«Теории заговора стали политическим мейнстримом» Историк Илья Яблоков о причинах популярности конспирологических идей

Американская и российская политические культуры совершенно разные, но в центре их мейнстрима находятся деятели и интеллектуалы, так или иначе использующие в своей риторике и действиях конспирологические идеи. Теории заговора в сегодняшнем мире — это не маргинальный инструмент и не параноидальная конструкция. Откуда в современную политическую культуру пришли конспирологические идеи и почему они так популярны сегодня? Есть ли различия между западными и российскими теориями заговора? Об этом рассказал кандидат исторических наук, доктор философии в области славистики, преподаватель британского Университета Лидса Илья Яблоков в своей лекции, состоявшейся в Московской высшей школе социальных и экономических наук. «Лента.ру» записала основные тезисы его выступления.

Откуда берутся теории заговора

Элементы заговоров и страхов заговора можно обнаружить еще в античности (например, кровавый навет на евреев), но классическая конспирология — это псевдонаучное объяснение реальности. Появление первых настоящих теорий заговора отмечается в XVIII и XIX веках, когда религиозное сознание меняется на секулярное — божественное управление мира уходит, его сменяет рациональное. Если раньше какие-то события можно было объяснить высшей волей, то теперь появляется человек или тайная группа людей, строящие козни народу.

Другой фактор, повлиявший на развитие теорий заговора в этот период — появление национальных государств, использовавших их как средство мобилизации населения. Не принадлежащие к определенному обществу индивидуумы представлялись в образе врагов, и через негативную мобилизацию у народа вырабатывалось самоопределение. Подобного рода конспирологические концепции можно обнаружить в националистических дискурсах в Соединенных Штатах, Европе и России.

В те же века резко изменяется количество людей, получавших достаточный уровень образования для того, чтобы критически относиться к событиям вокруг. Псевдонаучная концепция, отраженная в теории заговора (или то, что американский историк Ричард Хофштадтер называл смерть от сноски), — это последствие изменения уровня образованности в западных обществах.

Последний фактор — изменение качества политических режимов, появление демократии, возможность голосовать. Он привел к распространению апелляции к популистским лозунгам, основанным на конспирологических идеях, заговорах элит против масс.

Родина изучения теорий заговора — США

Существует три основных подхода к изучению теорий заговора. Все они происходят из Соединенных Штатов, и это не случайно — именно здесь появились первые научные исследования на эту тему. Наверное, самый весомый вклад в изучение конспирологических идей внес американский историк Ричард Хофштадтер, впервые применивший термин «параноидальный» по отношению к ним.

Один из самых значимых его последователей, американский историк и политолог Дэниэл Пайпс написал две книги, посвященные теориям заговора. Он следовал линии Хофштадтера и предложил в 90-е годы (тогда конспирологические идеи в США были на пике своей популярности и во многом перестали быть маргинальными) обличать и критиковать теоретиков заговора и развитие подобных концепций. Это был некий психологический, символический подход.

Второй подход к изучению теории заговоров предложили американские левые мыслители, опасавшихся развития конспирологического дискурса среди американских правых радикалов. В 80-е — 90-е годы на волне успеха Рональда Рейгана различные концепции теории заговора из их дискурса стали распространяться и проникать в популярную культуру. Левые мыслители определяли конспирологические идеи как инструмент деятелей правого толка, с помощью которого те могли использовать других политиков и в целом широкие слои общества для достижения собственных целей. Был нарисован алармистский портрет будущего, в котором Америка из-за подобных практик постепенно превращалась в фашистское государство.

После всплеска интереса к теории заговоров в 90-е годы американские ученые, культурологи и политологи задумались о том, что эти идеи могут быть важным и нужным дискурсом, через призму которого можно понять суть проблем того или иного общества. В связи этим в 2000-х годах американский политолог Марк Фенстер предложил третий подход, определявший конспирологические идеи как некую популистскую теорию о власти. Если один из политических акторов обращается к теории заговора, то таким образом он пытается подорвать легитимность того, против кого эта теория направлена. Каждый из игроков может прибегать к конспирологическим идеям, применяя их против своих оппонентов, лишая их легитимности и в то же время увеличивая собственный вес.

Почему эта теория о власти популистская? Здесь Фенстер обращался к исследованиям Эрнеста Лакло и Франциско Паницца, двух политологов, утверждавших, что популизм является обычным способом интерпретации политики, характерным для любого общества. Благодаря ему более слабые люди могут формировать собственное сообщество, отделять себя от «других». С помощью этой теории можно понять, каким образом социум разделяется на две группы — «мы» («хорошие» — большинство, лишенное власти) и «они» («враги» — меньшинство с полнотой власти).

