2012 год оказался переломным для новаторов в мире образования. Открытые онлайн-курсы, обозначаемые акронимом MOOC, трансформируют как школьное, так и высшее образование, создавая невероятное количество новых возможностей для одних участников образовательного процесса и суля огромные проблемы другим. Дивный новый мир стучится в нашу дверь. Россия же, кажется, оказалась обезоруживающе не готова к тому, чтобы стать его частью.
Сказать, что российскую систему образования в последний год лихорадит, — значит не сказать ничего. Смена руководства в профильном министерстве, скандалы с диссертациями, такие спорные инициативы, как попытка создать единый учебник по истории, и многое другое обнажают прежде всего ее негибкость, неприспособленность к внедрению инноваций, зависимость от политических элит и сформулированных ими идеологических конструкций. Достаточная степень отстраненности от мирового рынка образования приводит не только к низкому уровню конечного научного продукта, но и к банальной неспособности системы конкурировать на международном рынке и, понятное дело, определять новые тенденции.
В 2012 году из властной риторики практически исчезла «модернизационная» повестка дня, зато все чаще слышатся речи, украшенные консервативно-охранительной лексикой. И вот уже «представители общественности» предлагают какой-то период вообще не «учить иностранным языкам, чтобы люди не уезжали из страны». Но инновации, в том числе в образовании, процветают именно тогда, когда эффективность и стремление к совершенству вознаграждаются, а предполагаемые выгоды кажутся новаторам более привлекательными, нежели маячащие на горизонте риски.
Президент Владимир Путин, требуя создания единого учебника по истории для разрезанной на лоскуты страны, исходит из понятной и вообще-то верной предпосылки — сфера образования для России сегодня является ключевой. Социализирующую роль, которую играет образование, нельзя переоценить, ведь ни один другой институт в современной России более не способен интегрировать в общество те самые «духовные скрепы», отсутствие которых не на шутку волнует Кремль.
В ближайшие годы власть будет лишь усиливать влияние на отечественную систему образования, что с равным успехом может привести как к дальнейшей деградации этой самой системы, так и к обратному результату. В любом случае тот или иной сценарий развития этого сектора окажет прямое и, возможно, решающее влияние на будущее России.
Все ключевые субъекты образовательной политики в России сегодня занимаются проблемами, которые надо было решать еще вчера, а мировые тренды они если и фиксируют, то оставляют на периферии сознания. Но споры вокруг фальшивых диссертаций оказываются бесполезной тратой времени, когда весь мир обсуждает вопрос о том, как ряд инноваций в образовательном процессе и способах (прежде всего технологических) «доставки» знаний меняют ландшафт мирового образования. Речь идет о размещенных в открытом доступе в Сети учебных курсах (для их обозначения используют аббревиатуру MOOC — Massive Open Online Courses) как от ведущих университетов мира, так и от отдельных гениев, самостоятельно разрабатывающих учебные программы для десятков миллионов студентов.
Ведущие университеты мира, прежде всего из США, включились в глобальный эксперимент по исследованию и одновременному переформатированию рынка образовательных услуг с такой яростью, что их коллеги из университетов второго эшелона бьют тревогу, а студенты по всему миру получили возможность слушать лекции, качество которых на голову выше тех, что предлагают их собственные школы и университеты. Для того, чтобы приобщиться к революции в образовании (а именно так именуют происходящее сами авторы образовательных интернет-пакетов), достаточно знать английский и оплатить доступ в интернет. И вот уже десятки тысяч человек изучают объектно-ориентированное программирование, сотни тысяч слушают курс «Введение в финансы», миллионы проходят алгебру, восполняя пробелы в своем школьном образовании.
Что такое MOOC?
