Говорят, аналогичную реакцию вызывает фильм «Левиафан». Не смотрела, не знаю. Но дело Светланы Давыдовой мучения вызывает точно. Потому что оно не художественно, а вполне реалистично показывает, как выглядит карта страданий русского человека сезона зима-2015.
Первое и самое мучительное — это шизофреническая раздвоенность информационной и смысловой картины. Под типовым заголовком «Мать семерых детей обвиняют в госизмене в пользу Украины» развиваются два разных сюжета. Первый называется «Подвиг, или А что тут такого?», и повествует он о благородной многодетной женщине, которая, исполнившись антивоенного пафоса, позвонила в посольство Украины, чтобы остановить братоубийственную войну. А теперь ее схватили и мучают по совершенно надуманному обвинению и страшному репрессивному закону, который, конечно, надо немедленно отменить, мать вернуть детям, а войну прекратить. А звонить можно и нужно, всюду и всегда, на то и права человека, и демократия.
Второй сюжет диаметрально противоположен первому и называется «Операция “Возмездие”», или «Допрыгались». Он описывает драму женщины, которая, наслушавшись либеральной антироссийской пропаганды, совершила преступление против своей страны, за что ее следует примерно наказать, чтобы другим неповадно было. Наличие детей не освобождает от ответственности. Версия возмездия предполагает удовлетворение от того, что пехотинец «пятой колонны» будет наказан, если уж нельзя добраться до генералов.
Страдающий человек читает и понимает, что это все об одном и том же деле Давыдовой. Человек имеет друзей и родных, которые смотрят сюжет с Давыдовой, находясь в параллельных мирах. Это само по себе довольно жутко и без всякой политики. Как в фильме «Другие» (The Others), где героиня Николь Кидман гонялась за привидениями, которые выживали ее из дому с детьми, а в финале выяснилось, что это они — привидения, которые мешают новым хозяевам с детьми. И кто тут прав?
Держать для разных случаев две версии реальности весьма накладно для психики. И мучительно без всяких преувеличений.
А если попробовать совместить? Вот, есть точка гуманитарного компромисса — любому человеку не нравится то, что многодетная кормящая мать задержана и содержится в Лефортово. Где в камере нет воды, по сообщению самой задержанной. Можно ли было избрать иную меру пресечения, учитывая то, что грудной младенец нуждается в матери? Следовало ли учесть, что у Давыдовой нет, например, загранпаспорта, а из Вязьмы при такой огласке не убежишь? Воображение включает все, что мы знаем про тюрьму: теснота, вонь, бесправие, унижения, неизвестность, насилие, «наседки» в камерах, «признание — царица доказательств». Неприятность состоит в том, что русская тюрьма одинакова для всех, но требуется сделать исключение только в данном случае. Потому что у нее много детей и один — грудной. Возникает вопрос: а много ли сейчас матерей, которые оторваны от грудных детей и содержатся в тюрьмах, под следствием? Это никого особенно не волнует, зато волнует Давыдова, потому что она — «политическая». Но в целом, с этим пунктом довольно просто — если есть возможность изменить меру пресечения, то это нужно сделать и тогда одной гуманитарной проблемой станет меньше.
«Двойной стандарт», применяемый обществом к «политическим» (например, молчат про Удальцова, но говорят про Навального, выходили за Навального, но не вышли за его брата) невозможно осуждать, имея прокуратуру и суды с такой репутацией. «Басманность» — общая проблема российского правосудия, в каждом таком случае бьющая одним концом по барину, другим — по мужику. Особенно в случае с резонансными политическими делами, когда власть априори под подозрением.
Язык не повернется всерьез говорить о том, что Светлана Давыдова должна быть обезврежена тюрьмой, когда есть Евгения Васильева, которая не мать детей и не кормит младенца, но сидит дома, а не в Лефортово, и рисует картины, которые можно даже посмотреть в галерее. Даже если предположить, что тут нет нарушений и все по закону, в дело Давыдовой моментально подшиваются миллион историй, когда хватали невиновных и наказывали непричастных, но не трогали причастных своих. И в итоге нарушений, например, нет, а понятно, что несправедливость — вот она, вопиет.
Само дело. Важнейший пункт. То, что Светлана Давыдова позвонила в посольство Украины и сообщила информацию, которая имела, по ее мнению, отношение к передвижению российских войск, — вот что категорически не нравится. Звонок в посольство (если придерживаться публичной версии) означает, что обыватель включился в войну, разожжен пропагандой обоих полюсов и воюет уже не на диване.
