За время войны из Сирии уехали свыше 11 миллионов человек. Только с начала этого года в страны Европы въехали почти полмиллиона беженцев. В России их число пока не превышает нескольких тысяч. По мнению аналитиков, в ближайшей перспективе нам не стоит опасаться волны мигрантов из арабских стран: добраться до России непросто, обосноваться тут еще сложнее. О том, как сирийцы выживают в российских городах, «Ленте.ру» рассказали сами беженцы и представители диаспоры, которая старается им помочь.
Ирина Малуф (имя изменено):
Мы не бежали в Россию — просто не смогли вернуться домой. В 2012 году моя дочь, которой тогда было девять лет, чуть не погибла во время взрыва автобуса в Сирии. После этого я решила свозить ее в Петербург на экскурсию, чтобы как-то отвлечь. Мы уже собирались возвращаться домой, но из Сирии позвонил муж и сказал, что ехать некуда: нашего дома больше нет — все разграбили и сожгли. В городе очень опасно. Мы просто не знали, куда нам податься.
Я родилась в городе Винница. В Сирию уехала 30 лет назад, еще из Советского Союза и, разумеется, с советским паспортом. Украинское гражданство мне дали много позже и без моего ведома. Это испортило мне всю жизнь. Уже находясь в России, каждые три месяца нам с ребенком приходилось выезжать за границу. Иногда голодали, чтобы собрать на поездку. Однажды украинские пограничники отказались выпустить из страны моего ребенка без письменного согласия отца. И это несмотря на то, что во всех документах есть сведения о том, что мы постоянно живем в Сирии, что отец ребенка — иностранец. Пришлось взять у сирийского консула справку о том, что ребенок вправе выехать с Украины, если его отец — гражданин другой страны.
Вернувшись в Питер, я обратилась в УФМС, потому что не могла больше так рисковать и постоянно вывозить ребенка. Там ответили, что не могут дать мне статус беженца. Чтобы оформить документы на пребывание дочери в России, нужно предоставить либо свидетельство о смерти мужа, либо же развестись с ним. В противном случае, как мне объяснили, девочка должна жить в Сирии с папой. Но мой муж в ополчении, он воюет против ИГ (организация запрещена на территории России — прим. «Ленты.ру») и не собирается покидать родину, потому что он патриот. Я много плакала и не знала, что делать.
До войны наша семья была очень обеспеченной. У меня был свой бизнес, я ни в чем не нуждалась. Могла зайти к министру на кофе. Здесь, чтобы прокормить дочку, я подрабатывала кем только могла, даже уборщицей. В Сирии она училась в престижной школе, изучала пять языков, увлекалась шахматами. Конечно, теперь ничего этого я не могу ей дать. То, что ее приняли в школу здесь, — наша самая большая удача. Когда мы пришли, директор сказала: «Вам не сюда», а я ответила: «Да нам везде — не сюда». В итоге ее зачислили, и учится она на одни пятерки.
То, что происходит с нашими документами на право пребывания, — это террор. Надо мной везде издеваются. Я обращалась в отдел по беженцам, но там пояснили, что нет никаких оснований принять у меня документы. Даже дать временное убежище не могут. Все говорят: «Вы же гражданка Украины, уезжайте на Украину», но я не хочу туда ехать. Ребенок другой нации, там будут преследования. Недавно в Харькове иорданских студентов порезали. Арабская девочка не будет там в безопасности.
Мигранты из Сирии на территории Дании
Фото: Bax Lindhardt / Scanpix / Reuters
Обращалась даже в патриархию, потому что и я, и моя дочь, и мой муж — мы христиане. Но там надо мной просто посмеялись и сказали, что не могут ничем помочь. Все кричат о спасении сирийских христиан, но при этом никто не готов спасти одну маленькую сирийскую девочку. В епархии вообще предложили забрать дочь в приют. Мне не нужны деньги или жилье. Все, чего мы хотим, — законное право для ребенка находиться на территории России. Нам просто нужно переждать, пока закончится война.
Я писала во все партии, обращалась и к Астахову, и к юристам. Меня либо игнорировали, либо отвечали, что ничем не могут помочь. Как услышат «сирийские беженцы» — даже никто разговаривать не хочет. Один депутат ЛДПР пытался нам помочь и назначил прием у замначальника УФМС. Когда я пришла к ней, то услышала, что «депутаты ничего не могут», а если я и дальше буду жаловаться, то она сама меня через три недели депортирует без права въезда в Россию.
Я не хочу называть своего настоящего имени, потому что тогда они точно найдут способ меня с ребенком отсюда выкинуть. Как-то приезжали меня снимать с одного из центральных телеканалов. Они божились, что доведут все до конца. В итоге, вышел унизительный репортаж с жареными фактами. Помогать нам, конечно, они не стали. Теперь любая публичность может навредить моей девочке.