Западная пресса впервые обратила внимание на MOOC в 2011 году, когда Себастьян Трун, профессор из Стэнфорда, с успехом прочел в интернете бесплатный курс об искусственном интеллекте. Студентами Труна стали 160 тысяч человек из 190 стран. Вслед за экспериментом Труна университеты в США начали один за другим участвовать в создании MOOC, надеясь, видимо, в конце концов заработать на новой волне. И есть все основания полагать, что MOOC не являются данью цифровой моде, а являются предвестниками структурного изменения образовательного процесса.
До последнего времени онлайн-курсы представляли из себя «кальки» с традиционных университетских курсов — небольшое число участников, обеспечивающее коммуникацию между инструктором и учащимися, плата за услугу, а взамен — подтверждающий квалификацию сертификат о прохождении курса. Некоторые вузы на подобных программах выстраивают целые полувиртуальные кампусы. Великобритания, к примеру, объединила все подобные курсы под брендом «Открытый университет Лондона». Под этим зонтиком работают такие всемирно известные университеты, как Лондонская школа экономики; здесь за сравнительно невысокую плату (по сравнению с тем, что придется отдать за обучение в «реальном» университете подобного уровня) можно отучиться на отдельно взятом курсе либо, потратив несколько лет, получить степень бакалавра или магистра. Ключевым достижением этой системы стала возможность для студента в течение почти всего процесса обучения находиться там, где ему угодно.
Такая система обучения, при всех ее плюсах, по сути воспроизводила в онлайне модель обучения, существующую в вузах, и оставалась при этом элитарной, поскольку не была нацелена на приобщение к образовательному процессу действительно широкого круга участников. В последнее время, однако, онлайн-образование начало развиваться совершенно в противоположном направлении. В последние полтора года феноменальное развитие и распространение в интернете получили открытые для всех учебные курсы (MOOC), которые обычно являются бесплатными и, что самое важное, по-настоящему массовыми.
Основой большинства MOOC являются видеолекции, которые ведет один или несколько лекторов (либо же «закадровый» лектор). Но все меняют специальные технологические платформы, позволяющие упаковать знания максимально эффективным способом. Данные платформы создают специальные компании-провайдеры образовательного контента, специализирующиеся на предоставлении подобных услуг (Coursera, Udacity и edX). В свою очередь адаптированная для пользователя платформа позволяет разрабатывать каждый отдельный MOOC как уникальный продукт.
В зависимости от курса видеоряд может быть дополнен слайдами с необходимой информацией, инфографикой, ссылками на другие видео и даже мини-экзаменами в формате тестов, которые помогают в ходе лекции закрепить только что просмотренный материал. К видео, длящимся обычно по 10-15 минут (от четырех до восьми видео в неделю), прилагаются дополнительные материалы, которые студент прорабатывает самостоятельно. Это могут быть статьи в газетах и научных журналах, фильмы, книги, фотографии, дополнительные лекции и так далее.
Выученное можно обсудить с другими студентами в чате, прилагающемся к странице, на которой собраны лекции и задания. Авторы курса комментарии слушателей обычно модерируют и по мере сил участвуют в обсуждении, как, впрочем, и другие студенты. Продолжительность у разных МООС разная (обычно от четырех и более недель) — есть курсы с фиксированным расписанием, а есть те, которые не устанавливают для слушателя жесткие сроки сдачи, поэтому учиться можно хоть полгода.
За успешное окончание курса, разработанного профессором, к примеру, из Гарварда, десятки тысяч студентов обычно вознаграждаются сертификатом, который, впрочем, не является аналогом сертификата о прохождении соответствующего курса в том же Гарварде, а скорее необходим в качестве виртуальной финишной черты, которую надо пересечь. Но стать участником MOOC можно и вовсе без цели получить сертификат, а, допустим, чтобы узнать основы физиологии человека, научиться программировать или же подтянуть математику, безвозвратно утерянную в ходе обучения в школе.
