Пять историй про сильные эмоции Линор Горалик о паучьей любви и русской литературе

1

...Вот, скажем, в коридоре детской поликлиники утомительно одаренный мальчик лет шести вынимает из матери душу громкой демонстрацией своих выдающихся способностей к тому и сему. Мать постепенно переходит от поощрений к увещеваниям, затем - к мольбам и угрозам, а потом просто говорит с тихим отчаянием: "Яша, ну зачем ты меня сердишь?" "Рассуждая логически, тот факт, что ты сердишься, вовсе не означает, что тебя сержу именно я, - назидательно замечает Яша. - Он означает только то, что в некоторый момент ты рассердилась". "Я рассердилась, потому что ты меня рассердил", - говорит несчастная мать. "Рассуждая логически - не обязательно, - говорит Яша. - Я полагаю, что ты рассердилась, потому что ты вообще легко начинаешь сердиться". "Я начинаю сердиться, если меня сердить!" - уже довольно громко рявкает мать. Яша на секунду задумывается. "Логично, - говорит он наконец. - Но теперь ты сама видишь, что лично я совершенно не обязательно имею к этому хоть какое-то отношение. Тебя могли начать сердить совершенно посторонние обстоятельства". Мать смотрит на Яшу со сложной смесью уважения и отчаяния. "Подумать только, что я 23 часа тебя рожала!" - говорит она. "Представляю себе, как ты рассердилась", - вежливо говорит Яша.

2.

…Вот, скажем, в давно сложившейся полиаморной компании новый человек К. рассказывает анекдот: приходит муж домой, а его жена в спальне трахается с каким-то мужчиной. Муж стоит, хватает ртом воздух, а жена надевает халат и устало говорит: "Ну вот, сейчас начнутся ревнивые намеки, беспочвенные подозрения..." Полиаморная компания очень радуется этому анекдоту - и немедленно начинает звонить знакомым: "Ребята, вы не заняты? Нам тут рассказали гениальный анекдот. Приходит муж домой, а его жена на кухне читает Фуко с каким-то мужчиной. Муж стоит, хватает ртом воздух, а жена закрывает книгу и устало говорит..."

3.

...Вот, скажем, в довольно забитом пятничном кафе молодая пара что-то напряженно обсуждает. Постепенно обсуждение становится довольно бурным, и публика в кафе начинает обращать на молодую пару внимание. Девушка очень смущена и вся время повторяет: "Миша! Ну перестань! Ну Миша! На нас смотрят! Ну Мишка! Ну что ты делаешь! Ну Мишка! Ну не сходи с ума! Ну кто так делает! Ну Мишка! Ну с ума сойти, ну перестань!.." Но упрямый Миша отбивается от ее тревожных рук и, натурально, встает посреди кафе на одно колено, едва не повалив при этом соседний столик. Его спутница прикрывает ладошками то растерянное лицо, то смущенно покрасневшую грудь в вырезе тугого свитера, то ойкающий рот, а упрямый Миша громко, на все кафе, говорит:

- Катя! Я прошу тебя стать моей женой!

Все кафе сначала произносит длинное "О-о-о-о!", потом длинное "А-а-а-а!", потом все, включая официантов, начинают аплодировать - и аплодируют довольно долго. Пунцовая Катя машет перед собой салфеткой, а запыхавшийся Миша осторожно встает с колен, садится обратно за столик и назидательно произносит:

- Я тебе говорил - пипл это хавает на ура. "Сейчас так не делают" - какая разница вообще? Мы же не документалку снимаем. Важно, что получается хорошая живая сцена, с массовкой, с энергией. Давай записывай.

4.

…Вот, скажем, пианистка Ц. вычитывает в какой-то там всякопедии, что пауки определенной разновидности могут влюбляться в неодушевленные предметы. "Слышишь, Ромик! - кричит пианистка Ц. работающему на кухне мужу. - Пауки тоже могут влюбляться в неодушевленные предметы!" За пятидневным обсуждением слова "тоже" последовал разъезд, потом развод, потом раздел неодушевленных предметов; и вполне возможно, что в ходе этих горьких перемен какое-нибудь паучье сердце было бесповоротно разбито.

5.

...Вот, скажем, престарелая жена всеми забытого лауреата бериевской премии по литературе нанимает двух молодых людей ежедневно полировать мраморное надгробье мужа, потому что больше для него ничего нельзя сделать. Молодые люди усердны и энергичны, и за четыре месяца имя покойного полностью стирается со сверкающего холодными лучами белоснежного надгробья. И в этой ситуации, конечно, столько великой русской литературы, что никакая бериевская премия и т.д.