«Соль земли русской» Урбанист Николай Прянишников о способах возрождения малых городов

Николай Прянишников, старший преподаватель факультета «Управление социокультурными проектами» МВШСЭН, прочитал в рамках проекта «Открытая среда» в парке Горького лекцию о том, как рассказывание историй, легенд помогает установлению коммуникации между горожанами, формированию местных сообществ. Истории, связанные с особенностями места, помимо этого, способствуют и развитию города в целом. «Лента.ру» записала основные положения лекции Николая Прянишникова.

Теснота контактов

В качестве основной городской особенности немецкий экономист Макс Вебер приводил тесноту, возникающую в городе (особенно средневековом), когда появляется высокая плотность контактов. Например, вы можете пойти на Пушкинскую площадь и встретить там кого-то из своих знакомых. В последнее время, правда, «новых кочевников», интеллектуалов, колесящих по миру, везде, где есть работа, проще встретить в Домодедово или Шереметьево.

Именно эта плотность контактов, возможность встретить совершенно разнообразных людей в совершенно неожиданных местах и создают тот креативный бульон, являющийся основанием для появления модной сейчас тематики, связанной с творческими индустриями. Тут плотность взаимоотношений между людьми в городе еще более усиливается, в специальных зонах — культурных кластерах, таких как «Винзавод», Artplay и другие.

Другое понятие сообщества активно разрабатывалось чикагской экономической школой, причем в качестве основания взято было понятие растительного сообщества — это понятие довольно экологизировано. В своих работах я писал, что другие понятия, такие как «народ», «граждане» или «население», имеют свои недостатки, а сообщество (и тем более сообщества) является более интересным и перспективным. Оно предполагает, что в местной локации есть несколько точек, агентов развития, которые борются за свое влияние. Чикагская школа в качестве особенностей городского сообщества приводит значительное число профессий, компетенций, вырастающих в нем. В этом смысле оно отличается от сельской общины, где все в основном занимаются одним и тем же, а образ жизни каждого ее члена достаточно схож.

Еще одна особенность заключается в том, что городские сообщества рождаются, живут, растут, процветают и потом умирают. Причем во многих случаях депрессивные города с депрессивными сообществами являют собой довольно печальную картину, там никто ничего не хочет. В свое время я занимался программой «Малые города», и мне главы этих малых городов говорили: «Николай Евгеньевич, да что вы носитесь с этими местными сообществами, с этими людьми невозможно разговаривать, невозможно ничего делать, они ничего не хотят, мы с ними и так, и эдак, а они хотят только получать и не хотят ничего отдавать взамен».

Это действительно большая проблема, но ведь была проведена большая работа по доведению городов и сообществ до такого печального состояния. Однако в последнее время появились приемы оживления, ревитализации сообщества, когда с помощью определенных вещей (например, современного искусства, театра, каких-то других подобных проектов с провокативной функцией) можно их восстановить.

Еще одно понятие — триады — появилось совсем недавно. Истории, думаю, рассказывали и в первобытном мире, судя по наскальным рисункам, но только Дэвид Армстронг стал говорить об использовании понятия сторителлинга («рассказывания историй») для обеспечения коммуникации внутри организации и вне ее. Целая волна работ, связанных со сторителлингом, прокатилась по разным управленческим исследованиям.

Городские смыслы

В XXI веке мы стоим перед необходимостью создания единой технологической цепочки капитализации местных символических ресурсов. Истории, рассказываемые в сообществах, оживляют их, а возрождающиеся сообщества начинают развивать свои города. Оценка сообществ как депрессивных, с моей точки зрения, говорит о том, что утрачены смыслы существования на данной территории. Деятельность тех людей, которые начинают придумывать эти смыслы, начинают изобретать, что можно в этом месте сделать ценностью, превратить в продукт, товар или осмыслить как комфортное место для пребывания, надо обязательно поддерживать.

Вячеслав Леонидович Глазычев (доктор искусствоведения, известный российский урбанист — прим. «Ленты.ру») говорил, что в древние времена на Руси тоже были города, но потом их не стало, поскольку все городские образования были слободами при предприятиях. В основном они завязаны на производстве, в них отсутствуют методы эффективного самоуправления и нет реальной множественности действующих субъектов. Но время идет, произошла некоторая деиндустриализация городов, стали развиваться товарные отношения между людьми, предпринимательство (хотя еще в довольно легкой форме). Поэтому какие-то основания для создания новых городских сред на основе старых есть.