Платформы
Сегодня крупнейшие университеты всего мира (но прежде всего из США и Великобритании) создают собственные MOOC, исследуя новые способы обучения, применяя технологии краудсорсинга для дискуссионных форумов, сопровождающих отдельные курсы, поощряют профессуру читать онлайн-лекции и выделяют для взаимодействия со студентами рабочее время сотрудников. Для доставки «образовательного контента» университеты используют общую инфраструктуру, разработанную провайдерами.
К примеру, Stanford, Duke, California Institute of Technology, University of Illinois at Urbana-Champaign, Berklee College of Music работают на базе Coursera, тогда как другие университеты создают собственные платформы для распространения MOOC (для MIT, Нarvard и University of California at Berkeley — проект edX). Создатели Udacity пошли другим путем и привлекают к ведению курсов (наравне с университетскими работниками) высококвалифицированных специалистов как из университетов, так и из крупнейших компаний вроде Google и Microsoft. Целый ряд платформ, обучающих, к примеру, программированию, может быть выстроен без участия «тьютора», а то и вовсе создан усилиями одного-единственного энтузиаста.
Coursera, одна из крупнейших на сегодня платформ по оказанию услуг MOOC, была основана в августе 2012 года, но уже через несколько месяцев ее услугами пользовались миллионы пользователей, а десятки тысяч ежемесячно присоединялись к проекту, чтобы прослушать один из более чем 200 доступных курсов. Менее чем за год платформа собрала более 20 миллионов долларов от венчурных инвесторов. Udacity пользуется миллион человек, и за несколько месяцев работы проекту удалось привлечь 15 миллионов долларов финансирования. Harvard и MIT потратили 30 миллионов на развитие edX (это единственный non-for-profit-проект из вышеупомянутых).
Деньги
В начале 2000-х такие компании, как Quisic и Unext, работали по схожей с Coursera модели — они заключили эксклюзивные соглашения с рядом ведущих бизнес-школ с целью обучать желающих бизнесу онлайн. Все закончилось провалом из-за «краха доткомов» — компании, пытавшиеся заработать на онлайн-образовании, либо исчезли, либо были поглощены крупными корпорациями. За прошедшее десятилетие технологии усовершенствовались, а население стало гораздо более технически продвинутым. Изменилось и главное — модель финансирования.
Сейчас создание курсов оплачивают не компании, а сами университеты. При этом средства, которые они расходуют, весьма значительны — производство отдельных курсов может стоить и 75 тысяч (курс от ведущей бизнес-школы), и миллионы долларов (курс по статистике для студентов бакалавриата). Но отказаться от инвестирования в создание своих курсов университеты просто не могут — в противном случае за них это сделают конкуренты, хотя пока довольно сложно оценить реальный эффект от создания таких программ.
Финансовой отдачи от новых проектов пока нет, но их основатели продумывают разные модели монетизации трафика — от платы за сертификаты об окончании курса, до обмена информацией о самых успевающих студентах с работодателями (например, Facebook и Twitter платят Coursera и Udacity за доступ к информации о лучших студентах из числа тех, кто изучает программирование). Наиболее обещающим источником заработка для них может стать возможность продавать «курсы» (или их части, к примеру видеолекции) другим университетам. Многие компании, надо полагать, предпочтут обучать своих студентов с помощью МООС, а не через отдельные онлайн-программы, разработанные специально для них различными университетами, включая и корпоративные.
Салман Хан активно продвигает свои наработки, пробуя внедрить их в «реальные школы». Его модель «перевернутого класса» (школьники слушают лекции дома, а работают над практическими заданиями в классе вместе с учителем) критикуют, однако нельзя не признать, что допущения человека, методикой которого пользуются десятки миллионов человек по всему миру, как минимум стоят того, чтобы о них знать.