Теории заговора в России

Теории заговора появились в российской политической культуре на рубеже XVIII-XIX веков, но не получали большой популярности фактически до середины XIX века. После того как Российская империя проиграла Крымскую войну, идея о том, что Запад является угрозой для нашей страны, стала набирать обороты. Появилось много интеллектуалов, начавших распространять домыслы такого рода.

Помимо Крымской войны были и другие факторы: с середины XIX века, после реформ Александра II, Россия модернизировалась, менялась структура ее общества. Появилось огромное количество людей, переезжавших в города и получавших образование, а значит, среди них стало больше тех, кто мог генерировать теории заговора.

Другой важный момент: в это время набирает обороты развитие национализма в стране. Консервативные антизападные теории заговора дали благодатную почту для авторов, объяснявших и формулировавших российскую идентичность через оппозицию Западу. Сами же западные государства понимались как некая единая сущность, всегда играющая против России. Через это противостояние и определялась национальная идентичность нашей страны. Наконец, в период сталинизма идея о врагах народа играла важную роль, а ее последствия можно ощущать даже сегодня.

Какие же политические события повлияли на развитие теории заговоров в современной России? Распад СССР стал началом нового демократического государства, но уже к 1995 году оценка этого события среди обычных россиян начала меняться. Август 1991 года стал восприниматься не как демократическая революция, а как трагический поворот для российского общества.

Идея о распаде Советского Союза как заговоре была популярна как среди сторонников Ельцина, так и среди консервативной оппозиции. Например, Борис Ельцин и его помощники определяли членов ГКЧП как заговорщиков и организаторов путча. Им противостоял дискурс, представленный абсолютно разными политическими группами — коммунистами, фашистами, антисемитами и так далее. Для них 1991 год и распад Советского Союза тоже был заговором, в результате которого «оккупационное» правительство во главе с Ельциным победило при поддержке Запада. Эти два конкурирующих конспирологических нарратива в 90-е годы существовали на политической арене и были условно доступны в «супермаркете» политических идей.

Ельцинская команда проиграла, она не смогла продвинуть среди широких масс идею о том, что 1991 год ознаменовался победой демократической революции. У консервативной же оппозиции в багаже были важные козыри. После краха СССР в Россию начали поступать конспирологические идеи из западных обществ, и они получили применение в российской политической культуре.

Появилось большое количество фальшивок, определявших события 1991 года как заговор («План Даллеса», «речь Маргарет Тэтчер», якобы прочитанная на конференции нефтепромышленников, где она говорит, что СССР был разрушен, и «завещание Горбачева», в котором он утверждает, что целью его жизни было разрушение коммунизма). Подобного рода идеи, существовавшие среди достаточно изолированных и ограниченных групп консервативной оппозиции в России, в конце 90-х, когда Ельцину объявили импичмент, начали постепенно проникать в политический мейнстрим.

Это был важный поворотный момент для российской культуры теории заговоров, в частности антизападных. Конспирологические вопросы в новейшее время стали обсуждаться в академическом сообществе. Роль медиа в постсоветском социуме изменилась, и теории заговора, существовавшие условно среди интеллектуалов и распространявшиеся в самиздате, в 90-е попали в свободную прессу и стали намного доступнее для масс.

Парламентская оппозиция говорила, что Ельцин был частью поддержанного Западом заговора о разрушении Советского Союза. Один из лидеров этого движения, Виктор Илюхин, в 1990-1991 годах обвинявший Горбачева в развале СССР, вновь вышел на политическую арену, теперь уже с аналогичными обвинениями в адрес Ельцина. Вместе с оппозицией он утверждал, что президент пошел против высказанной на референдуме 17 марта 1991 года воли народа и подписал Беловежские соглашения, соответственно, он нелегитимен. По его словам, российским обществом управляет клан, состоящий из 200-300 семей, ставших бенефициарами приватизации, а целью их является уничтожение народа.

Все это легло в основу голосования за импичмент Ельцина, которое, несмотря даже на пункт о войне в Чечне, провалилось. Но здесь важно, что впервые в легальной законодательной практике теории заговора были использованы как политический инструмент. Таким образом, как и говорил Фенстер, конспирологические идеи являются важным элементом в политике, демонстрирующий, в чем состоят проблемы той или иной политической системы, где находятся те слабые места, от которых страдают люди, и почему они в связи этим начинают верить в теории заговора.

Конспирологические идеи о развале СССР, об обнищании в результате этого события большинства россиян, потере национальной идентичности, упадке в армии надо было каким-то образом осмыслить. Кремль и Ельцин не смогли адекватно прореагировать на вызов. В какой-то степени они даже испугались теории заговора против властей и массовых протестов против системы.