В свое время, когда я занимался малыми городами в начале 2000-х годов, меня поразил пример Барселоны, которая так же, как и мы, освобождалась от тоталитарного наследия Франко, как мы пытаемся освобождаться от наследия предыдущего периода (хотя сейчас мы об этом стыдливо не говорим). В Барселоне мэром выбрали не хозяйственника, как у нас в Москве, а писателя Джозепа Субироса, который прежде всего сказал, что структуры города, конечно, должны функционировать, но главное, что может изменить ситуацию в городе, — это городская культура. Он объявил о праве разных социальных групп на рассказывание историй и вливание их в стратегию развития города.

Стратегия Барселоны создавалась на основе участия представителей разных социальных групп с опорой на интеллектуальный капитал самого места. Главным было изменение отношения жителей к перспективам развития, поскольку утрата смыслов связана с тем, что люди перестают видеть город как место для жизни их детей. У нас же основная часть городов, как правило, управляется хозяйственниками, у нас такие гуманитарные формы развития города не очень популярны. Когда начинаешь объяснять это в администрации, люди там явно чувствуют, что с ними говорят на «неправильную» тему.

Соль земли

Когда я стал думать, в чем же здесь дело, то вспомнил историю, которая у меня произошла на семинаре, посвященном туризму, во Владимире в 1995 году. На нем была директор одного из музеев города Тотьма в Вологодской области. Эта отличная женщина захватывала в пользу музея все, что плохо лежало в городе — а в 90-е годы много чего плохо лежало. В частности, был добавлен к музею переставший быть эффективным аэропорт, взлетно-посадочная полоса и сами самолеты, которые вошли в фонд музея.

Мы с ней придумали проект, название которого, может быть, сейчас звучит банально — «Соль земли русской». Дело в том, что в Тотьме есть солеварни и люди раньше жили там за счет того, что добывали соль и продавали ее на рынке. Здесь у меня с ней произошел некий конфликт. Я думал о том, что она имеет в виду эту тему в метафорическом, переносном смысле этого слова, то есть каких-то известных людей, живших в Тотьме, составивших некий смысл существования территории, которые что-то внесли, были успешны в жизни, придумали что-то, изобрели.

В частности, там жил Иван Александрович Кусков, покоритель русской Америки, о котором можно рассказать потрясающую историю. Он сбежал в Америку от долгов, много чего там наоткрывал и был очень успешен, но на свою беду вернулся в отечество, где его никто не понял. Умер он вскоре после возвращения через два-три месяца просто потому, что люди его уже не ждали, они его забыли. История чрезвычайно любопытная, но директор музея абсолютно отказывалась от такой трактовки, говорила, что все это не интересно, что соль — это хлорид натрия, а значит надо строить какие-то деревянные конструкции, солеварни XVIII века, находить медные тазы, в которых это все варилось, и прочее.

У нас всегда есть два варианта по работе с городом: строить какие-то здания, оформлять помещения, либо применять легенды, рассказывать истории, то есть делать вещи, требующие не материальных затрат, а изобретательности. В 2010 году тотемский музей запатентовал выражение «Соль земли русской» как товарный знак, и в описании этого товарного знака учитываются оба смысла, за которые я боролся: и соль как история производства соли, и «соль» как история купечества и мореходства, а также сохранение славных городских традиций. Получается, что на осмысление каких-то идей по области развития уходит лет 10-15. Процесс изменения происходит, но катастрофически медленно.

Другим дефектом, мешающим работе по развитию и повышению качества жизни городов, является то, что я называю «отчетным сознанием», торжествующее шествие которого мы сейчас наблюдаем в стране. Оно заключается в том, что непатриотично говорить о каких-то недостатках своей организации, города и страны. Можно выделять только что-то хорошее, опираться на достижения. Выясняется, что критическое сознание, возможность что-то исправить, у нас совершенно отсутствует, потому что люди могут говорить только о хорошем.

Британский опыт

Футуролог Питер Шварц говорит, что будущее начинается там, где у вас есть проблемы. Когда вы придумываете, как с ними справиться, как исправить это место, что нужно сделать, то именно тогда вы начинаете это будущее формировать. В качестве подтверждения того, что натурализация, смещение от идей и процессов к объектам и материалам является очень вредной, я приведу музейный пример. Только что мы со студентами «Шанинки» были на стажировке в Англии, где посетили в Йорке Национальный музей железных дорог. Мальчикам там есть на что посмотреть — много локомотивов, железная дорога бегает, забавляя детей, но я обратил внимание, что посетителей нашей группы привлекали не сами паровозы, а «следы», начерченные перед вагонами, формировавшие истории.

История эта называлась «Прибытие поезда королевы Виктории». На плакатах было показано, где должен стоять камергер, где фрейлина, где нужно сделать книксен, где отступить, где поклониться. В этом отношении совершенно технический музей сегодня уже трактует себя как музей, посвященный социальной истории. Англичане как сумасшедшие всюду начинают вытаскивать за уши особенности поведения, стереотипы, ритуалы и предъявлять их сообществу. Без этого нельзя развиваться и формировать будущее. В Манчестере существует чудесный музей, посвященный народной истории места. Он рассказывает о социальных конфликтах, которые были в этом рабочем городе, изученном хорошо известным нам Фридрихом Энгельсом. Сценарий экспозиции этого музея составляют социальные проблемы, а предметы лишь дополняют и помогают пережить историю города в деталях.

