По другую сторону железного занавеса Алек Д. Эпштейн о том, чего московские зрители пока не увидят

Выставка в Третьяковской галерее озаглавлена «Георгий Костаки. "Выезд из СССР разрешить…"». Однако большая часть работ на выставке — именно те, которые вывезти из СССР коллекционеру, эмигрировавшему в 1978 году на Запад, не разрешили. Соединить «московскую» и «греческую» части собрания Костаки на выставке не получилось.

В знаменитом интервью, которое взял у Георгия Костаки видный американский искусствовед Джон Боулт, коллекционер сказал, что оставил в Москве 80 процентов своего собрания, взяв с собой на Запад лишь 20 процентов произведений. Часто утверждается, что вывезенная Костаки часть коллекции была приобретена в 2000 году греческим государством, после чего размещена в новом музее современного искусства, созданном в Салониках. Все это верно лишь отчасти. Коллекция Костаки в музее в Салониках состоит из 1275 произведений искусства — картин, рисунков, конструкций, изделий из керамики таких важных представителей искусства русского авангарда, как Казимир Малевич, Василий Кандинский, Владимир Татлин, Александр Родченко, Иван Клюн, Соломон Никритин, Ольга Розанова, Варвара Степанова и другие. В коллекции представлены почти все течения и направления первого русского авангарда, расцвет которого пришелся на три первых десятилетия ХХ века. Здесь и эскиз костюма Саломеи (1917) Александры Экстер к знаменитому спектаклю московского Камерного театра Александра Таирова, и кубистски-коллажная «Скрипка» (1916) Надежды Удальцовой, и «Музыкально-живописная конструкция» (1918) Михаила Матюшина, и незабываемая работа «Планетарий» (1922) почти совершенно ныне забытого Михаила Плаксина, и огромная подборка материалов, касающихся безвременно ушедшей из жизни Любови Поповой, включая ее произведения всех этапов творчества, начиная с «Натюрморта», созданного, когда художнице было восемнадцать лет. Третьяковская галерея заслуженно гордится тем, что в ее постоянной экспозиции представлено приобретенное Г.Д. Костаки у вдовы художника Климента Редько масштабное полотно «Восстание», написанное через год после смерти В.И. Ленина, в котором метафора новой страны как «тюрьмы народов» раскрыта беспрецедентным для искусства советского времени образом. Но несколько интересных работ Редько, включая «Динамит» (1922) и два полотна из серии «Люминизм» (1923), находятся в музее в Салониках. Железного занавеса формально нет уже четверть века, но по факту почти все работы, вывезенные из России в 1977 году, в стране не были с тех пор даже на гастролях.

Разделенная эмиграцией в 1977 году коллекция Г.Д. Костаки была собрана воедино всего лишь один раз — на выставке в Афинах, прошедшей в 1995-1996 годах благодаря инициативе семьи собирателя, к тому времени уже ушедшего из жизни, и поддержке греческого правительства. Потом эта выставка была показана в Германии и Финляндии. В Москве в 1997 году прошла первая большая выставка, посвященная Г.Д. Костаки и собранным им произведениям искусства, но она включала исключительно работы, отобранные экспертами Третьяковской галереи для своих фондов в 1977 году. Нынешняя выставка в целом выстроена аналогичным образом. Работ, приехавших из Греции, на ней немного, и все они находятся в частных собраниях кого-либо из потомков Георгия Костаки. Примеры таких выставок, основанных на одном собрании с небольшими «вкраплениями» из других, коллекция Костаки знает: так, например, в парижском музее Майоля в начале 2009 года прошла выставка, на которой экспонировались около двухсот собранных Г.Д. Костаки работ, из коих из Третьяковской галереи прибыли лишь восемь. Впрочем, знаменитая выставка, организованная в 1981 году в нью-йоркском музее «Гуггенхайм», по понятным причинам вообще не включала работ, оставшихся в СССР, поэтому это все же прогресс.

