Горящие машины; люди, лупящие со всей дури по стеклянным витринам; бутылки с зажигательной смесью; группы мечущихся по улицам хулиганов; жители домов, с беспокойством наблюдающие из своих окон за отморозками; наконец, социальные сети, переполненные отчетами о происходящем на улицах.
На память приходит фантастический роман британца Джона Уиндема "День триффидов", в котором большая часть людей ослепла. Зрячие врываются в магазины, чтобы накормить слепых, громят витрины, чтобы запастись лежащими там нужными вещами. Главный герой никак не может себя уговорить поступить так:
"…У меня было сильнейшее чувство, что стоит мне швырнуть камень в витрину, как я навсегда окажусь вне прежнего мироустройства: я сделаюсь грабителем, вором, грязным шакалом, терзающим мертвое тело вскормившего меня порядка". Лондонские погромщики таких мук не испытывают.
Советское телевидение любило показывать, как загнивает Запад, как полицейские кордоны теснят разбушевавшихся люмпенов, как мятежный дух, заточенный в трущобах, борется за свои права и вот-вот дорастет до изучения марксизма. Советского телевидения давно уже нет, но и мятежный дух к марксизму не приблизился ни на йоту.
Интересно, что сам факт регулярных кровавых бунтов в таких развитых и толерантно-мультикультурных странах, как Великобритания и США, неоспорим. Вот только несколько примеров.
БРИКСТОН, ЛОНДОН, 1981. Молодой негр, убегая от трех других, попал в руки констебля. Тот видит, что убегавший, которого зовут Майкл Бейли, ранен. Майкл вырвался, думая, что его хотят арестовать. Полицейский догнал Майкла, но пока он пытался вызвать "скорую", живущая в районе группа молодых негров оттащила Бейли в госпиталь, где он и скончался от ран. Полицию обвинили в том, что она якобы препятствовала оказанию медицинской помощи. На следующий день Брикстон превратился в ад. В погромах участвовало до пяти тысяч человек, пострадали свыше трехсот, в том числе 280 полицейских.
БРИКСТОН, ЛОНДОН, 1985. Полицейские в поисках молодого негритянского поэта Майкла Гроса пришли в дом его матери. Майкла они не обнаружили, зато выстрелили в мать, Дороти Грос. Пуля парализовала ее ниже пояса, а по району разнесся слух о том, что ее убили. На 48 часов Брикстон превратился в ад.
ТОТТЕНХЭМ, ЛОНДОН, 1985. Молодой негр Флойд Джарретт попал под арест. Полиция отправилась к нему домой, чтобы произвести обыск. Во время ссоры полицейских с домашними Флойда, мать, Синтия Джаретт, умерла от инсульта. Говорят, ее толкнул охранник правопорядка. Тоттенхэм превратился в небольшое подобие Брикстона, где ад случился неделей ранее.
БРИКСТОН, ЛОНДОН, 1995. Молодой негр Уэйн Дуглас, совершивший несколькими часами ранее разбойное нападение, умер в полицейском участке. Мирная акция протеста против полицейского насилия трансформировалась в погром. На пять часов Брикстон превратился в ад с несколькими сотнями разбушевавшихся демонов (из числа местных жителей).
ТОТТЕНХЭМ, ЛОНДОН, 2011. Молодой негр Марк Дагган убит полицейскими при попытке ареста. Обойдемся без подробностей: весь Лондон, а затем и другие крупные английские города превращаются в ад.
Мне кажется, что во всем этом прослеживается определенная добрая традиция. К картине еще можно добавить несколько британских мусульманских бунтов 2001 года выпуска, но все же они порождаются другим, хотя и схожим вечным конфликтом. Не без капли яда добавлю, что в столице нашего полицейского государства немного поспокойнее. Может быть, потому что милиция мало кого убивает? Или потому, что население мало за кого вступается?
И еще одно. По мнению многих обозревателей, огромную роль в нынешних бунтах сыграли социальные сети, микроблоги и смартфоны BlackBerry, мессенджер которых стал бесплатной заменой SMS для тех, кто считает каждую копейку. В первую, очередь, для бедной молодежи. Почему-то при этом упускается из виду, что большинство предыдущих бунтов становились продолжением мирных демонстраций; с организацией последних как-то раньше справлялись и без смартфонов.
В свое время в журнале The New Yorker была опубликована статья Small Change. Автор, Малкольм Глэдуэлл, рассказывал об истоках социальных протестов негров в США в шестидесятые годы двадцатого века. В частности, о том, как они пытались заказать кофе там, где обслуживали только белых; через несколько дней вокруг этого кафе собрались сотни людей; сидячие протесты охватили другие города; весь юг США вспыхнул и горел еще с десяток лет без помощи Facebook и Twitter.
Из этого примера Малкольм делает вывод: теперь такое невозможно, потому что для присоединения к сидячей забастовке достаточно нажать на кнопку "Мне нравится" на страничке протестующих или переслать твит о протестах друзьям. Даже акции по сбору денег настолько неэффективны, что средняя сумма размывается до нескольких центов на человека. Автор говорит, что социальные сети не могут быть инструментом революции, бунтов, мятежей и протестов.
Действительно, как мы видим, они могут только поддерживать пламя в тех, кто пользуется мобильником. Воспламеняется же все после того, как служители закона конфликтуют с меньшинствами. Когда речь заходит об убийствах и массовых погромах, все эти "Мне нравится", "+1" или "Retweet" становятся в глазах нормального человека абсолютно ничтожным явлением.
Зато полицейские и погромщики ясно говорят нам: "А мы такие зажигаем!" Если чего и надо бояться, так это года, в котором 365 дней триффидов.