Сообщество как и город в нашей стране является темой неблагополучной. Мой коллега по «Шанинке» Виктор Вахштайн в своей статье, а издатель Борис Куприянов, оппонируя мне на моем докладе на конференции в ВШЭ, в один голос говорили, что никаких локальных сообществ у нас в городе нет. В качестве примера Борис спросил студентов, знают ли они своих соседей по лестничной клетке. Все как-то вздрогнули, съежились, и выяснилось, что большинство с соседями не знакомо. Действительно, отчуждение — одна из главных городских проблем.

Но мне кажется, что из этого не следует то, что сообществами не надо заниматься. Если мы опираемся на то, что от объектов переходим к процессам, то сообщества это не то, что есть, а то, что должно у нас сложиться. Если мы хотим, чтобы у нас было будущее, чтобы мы жили в комфортной и безопасной среде, то мы должны сообщества поставить в виде цели развития нашего города.

Подтверждение тому нашлось во время той же поездки в Великобританию на стажировку. В городе Бирмингем есть центр местных сообществ на основе церкви Святого Луки, где реализовался проект, посвященный истории совы. Там собирали пожилых людей с местных окрестностей, лет за 80. Я видел, как многие приезжали в инвалидных колясках. Это одинокие люди, имеющие большие проблемы с коммуникацией, и вообще у них уже начинаются проблемы с головой. Но с ними занимались, рассказывали им истории, просили рассказать, что они знают про сов, какую-нибудь историю из жизни, связанную с совами, спрашивали, видели ли они этих птиц. Главным было то, что пожилые люди разучивали стихотворение Эдварда Лира «Про сову и кошечку» и пели ее хором.

Потом мы присутствовали на представлении, когда аниматор демонстрировал сову старичкам, рассказывал о режиме ее питания, это было очень познавательно. Они слушали рассказанные ими же истории, записанные на видео, узнавали свои голоса, толкали друг друга. Возникало искусственно созданное общение. До этого проекта никакого сообщества, целостности не было, проект был реализован, и некоторая общность на какое-то время возникла, и эта тяжелая социальная группа, одинокие старые люди, были объединены единым делом.

Российские истории

В России у меня нет большого числа таких примеров, за исключением двух моих учениц, которые уже стали звездами: Наталья Никитина и Елена Дмитриева из Коломны. Основываясь на сведениях, почерпнутых у краеведов, о том, что в XVIII веке этот город славился своей пастилой, они сделали сначала музей пастилы, потом фабрику пастилы, а потом музей-калачную. В связи с этим там всюду рассказываются истории, причем подтягиваются все, кто только может, — неподалеку находится усадьба Достоевского, рассказываются истории о писателе, который любил сладости. В Коломне сформировался кластер гастрономических историй.

В результате мы имеем дело с фантастическим эффектом. Многие люди готовы переехать из Москвы в Коломну, и недвижимость там подорожала. Жить там интереснее — все время что-то происходит, на работу можно ходить пешком, просто доехать до Москвы или аэропорта. Современные художники там постоянно затевают какие-то проекты с вовлечением местных сообществ, порождающих новые истории.

Очень поучительной была моя работа с Крапивной, когда мы придумывали истории, связанные с развитием этого малого городка. Он оказался немного обиженным, поскольку его из уездного превратили в сельское поселение, но зато он попал под влияние мощного агента развития, музея «Ясная Поляна», где тогда был директором Владимир Толстой, привлекший международные силы семьи Толстого на работу с местным сообществом. Последнее, что сделала Любовь Кравчина, начальник развития музея, это проект «Архидеи», в рамках которого происходили визуализация истории и проработка видов будущего этого городка.

Такого рода проекты сейчас все более распространяются. В частности, возникло движение литературных городов. Клин предлагает раскручивать не только идею Чайковского, но и «Тимура и его команды», действие которого разворачивалось в этом городе. Происходит борьба за статус Нью-Васюков, и Козьмодемьянск очень активно эту тему эксплуатирует. В Таганроге идеи развития связаны не только с Чеховым, от которого население даже немного устало, но и с пребыванием там Александра I, использованием подземного пространства города.

Деньги — не проблема, но нужно знать, что и как говорить финансистам. Последний принцип заключается в том, что вы никогда не закончите. Когда один проект подошел к концу, нужно уметь легко переходить к другому, и в этом смысле история работы с сообществом и написание историй про место — это всегда история с продолжением.