Заградотряды пропагандистов гонят людей на поле битвы, а тут уже действуют УК России и УК Украины, стреляют всерьез и уносят трупы. Сражалась бы многодетная Светлана на стороне властей Украины, осознавая, что за это может последовать уголовная ответственность в России? Зная, что ее действия можно квалифицировать по 275 статье, со сроком до 20 лет?
Правовая наивность, свойственная вообще людям постсоветского мира, в этой истории доходит до абсурда. За двадцать лет после распада СССР люди отвыкли от полицейщины и ощущения осажденной крепости, но так и не смогли построить правовое государство и принять свою роль законопослушного гражданина.
Если спросить, сославшись на дело Давыдовой, — можно ли нарушать закон? — найдется немало таких, кто ответит на голубом глазу, что это не закон, потому что он не справедлив. Несправедливый закон не следует выполнять, его следует отменить. Кто решает? А «есть мнение». Общественное. А до тех пор, пока не победила справедливость, всех Светлан доброй воли нужно выпустить и пусть гуляют.
Этот фокус показывают как оппозиционеры, так и охранители, — если не нравятся законы, то надо подмять под себя государство, переписав законы или сделав их исполнение необязательным для себя и своих. Вопрос о власти в России — это вопрос о соблюдении закона. Чья очередь соблюдать закон, а значит, лишиться собственности и сесть, а чья — игнорировать любые законы, потому что ты и есть власть и собственность — вот что решается при каждом новом витке российской истории.
Дурак тот, кто соблюдает закон. Подлец тот, кто считает, что закон обязателен для всех. Для всех — да, для нас, при определенных обстоятельствах, — нет. И эта попытка поиграть в лапту неподсудности возмутительна, кто бы ее не предпринимал.
Отсюда следует еще одно чудовищное неудобство. В битве грозного государственного Левиафана с пламенной беззащитной Давыдовой человек с правовым сознанием вынужден принимать сторону Левиафана. Позиция «а что тут такого?» хороша для обсуждения на вечеринке, но не годится для суда.
Любое государство может и должно себя защищать. Шпионаж, измена родине карается везде, вне зависимости от режима. Но защищать наше государство нет никаких сил, потому что оно дискредитировало себя как защитник богатых, сильных, властных и борец с малыми, больными, слабыми. Предлагая обществу многодетную Светлану Давыдову в качестве своего оппонента, власть не оставляет себе шансов. Кто способен вступиться за государство в его битве против многодетной матери?
Однако если государство не защищено, то ему грозит разрушение, а его гражданам — хаос, который хуже любой автократии. То есть, предлагается выбор: защищая право государства карать за измену и шпионаж, невзирая на лица, ты оказываешься упырем, но, не сделавшись упырем, ты становишься самоубийцей, голосуешь за отмену закона как такового и приближаешь хаос и деструкцию. Кто способен сделать такой выбор? Какой идиот ставит граждан перед таким выбором?
Некоторые яркие детали биографии Светланы Давыдовой заставили бы любое ответственное лицо сделать все, чтобы история не стала публичной, Светлана осталась бы при своих, а мир не узнал бы о том, что многодетную мать из Вязьмы подозревают в измене родине и разлучили с младенцем Кассандрой. Но отвага и странноумие ответственных лиц заключается как раз в том, чтобы не смущаться последствиями своих действий, даже если эти действия рождают медиасенсацию «мать — враг государства». И ведь был человек, который мог сказать — «нет!». И спасти миллиардные бюджеты, которые тратятся на создание положительного образа России.
И еще вопрос возмущенного наблюдателя. А вот армия в России мощная, экипированная, секретность там, допуски. И что ж выходит, что за ее действиями может проследить любая домохозяйка? А военнослужащие, которые разжились мобильными телефонами и теперь оповещают всех о своих перемещениях?
Шпиономания — это анекдотично, но не в случае с людьми, которые давали присягу. Защита от дурака вообще предусмотрена в нашей стране? Это самый главный и трагический вопрос.
Все эти размышления приводят к одному: не остается выбора, кроме как выступить за изменение меры пресечения для Светланы Давыдовой. Власть умеет сделать невозможное: она фактически загоняет тебя в угол, заставляя сочувствовать человеку, который не вызывает ни малейшей симпатии и подозревается в деянии, вызывающем абсолютное неприятие.
Но после дела «Пусси Райот» коллизия просчитывается на два счета: надо защитить Светлану Давыдову не ради нее, а ради себя и здравого смысла. Невозможно смотреть, как государство штампует нелояльных граждан и звезд сопротивления из ошалевших от политики обывателей.