Власть начала думать об использовании подобных идей в свою пользу. В 2000-х годах стала искусственно развиваться история о том, что 1991 год был трагическим событием, которому во многом способствовали заговорщики как внутри страны, так и за ее пределами. Теперь уже эта идея становится частью политического мейнстрима.

Немаловажное значение играет то, что в России не сложилась новая национальная идентичность, и подобного рода теории заговоров являются некой попыткой ее сформулировать через определение себя и своих врагов. К тому же у большинства россиян (возможно, это вопрос их образованности) не развито критическое мышление. Люди легко верят в такие идеи, не стараясь копнуть глубже.

С одной стороны, сейчас идет использование теорий заговора и из имперских, и из советских времен. Нынешний режим противостояния Западу вновь актуализировал идеологию холодной войны, и некоторые идеи берутся оттуда. С другой стороны, происходит заимствование классических конспирологических теорий из американского дискурса и использование их в российском контексте.

Например, писатель Вячеслав Широненко написал в 90-е годы книгу «Кто развалил Советский Союз?» и утверждал, что в этом виноват Запад. В его концепции доминирующую роль играли идеи, унаследованные от периода холодной войны. В 2010 году другой автор, Игорь Панарин, написал книгу о развале СССР и первой мировой информационной войне. В ней он активно использовал уже давно популярные в США теории заговора (например «комитет трехсот» во главе с Ротшильдом, о котором в советской и молодой постсоветской России никто не знал). Американские конспирологические идеи были подогнаны под российский контекст, и теперь уже все эти тайные сообщества якобы работают точечно — на разрушение нашей страны.

Так используемые в западном дискурсе теории заговора становятся актуальными и для России. Через них переосмысливаются современные публикации в процессе и международные отношения. Здесь идет одновременно и импортозамещение, и активный трансферт идей из западных источников.

Но неправильно говорить, что только политические элиты сегодня используют теории заговора. Либеральная оппозиция также прибегает к ним для делегитимизации власти. Например, у журналиста Олега Кашина есть текст о том, что Анатолий Собчак был тем самым агентом КГБ, который создал политические элиты, правящие Россией.

Как использовались теории заговора в политическом пространстве США

Одна из основных теорий заговора, появившихся в конце 2000-х годов, состоит в том, что Барак Обама родился не в США, а его свидетельство о рождении было подделано. Она распространялась среди сторонников Движения чаепития (американское консервативно-либертарианское политическое движение — прим. «Ленты.ру») для подрыва легитимности своего оппонента. Активисты утверждали, что Обама «чужой» для американской политической культуры, а поскольку он нелегитимен, то они через свою теорию заговора могут лишить его власти.

Подобного рода истории в американской культуре появляются довольно часто, но интересно, что когда в 2012 году один из кандидатов в президенты, Дональд Трамп, начал распространять такие идеи в интервью, основные игроки в Республиканской партии от него отвернулись, его изолировали, и он не получил поддержки.

Почему это происходит? Хотя в американской политической культуре постоянно изобретаются и распространяются теории заговора, любая возможность их попадания в мейнстрим невозможна. Как только один из игроков использует их в публичном пространстве, он сразу же изолируется. Отчасти это является наследием периода маккартизма, когда конспирологические идеи стали основным элементом политической культуры.

Появление и распространение теорий заговора в 1990-е и 2000-е годы в США объясняется тем, что обычный человек почувствовал наступление необратимых изменений в его жизни. Например, его независимость от политических институтов становилась не такой эфемерной, государство вторгалось в его жизнь и пыталось на нее влиять, таким образом ставя под сомнение базовые свободы личности.

Сложившаяся ситуация стала той благодатной почвой, на которой развиваются конспирологические идеи. Раскрытие архивных материалов о возможных операциях правительства Штатов против Кубы послужило одним из доказательств участия власти в заговорах, того, что она создает их, в том числе и против своего народа (после кубинской революции в США рассматривали возможность взрыва самолета с американскими гражданами для оправдания вторжения на Кубу).

Другой пример — дело Эдварда Сноудена, показавшего, что государство — это «большой брат», наблюдающий за всеми. Оно стало одним из тех краеугольных камней, которые сейчас определяют мейнстимность нынешнего конспирологического дискурса по всему миру.

Я считаю, что неправильно и неэффективно размышлять о теориях заговора как о неком маргинальном продукте интеллектуальной деятельности. Если конспирологические идеи возникают в публичном пространстве, их надо анализировать. Необходимо понять их корни, причины появления, вычислить их сторонников в обществе. Надо выяснить, каким образом можно улучшить положение социума, чтобы подобного рода идеи не появлялись. Такой дискурс — опасный инструмент политической мобилизации, и он может привести, как показывает история, к весьма трагическим последствиям.