Файсал:
Я впервые приехал в Москву в 2005 году, поступил в медицинский университет имени Мечникова в Петербурге. После семи лет учебы вернулся обратно в Сирию, проходил интернатуру, работал кардиологом в своем родном городе Кобани на границе с Турцией. Когда началась война, мы боролись с ИГ. Несмотря на то что город мы отбили, там все разрушено. Нет ни воды, ни электричества, никакой возможности людей лечить. А несколько месяцев назад боевики зарезали 600 человек. Обстановка очень сложная. Там у меня остались родители, которые ни за что не уедут. Им дорога родина, они не смогут оставить ее несмотря на войну.
Мигранты из Сирии на автовокзале в Стамбуле
Фото: Murad Sezer / Reuters
Я стоял перед выбором: ехать в Европу в лагерь для беженцев — или в Россию. Конечно, я выбрал Санкт-Петербург, где я учился и знаю язык. Но здесь начались проблемы с документами. Чтобы получить вид на жительство, нужно ждать шесть месяцев, еще через полгода можно искать работу по специальности. Найти ее, конечно, трудно, поэтому я стою перед выбором: работать кем придется или уезжать обратно.
Пока что я не работаю, разбираюсь с документами. Большинство сирийских беженцев в России имеют российские дипломы, знают язык и культуру, но найти работу по специальности не могут. Одному из моих друзей не продлили временное проживание, несмотря на то, что у него было оплачено обучение в вузе и общежитие на год вперед. Сейчас он делает все, чтобы избежать депортации.
Двое моих братьев живут в Германии. Но там работу по специальности можно получить только через пять, шесть лет после приезда. С другой стороны, в Европе гораздо проще обосноваться, там дают жилье и пособие. А в России сирийцу, как ни крути, придется искать работу с первого дня. Другого выхода нет. Обидно разносить еду, когда есть профессия и хорошее образование. Но таких, как я, много. Мой друг — врач-эндокринолог — работает в Москве кальянщиком. И у него нет другого выхода, кроме как угли менять или за барной стойкой стоять. Для врача это дикость.
Ваддах Ал-Джунди, заместитель председателя Общества граждан сирийского происхождения:
Сирийская диаспора в России малочисленна. Человеку, бежавшему сюда от войны, чаще всего некуда податься. В 2011 году, когда началась война, в России еще не были готовы принимать сирийских беженцев, такой статус было невозможно получить — только временное убежище сроком на год. Год назад из-за наплыва беженцев с Украины этот процесс усложнился еще больше, стали отказывать в продлении временного убежища. Остается только сидеть и ждать выдворения.
Никаких каналов переброски сирийских беженцев в Россию не существует. Сюда приезжают люди, связанные с этой страной. Они учились здесь или у них супруги россияне. Те, кто приезжает на учебу или на работу, имеют временную визу, но продлить ее не всегда можно. Когда заканчивается действие документов, нужно возвращаться в Дамаск, в посольство, чтобы сделать их заново. Поездка, мягко скажем, непростая — совсем не прогулка. Все мы понимаем, что это может стоить человеку жизни. Особенно если боевики узнают, что сириец связан с Россией, которая играет не последнюю роль в урегулировании кризиса. Например, полтора года назад мой знакомый был вынужден вернуться в Сирию из-за документов. Он продал все имущество, а по дороге в Алеппо всю их семью зарезали. Мы им тут поминки устраивали, они были христианами.
Лагерь сирийских беженцев в Турции
Фото: Радик Амиров / РИА Новости
Недавно был случай, когда люди пытались бежать через Россию в Финляндию. Их поймали и отправили в центр содержания иностранцев. Я боюсь, что таких беглецов будет больше, потому что Европа их принимает. Даже по телеканалам показывали маршруты, по которым удобнее всего из России бежать в Норвегию. Это плохо. Как граждане России, как диаспора, мы не заинтересованы в том, чтобы тут появились контрабандисты и нелегально перебрасывали людей на Запад.
За четыре года войны в Россию приехало примерно три тысячи сирийских беженцев. У ФМС к ним нет никаких претензий, потому что люди не занимаются никакой нелегальной деятельностью. Но статуса ждать долго, жить негде, все нужно начинать с нуля. При том что практически у всех есть профессия и хорошее образование, люди идут работать в сферу общепита или в торговлю.
Сирийцы едут не за лучшей жизнью. Они спасают свою жизнь. Запрещенная в России экстремистская группировка «Исламское государство» захватила полстраны. Там творится хаос. Война идет уже четыре года, и люди боятся террора. Мы здесь, в России, лишь хотим решить проблему легального пребывания наших соотечественников. В обществе существуют опасения, что под видом беженцев приедут террористы, но на практике трудно себе представить боевика, сидящего в очереди в УФМС и полгода получающего документы. Не стоит недооценивать их финансовые возможности. Хватит денег на то, чтобы купить и паспорт, и визу, и даже самолет. Пешком не придут.