоне бесконечных скандалов, связанных и с бунтом старой труппы против нового худрука, и с доносами, и с проверками на предмет экстремизма «Отморозков», поставленных Серебренниковым по повести Захара Прилепина «Санькя». Отчасти для того чтобы утихомирить недовольных, отчасти для красоты жеста и преемственности поколений (хотя факт уже свершился, и ракушечник не вернешь), старую труппу занимают в спектаклях, выводя в качестве детей в «Елке у Ивановых» или персонажей второго плана в «Братьях». От старого театра остались указатель при выходе из метро «Курская», ведущий в узкую кишку перехода, рекламная «стела» с логотипом театра имени Гоголя и старой афишей и часть внутренних помещений, утыкающихся в окошко кассы с расписанием выдачи зарплаты. Крохотное окошко с деревянным карнизом, умащенным руками многих поколений работников театра, с удивлением фотографировали иностранные гости «золотомасочной» программы Russian Case, когда им показывали не отремонтированные закутки бывшего театра Гоголя. Кусочки ушедшего быта свидетельствуют о такой же разнице между прошлым и настоящим, как бывает при превращении коммуналки в квартиру с евроремонтом. Но еще в ошметках прошлого, как в клоповниках посреди евро-рая, осталось дыхание жизни, быть может, устрашающей воображение «новой интеллигенции» или даже презираемой ею, но все же реально существовавшей. Этот «консерв» претендует на жизнь после смерти так же, как документ времени — на хранение в архиве.

В феврале публику познакомили с резидентами «Гоголь-центра» и выпустили «Митину любовь» молодого режиссера из Риги, ученика Льва Додина, Владислава Наставшева; в марте здесь прошла «Диверсия» — фестиваль дуэтов современного танца, вышла «Елка у Ивановых» другого молодого режиссера, Дениса Азарова; в апреле театральным дебютом кинорежиссера Алексея Мизгирева — «Братьями» по переписанному новодрамовским драматургом Михаилом Дурненковым сценарию фильма Висконти «Рокко и его братья» — запустили большую сцену. До конца сезона выйдут «Русская красавица» по Виктору Ерофееву и «Идиоты» по одноименному фильму фон Триера авторства самого Серебренникова.

Все эти спектакли, сделанные в стилистически разных манерах и осваивающие разные пространства «Гоголь-центра», удовлетворяют главному критерию — быть «не-туфтой» для новой интеллигенции, о которой говорит в интервью худрук площадки. У целевой аудитории такого мультикультурного (а в «Гоголь-центре», кроме спектаклей, есть книжная лавка, лекции про искусство и концерты) кластера есть потребность прийти туда, где гарантировано определенное качество и окружение. Качество не только как «хорошее или плохое» (так можно и в Малый театр пойти), но в стилистически окрашенном смысле, когда по штрих-коду товара зритель опознает, годится ему это искусство или нет. Дело также и не в деньгах — билет в партер Малого или бутерброд в буфете Маяковки может стоить дороже, чем еда в кафе «Гоголь-центра», общего для публики и персонала, как во многих европейских театрах. Дело именно в формате и ожиданиях — в «Гоголь-центр» пришли те, кто с облегчением сказал: «Наконец-то есть место, куда можно сходить в театр». Место — как городская среда определенного толка, meeting point тебе подобных.

Сцена из спектакля «Отморозки»

Фото: официальный сайт «Гоголь-центра»

«Гоголь-центр», как его ни хвалят и ни будут хвалить именно за творческую политику, — в первую очередь, продукт отлично работающей маркетинговой стратегии. Имиджевую нагрузку здесь выполняют молодые люди в форменных красных футболках, радушно встречающие зрителей в гардеробе и звонящие в гонг перед началом спектакля; функционально-удобные прямоугольнички репертуарного расписания на месяц — как в берлинском Шаубюне; открытое фойе, где нет бабушек с программками; фигурки великих театральных — от Мейерхольда до Гротовского. Это пространство, безусловно, удовлетворяет вкусам «новой интеллигенции» или — молодой прослойки московского креативного класса, привыкшей к лофтам современного искусства больше, чем к театрам «с колоннами».

Собственно репертуар «Гоголь-центра», в активе которого уже три новых спектакля и на очереди — еще два, строится по принципу свободы выбора. Ограничений пока нет — сегодня в афише работы молодых режиссеров и реализация программы по переводу киносценариев на язык театра. И то, и другое лежит в области налаживания коммуникации с новой аудиторией. Старая публика — та, которая по билетам или по льготным удостоверениям ходила в театр Гоголя, — сюда больше не суется. Команда «Гоголь-центра» говорит welcome и старой, и новой, но очевидно: социальный состав аудитории театра изменился. Прекраснодушие здесь ни к чему: у той, льготной категории всегда были и есть огромное количество «кластеров» с колоннами, куда хипстеры нос не совали. В «Гоголь-центр», несмотря на вечер Утесова (устроенный в память о том, что именно в Театре железнодорожника певец играл свою театральную роль), не пойдут зрители условного горьковского МХАТа — им тут будет страшно, потому что одиноко.

Публике же новой предоставлен разнообразный спектр «услуг»: в бунинской «Митиной любви» их обогреют сентиментальной свежестью молодых актеров; в обэриутской «Елке у Ивановых» с ними сыграют в странную завораживающую игру; в «Братьях» покажут романтическую историю покорителей большого города, о бедах которых «новая интеллигенция», конечно, печется, но не очень с ними знакома. «Русская красавица» априори манит сексом, а «Идиоты» — веселой разнузданностью раннего Ларса фон Триера. «Гоголь-центр» — идеальное предложение, сделанное Серебренниковым Москве. Здесь нет подвального антуража Театра.doc, нет пафосной тесноты «Практики», здесь уютней и светлей, чем на «Платформе». В перечисленные места «новая интеллигенция» тоже ходит, но именно в «Гоголь-центре» она почувствует себя в безопасности и среди своих, которых к тому же не пятьдесят человек, а в разы больше.

Когда на месте всех бывших фабрик, трамвайных депо и ферм обустроили культурные центры, некому и негде больше шить резиновые тапочки фирмы «Скороход». Современное искусство, в его мейнстримном варианте, становится настоящим кластером, куда можно всегда сбежать от страшной действительности. Удобно всем — и тем, кто сбежал, и тем, кто предоставил такую возможность. В идеале же это должно устроить и тех, кого огорчает такая культурная политика, — ведь справедливости ради стоит заметить, что свои кластеры у новых креативщиков появились совсем недавно и на месте не жизненно важного трамвайного депо, а убитого ракушечником и долгосрочной выработкой туфты места.