Основатели Coursera и других похожих платформ уверяют, что намерены сделать курсы как можно более доступными для всех пользователей. Образование, по их мнению, — право, а не привилегия. Этой же позиции до поры готовы придерживаться и спонсоры проектов, хотя и не факт, что так же считают представители университетов-партнеров, образование в которых стоит десятки тысяч долларов в год. К тому же надо сказать, что самый успешный на сегодня проект MOOC никогда и не ставил своей целью заработать деньги. Речь идет об Khan Academy — некоммерческой образовательной организации, созданной в 2006 году выпускником MIT и Гарварда Салманом Ханом.
Салман Хан
Фото: личная страница в Facebook
Сайт «академии», который всего несколько лет назад развивался исключительно усилиями самого Хана, предоставляет доступ к созданной им самим коллекции из 4100 бесплатных микролекций (записанных на YouTube) и практических заданий по математике, финансам, экономике и многим другим предметам (прежде всего, конечно же, по математике). Проект поддерживается при помощи пожертвований, при этом значительная их часть приходится на Google и Фонд Билла и Мелинды Гейтс. Лекции читаются на английском языке, усилиями волонтеров действует проект по переводу лекций на другие языки.
Интеграция
Легализация подобных инноваций в поле традиционного образования происходит стремительно. В феврале 2013 года The American Council on Education и Coursera сообщили, что пять курсов Coursera идентичны преподаваемым в университетах, а значит, могут засчитываться в качестве альтернативы. Студентам в США, которые пожелают пройти такие курсы, придется уплатить Coursera взнос. В результате они получат подтверждающий документ (транскрипт), который признают около 2000 колледжей и университетов в США (как, к примеру, они признают и ряд курсов, которые работодатели организовывают для своих сотрудников). Вскоре после этого к 33 университетам — партнерам Coursera присоединились еще 29 университетов, причем большей частью за пределами США.
Поддержки ACE ищет и Udacity, хотя сейчас еще неясно, готовы ли будут различные образовательные учреждения следовать этой рекомендации. Тем более что сами университеты, сотрудники которых разрабатывали курсы для Coursera, пока не готовы засчитывать их в качестве альтернативы «реальным» курсам. Другие университеты, впрочем, при выполнении студентами ряда дополнительных заданий готовы пойти на то, чтобы за небольшую плату засчитывать студентам прослушанные курсы вне зависимости от того, являются ли они студентами самого вуза. В частности, так поступил San Jose State University, который является частью Университета штата Калифорния (система университетов, выстроенная по кластерному принципу).
Плюсы и минусы
Создатели MOOC, кажется, открыли ящик Пандоры. Появление и стремительное улучшение качества MOOC ставит под сомнение существующую в мире систему образования и бросает ей вызов, собирая миллионы долларов пожертвований. Энтузиасты и евангелисты онлайн-образования уверены, что уже в ближайшее время студенты смогут полностью «собирать» свои степени из размещенных в интернете MOOC, а системы традиционного образования будут разорваны в клочья (либо же трансформируются до неузнаваемости).
Все это, конечно, касается несколько более поздних этапов развития MOOC, тогда как сегодня инновационные курсы еще не готовы к тому, чтобы быть встроенными в мировые образовательные процессы. Но новые способы обучения ставят перед научным сообществом, университетами, студентами и чиновниками от образования важнейшие вопросы — как о том, стоит ли сертифицировать подобные курсы (да и признавать ли их вообще), так и о том, насколько «качественными» могут быть подобные образовательные методики. Скептики, к примеру, утверждают, что МООС «размывают» образование, поставляя на рынок его облегченную версию (со «сложных» курсов вылетают до 97 процентов студентов), позволяя политической элите оправдывать сокращение финансирования образования и уничтожая менее престижные учебные заведения.
Зато МООС удобны тем, что передают студенту контроль над образовательным процессом, позволяя учиться тогда и там, где это удобно потребителю знания, а не профессору. Несмотря на это студентам все равно приходится тратить время на лекции, самостоятельную работу и задания, но никакого социального «рычага», вынуждающего доделать раз начатую работу, у студента нет. Все еще слаба и система оценки самостоятельной работы студента — авторы большинства МООС предлагают студентам тесты, оцениваемые автоматически, и проекты (от эссе до анализа стратегии фирмы), оцениваемые другими студентами.
