Переход из одного состояния в другое оказался резким. В решение о вводе российских войск на Украину не верил никто из аналитиков — это мгновенное выпадение из цивилизованного мира со всеми вытекающими последствиями; и в политике, и в экономике, и в гуманитарных измерениях. Олимпиада — это Россия как один из мировых лидеров, богатая, современная, цивилизованная страна. Война — это Россия как изгой, вылезшая из прошлого империя, большая — и оттого мощная, но слаборазвитая страна, разделяющая с остальным миром не ценности, а границы и желающая их передвинуть. Как это могло произойти? Как Путин на это решился?
Еще вчера он был человеком пусть не слишком расположенным к либеральным ценностям, но в любом случае осмотрительным, осторожным — и в этом смысле адекватным. Очевидно, помнящим историю ввода наших войск в Венгрию, Чехословакию, Польшу и Афганистан — быстрая победа в начале и неминуемое поражение в конце.
Сейчас еще с одной и с другой стороны говорят о том, что украинцы нам — братья; по итогам военной операции, когда бы она ни закончилась — завтра, через месяц, через год, — они рванут от нас на Запад как от прокаженных. Путин не может этого не знать. Он не может не понимать последствий ввода войск, уж это он понимает куда лучше любого из пишущих и читающих сейчас о войне. Как он мог на это пойти?
Экономические санкции, которые последуют в ближайшие дни, — удар по благосостоянию населения, во-первых, и раскол элиты, во-вторых. Не элит вообще — культурной, предпринимательской и государственной (они давно расколоты), а именно правящей чиновничьей и силовой элиты — те, у кого счета и собственность вне России, в ближайшее время потеряют все. Война — это превращение всех прозападно настроенных граждан, то есть абсолютного большинства успешных, образованных и самостоятельных горожан, в пятую колонну и, следовательно, борьба с ней. И ее борьба против. Емкость этой колонны в России — десять миллионов человек, тут сколько ни закручивай гайки, всех не закрутишь. В тот момент, когда граждане заметят ухудшение своего жизненного уровня и начнут на него реагировать, у них будут готовые идеологи и ясная картина того, кто виноват. Уж в том, как держать власть, предотвращать угрозы и поддерживать равновесие, Путин понимает больше, чем кто-либо в России. Ввод войск на Украину — это риск, азартная игра, так мог играть авантюрный Саакашвили, но Путин — что с ним-то случилось? Как это могло произойти?..
Олимпиаду, от которой многие ждали терактов и полного поражения, мы, вообще-то, считали до известной степени фейком. Ну то есть Россия не является современной, богатой, цивилизованной страной, а пытается это изобразить; «эфир, полубогиня, миллион восторгов, а заглянешь в душу — обыкновеннейший крокодил». Всех, кто думал иначе, кто покупался на этот образ улыбающейся, благополучной страны, у которой нет врагов ни внутри, ни снаружи и которая рада всем, — считали или наивными, или купленными. В конечном счете им предъявили Pussy Riot и казаков с нагайками, и в известном смысле именно это, а не фантастическая сцена еврейского местечка Марка Шагала как олицетворения всего русского на прощальной церемонии, и было закрытием Олимпиады.
Но есть у этой истории и обратная сторона. В попытке нарисовать образ путинского государства как реинкарнации сталинского был не меньший фейк. Это государство не проводило репрессии, а до известной степени их изображало. При всей неправосудности приговоров между десятью годами без права переписки и десятью сутками за хулиганство, между миллионами репрессированных и семью осужденными по «болотному делу» есть некоторая дистанция. Даже для самых пламенных из оппозиционно настроенных применение к этому государству определения «кровавый режим» требовало известного эмоционального разогрева. Если же это произносилось сходу, то слова как-то сами собой обрастали ироническими кавычками.
Мне кажется более или менее очевидным, что наше государство не было ни современным мировым лидером цивилизации, ни сталинским монстром — но очень хотело быть. Это два идеала, два вектора развития, и, в принципе, Владимир Путин имел в виду оба. Он даже не чувствовал, как мне кажется, напряжения между этими двумя идеалами — в конце концов, сталинское государство для своего времени было сравнительно современным (к закату даже обладало атомной бомбой). И уж точно одним из мировых лидеров. Проблема в том, что это напряжение чувствовали другие.
Владимир Путин занимает уникальное место в политике: для всех кажется естественным, что он совершенно свободен в выборе повестки дня. Но он не свободен как минимум от себя самого, от собственной истории. Олимпиада — вот этот самый образ богатой, современной, встроенной в глобальный мир страны — была идеалом развития для тех, кто сейчас превращается в пятую колонну. Путин не был против такого идеала, но эти люди — как раз те, кто не принял его второго пришествия, кто голосовал против, кто составлял протестное движение.
Вся его политика двух последних лет основана на решении, что вот эти — образованные горожане, креативный класс, называйте как хотите — не моя Россия, моя — «Уралвагонзавод». Собственно, и сами эти люди не очень понимали, как себя иначе определить, кроме того, что мы — против Путина. И, разумеется, они никак не были готовы принять свой идеал из его рук; ничего кроме подделки они в Олимпиаде не видели. Вся риторика второго пришествия Владимира Путина работала на альтернативный идеал — она была антизападной, антилиберальной, основывалась на поисках и разоблачении врагов, на образе сильного государства, которое все обижают, но которое способно за себя постоять.
И тут случился казус Януковича. Этот своеобразный человек целый год объяснял своему населению, что ведет страну на Запад, в Европу, к свободной экономике и либеральным ценностям, объяснял каждый день, со всех телеканалов. А потом взял и резко нажал на тормоз. Его самого развернуло, занесло и сбросило в кювет. Процесс занял три месяца.
Два года Владимир Путин объяснял стране, что мы сильные, успешные, уверенные в себе, мы противостоим Западу, мы — единственный оплот нормального мира, а там двойные стандарты, агрессоры, гомосексуалисты, люди, желающие пересмотреть результаты Второй мировой войны и выступающие за расчленение детей на органы. Эти люди захватывали Украину под фашистскими знаменами Бандеры, захватывали, захватывали — и захватили.
Вы правда думаете, что он сейчас может резко нажать на тормоза? Начать с другом Обамой и другом Кэмероном при посредничестве друга Олланда и подруги Меркель за столом переговоров решать вопрос об умиротворении Украины в духе будапештского договора о ее территориальной целостности, подписанного в проклятые 1990-е? Как вы думаете, сколько времени после этого продержится «путинское большинство»? Я думаю, за три месяца от его рейтинга ничего не останется. Может, и ошибаюсь — у нас специфический электорат.
В любом случае ввод войск в Украину — это не сумасшествие, это прыжок в свой идеал. В другой, не олимпийский. Он делал вид, что он как Сталин, он говорил, что будет мочить — теперь пришлось делать по-настоящему. Конечно, можно было разыгрывать интермедию «ой, держите меня сто человек, я щас введу войска на Украину» — и даже что-то от этого носится в воздухе, но, кажется, не всерьез.
И да, прыжки в идеал бывают самоубийственными. Этот, кажется, из их числа.