Г.Д. Костаки говорил в интервью для биографической книги о нем, написанной бывшим послом Канады в СССР Питером Робертсом: «Я сумел собрать эти вещи, которые были потеряны, забыты, выброшены властями, я спас их, и в этом моя заслуга». Костаки не только спас и собрал важнейшие для истории русского авангарда художественные работы, но и подарил покидаемой им России лучшие из них. Хотя в численном измерении количество экспонатов музея в Салониках из коллекции Костаки больше, чем переданное в дар Третьяковской галерее (1275 против 839), эти собрания очевидно неравноценны: что касается первого авангарда, в Третьяковскую галерею в целом поступили лучшие работы. Так, например, в музее в Салониках есть лишь один рисунок и одна литография Натальи Гончаровой, тогда как Третьяковка получила от Костаки шесть ее работ, в том числе поздний холст «Лучизм» (1956) — периода, в российских собраниях практически не представленного. Третьяковская галерея получила от Костаки шесть работ мужа Гончаровой Михаила Ларионова, в том числе пять полотен маслом; в музее в Салониках находится лишь одна акварель этого художника. В целом, работы, находящиеся в музее в Салониках, могли бы стать достойным дополнением к тем, что находятся в Третьяковке, но и без них собранные Георгием Костаки произведения первого авангарда, 1910-1930-х годов, представлены вполне хорошо.

Надежда Удальцова, «Скрипка», 1915. Государственный музей современного искусства, Салоники, Греция

В том же, что касается второй волны российского нонконформистского искусства, 1960-1980-х годов, ситуация прямо обратная. Советские искусствоведы 1970-х, даже не включая произведения Малевича, Кандинского, Розановой, Поповой, Ларионова, Матюшина и других в экспозиции каких-либо музеев, отдавали себе отчет в том, что речь идет о значимых для истории отечественной культуры художниках — и потому лучшие из их работ были рады заполучить. Однако работы их современников-нонконформистов не были им нужны и даром. В итоге произведения художников второй волны «другого искусства» (в прекрасном каталоге, изданном сейчас Третьяковской галерей, оно названо «советское альтернативное искусство») Костаки вывез на Запад практически все. Более того: они не попали и в музей в Салониках, в фондах которого нет ни одной работы Оскара Рабина, Дмитрия Плавинского, Олега Целкова, Франсиско Инфантэ и других живописцев, начавших свой творческий путь в хрущевские времена, чьи работы Г.Д. Костаки и его дочь Алики покупали у них самих. О чем говорить, если даже столь любимого семьей Костаки Анатолия Зверева в музее в Салониках нет ни одной работы!

Дочь Георгия Дионисовича Алики в интервью РИА Новости в 2009 году говорила: «Усилиями близких людей удалось сохранить коллекцию целиком и не дать ей после смерти отца разойтись по частям или стать предметом наследных споров». Это, увы, не соответствует реальности даже в отношении собрания авангарда первой волны. Еще до аукциона Christie’s, прошедшего в Лондоне 4 апреля 1990 года, из коллекции Костаки был продан ряд работ, в том числе созданных Марком Шагалом и Василием Кандинским, в ходе же аукциона были проданы еще десять произведений, в том числе Александра Родченко, Ивана Клюна, Александры Экстер, Любови Поповой и других художников. Некоторые из этих произведений были вновь выставлены на торги и перепроданы на Christie’s 5 февраля и 26 ноября 2008 года. Однако, повторим, это — лишь отдельные жемчужины, основной корпус собрания находится в двух государственных музеях: в Москве и Салониках. Что же касается сохранения культурного наследия художников второй волны, то с ними положение просто бедственное: ни в Третьяковскую галерею, ни в Музей современного искусства в Салониках не попало вообще практически ничего. В 2006 году в Греции прошла впечатляющая выставка «Советское альтернативное искусство 1956-1988 годов из собрания семьи Костаки», и целый ряд представленных в том каталоге (изданном, к сожалению, только по-английски и по-гречески, без текста на русском языке) работ уже был продан и даже перепродан. 6 июня 2011 года девять произведений важнейших художников «неофициального искусства» конца 1950-х — первой половины 1970-х годов, в том числе Михаила Шварцмана, Оскара Рабина, Льва Кропивницкого, Владимира Яковлева, Анатолия Зверева, Дмитрия Краснопевцева, Олега Целкова и Франсиско Инфантэ, происходившие из коллекции Г.Д. Костаки, были проданы его внуком Дионисием на аукционе Christie’s. Отдельные покупатели приобретали полотна явно с сугубо инвестиционными целями: так, запоминающееся полотно Оскара Рабина 1961 года было перепродано на аукционе «Совком» уже 25 октября 2012 года, т.е. спустя менее чем полтора года, как оно было куплено. В то время, когда Георгий Костаки приобретал эти полотна, он имел возможность выбирать самые лучшие из только созданных холстов, за которыми, деликатно выражаясь, не стояли очереди — и, как правило, чутье его не обманывало. Хотя речь идет о произведениях художников, очевидно являющихся важной частью отечественного историко-художественного музея, ни одна из этих картин не попала ни в один российский музей. В целом в российских музеях представители второй волны представлены очень плохо, коллекция Костаки и его потомков могла бы заполнить эту лакуну, но кроме дара Алики, подарившей шестьсот рисунков Анатолия Зверева и несколько работ других художников будущему московскому музею Зверева, это прекрасное собрание со временем все более отдаляется от Третьяковки и Русского музея, где ему, конечно, естественнее всего было бы находиться.