Профессора, которые ведут МООС, являются одновременно самыми доступными и самыми недоступными преподавателями в мире — посмотреть их лекции могут миллионы, обсудить с ними материал — единицы счастливчиков. Недостаток интерактива — серьезная проблема, и провайдеры вместе с создателями МООС стараются ее решить, предлагая как гибридные модели (студенты смотрят МООС и обсуждают их в группах самостоятельно), так и банальный найм самых успевающих учеников на роли модераторов дискуссий. Не найдено пока и решение, которое позволит полноценно заменить семинары — сейчас провайдеры MOOC пытаются заменить обсуждение в реальных группах виртуальными, но обмен идеями в них зачастую малоэффективен.
Многие университеты полагают (или громогласно заявляют об этом), что реальная ценность МООС заключается в демократизации образования. Но критикам эта «демократизация» кажется опасной. Большинство студентов неспособно закончить МООС различных степеней скучности от ключевых университетов. Но они же с готовностью обучаются у представителей менее заслуженных университетов, постаравшихся сделать свои курсы более интересными. Подобное свойство МООС может привести к смене парадигмы: самыми высокооплачиваемыми профессорами станут самые популярные, а не те, кто публикует большее количество работ в научных журналах. В будущем подобные тенденции могут привести к тому, что карьера профессора в образовании все больше будет походить на карьеру поп-звезды, и это взорвет образовательную экосистему и выдавит за ее границы тех, кто по старинке обучает оффлайн.
Но ценность MOOC не только в том, что они доставляют непередаваемое удовольствие от процесса получения знаний в любой точке планеты, но и в том, что это ориентированная на будущее технология, которая только начала развиваться. Одним MOOC уже сейчас дают возможность продолжить «обучение длиною в жизнь», другим — развлечься. Ну а для третьих онлайн-курсы — единственный способ получить доступ к образованию мирового уровня. МOOC, как и их аналоги, вряд ли полностью заменят оффлайн-систему образования: в онлайн-университетах сложно завести те связи, которые образуются после нескольких лет обучения в вузах, и получить удовольствие от шумной студенческой жизни. Но для миллионов по всему миру они станут дорогой в новый лучший мир. И включение российского научного сообщества в дебаты о будущем образования позволило бы лучше подготовиться к тому, что уже завтра тыква вполне может превратиться в ту самую карету, которая вывезет мировое образование на новый, недостижимый прежде уровень.
P.S.
В России отдельные энтузиасты также работают над созданием платформ под российские МООС, однако конкурировать с американскими платформами они не смогут хотя бы из-за того, что изначально ориентированы на отечественного потребителя. В лучшем случае создание локализованных версий платформ для MOOC позволит транслировать специфические отрасли знаний, предназначенные специально для России. Ну, или же для тех, кто прицельно интересуется наработками российских ученых в отдельных отраслях. На руку отечественным создателям MOOC какое-то время будет играть плохое знание английского языка российскими студентами и их неподготовленность к обучению в рамках западной системы образования, ориентированной на самостоятельную работу.
Но при отсутствии инвестиций и поддержки со стороны вузов выдержать конкуренцию за внимание студента российским авторам MOOC будет чрезвычайно сложно. Ситуация усугубляется и тем, что в целом процессы, запущенные создателями MOOC, сейчас невозможно контролировать. Более того, видимо, невозможно до конца осознать, какие угрозы и выгоды они таят как для мирового рынка образования в целом, так и, в частности, для российского образования, «выключенного» из мировой образовательной повестки. Единственное, что можно сказать наверняка, — это то, что в таком контексте требования запретить в школах изучение английского или же, к примеру, заблокировать YouTube звучат как бессовестная агитация за провинциализм и научную отсталость.