Густав Клуцис, «Эскиз униформы и ботинок с пружинами», 1922. Государственный музей современного искусства, Салоники, Греция

Есть и еще одна проблема, о которой не нужно забывать. Салоники, конечно, не недоступный Нукус, где в Музее искусства Каракалпакстана им. И.В. Савицкого хранится, видимо, самая большая и представительная за пределами России коллекция русского авангарда 1910-х — 1940-х годов. И все же мало кто приезжает в Салоники в поисках русского искусства. Музею принадлежит северо-восточное крыло комплекса бывшего монастыря Лазаритов, построенного в 1861 году, куда, несмотря на низкие цены на билеты (всего 3 евро с человека), добираются немногие. При том, что и в Нукусе, и в Салониках произведения русского авангарда формируют остов коллекции, легитимацию существования музея все же составляют совсем не они. Музей в Нукусе представляет археологические находки, произведения народно-прикладного искусства, живопись и графику узбекских и каракалпакских художников — и, в частности, российских художников ХХ века, среди которых собиравшиеся и Костаки Любовь Попова, Соломон Никритин, Климент Редько, Роберт Фальк и многие другие. Для музея в Нукусе все это уникальное собрание — лишь один из его отделов, едва ли центральный с точки зрения местных властей. В Салониках тоже ищут связь с Грецией; в альбоме-каталоге музея, в частности, говорится: «На каком же этапе находилось греческое искусство в период рассвета русского авангарда — в 1920-е годы, в годы Октябрьской революции? Во-первых, 1917 год стал значимой вехой в греческой политической истории, а также в истории греческого искусства. В этом году началась многолетняя война в Малой Азии, а в столице греческого государства была основана "Группа Искусство", вокруг которой собирались художники-новаторы под руководством Костаса Парфениса. …За исключением конструктивизма, фовизм, кубизм, экспрессионизм и сюрреализм оказывали большое влияние на греческое искусство на протяжении всего межвоенного периода». Понятно, что музею нужно объяснять властям, почему нужно тратить греческие бюджетные деньги на сохранение коллекции русского искусства, но все же встраивать Малевича, Попову, Родченко, Удальцова и их современников и единомышленников в контекст отродясь им неведомого греческого искусства того времени — мягко говоря, весьма непростая интеллектуальная задача. Кроме того, с тех пор, как музей был создан, ему были переданы в дар сотни работ современных греческих художников, в том числе более сотни работ Теохариса Мореса, а также художников греческой диаспоры (Стильяноса Андонакоса, Криса Янакоса, Янниса Аврамидиса и других). Понятно, что чем больше даров работ греческих художников будет получать музей в Салониках, тем менее заметную роль будет играть в его экспозиционно-выставочной деятельности собрание Костаки.

Естественное место для коллекции Костаки — Третьяковская галерея в Москве. Хочется верить, что найдется филантроп, который выкупит находящиеся у наследников произведения, чтобы они навсегда остались в общественном достоянии, о чем мечтал и сам Георгий Дионисович.