Наноудобрение политического поля Какую биографию делают Анатолию Чубайсу

Первые аналогии, которые приходят на ум в связи с задержанием первого главы «Роснанотеха» Леонида Меламеда, — аресты директора группы «Менатеп» Платона Лебедева и гендиректора «Уралкалия» Владислава Баумгертнера.

Но Меламед, строго говоря, не является деловым партнером и финансовым конфидентом Анатолия Чубайса, каковым был Лебедев для Михаила Ходорковского. И тем более Меламеда никак не назовешь ключевым чубайсовским подчиненным, управляющим главным активом, — именно такую роль Баумгертнер играл в бизнес-империи Сулеймана Керимова. Неслучайно злоключения главы «Уралкалия» многие наблюдатели объясняли желанием Александра Лукашенко выдавить Керимова из стратегически важного для Белоруссии калийного бизнеса. И в конечном счете Керимов, как известно, все-таки продал свою долю в «Уралкалии».

Да и «Роснано» сильно отличается от «ЮКОСа» или «Уралкалия». Мягко говоря, это далеко не та компания, из-за которой имеет смысл ломать копья. А приватизация или, чего хуже, национализация нанотехнологических убытков — вовсе не тот приз, ради которого имеет смысл очередной раз тестировать деловой климат на прочность.

Правда, корпоративный функционал «Роснано» не идет ни в какое сравнение с медийной «капитализацией» руководителя этой госкомпании. И рукоплещущих «посадке» Чубайса, наверное, будет не меньше тех, кто радовался «равноудалению» Михаила Ходорковского или сожалел по поводу слишком маленького срока Евгении Васильевой.

Однако вовсе не очевидно, что в деле о растрате имущества «Роснано» Чубайса легко превратить из свидетеля в обвиняемого. Опять же — в силу специфики его взаимоотношений с нынешним главным фигурантом.

Леонид Меламед, заработавший свои первые большие деньги на акционировании и управлении финансовыми потоками «Новосибирскэнерго», — всего лишь один из тех бизнесменов, которые вовремя и, разумеется, не без выгоды для себя сумели подружиться с самым эффективным российским менеджером. И произошло это отнюдь не в эпоху «первоначального накопления» и массовой приватизации, когда Чубайс был «во всем виноват» и близость к нему означала приверженность неким идеологическим установкам. Меламед, равно как Михаил Абызов, Андрей Раппопорт, Юрий Удальцов, Олег Киселев или Владимир Аветисян, вошли в чубайсовскую свиту, когда он реформировал РАО ЕЭС.

Но «если друг (и даже не деловой партнер или подчиненный) оказался вдруг» — это еще не повод для уголовного преследования. Максимум — для подозрений и более пристального внимания к имяреку.

Другое дело, что помимо буквы есть дух закона. А еще — принцип Сент-Экзюпери про ответственность «за тех, кого приручил». Не вызывает особых сомнений и то, что Чубайс, в отличие от Анатолия Сердюкова, не станет утверждать, что Леонид Меламед «ввел его в заблуждение». Скорее наоборот — начнет всячески хлопотать за «прирученного», подобно тому как в 2007-м Алексей Кудрин пытался вызволить из тюрьмы своего зама Сергея Сторчака.

Сам Чубайс тоже не в первый раз сталкивается с такой ситуацией, — достаточно вспомнить задержание в Кишиневе в марте 2005-го Валерия Пасата, тогдашнего советника главы РАО ЕЭС по внешнеэкономическим связям. Молдавские правоохранительные органы обвиняли Пасата чуть ли не в организации госпереворота, но из присужденных десяти лет чубайсовский подчиненный не просидел и трех, выйдя в июле 2007 года по амнистии.

Хотя дело Меламеда не сведешь к проискам «недружественного государства». И здесь на помощь Кремля в освобождении друга главе «Роснано» рассчитывать не приходится.

Можно, конечно, в качестве контрдовода привести ту лестную оценку, которую буквально пару недель назад дал одному из «нанотехнологических» проектов глава президентской администрации Сергей Иванов. И в связи с этим, в принципе, логично задаться вопросом, не является ли нынешняя атака на «птенцов гнезда Чубайса» очередным признаком разногласий в верхах?

Но прошлогодняя атака силовиков на Владимира Евтушенкова и его АФК «Система» вроде бы тоже была весьма неоднозначно воспринята в Кремле. Однако это не помешало самому Евтушенкову провести несколько месяцев под домашним арестом и лишиться своего главного сырьевого актива — «Башнефти».

Со стороны Чубайса с его «плохой кредитной историей» ждать, что справедливость восторжествует и все вопросы к Меламеду и «Роснано» вот-вот будут сняты, тем более опрометчиво.

Ирония судьбы. Дело Меламеда — сугубо корпоративный сюжет, причем не столько по форме, сколько по содержанию. Арестован, повторимся, бизнес-партнер главы «Роснано», а не его идейный соратник. И тем не менее именно этот инцидент вынуждает Чубайса вернуться на «политические поля», об утрате интереса к которым он совсем недавно говорил во время публичных дебатов с Алексеем Навальным.

Собственно, сам факт этих дебатов говорит о том, что неформальный лидер «сислибов» уже не может или не хочет оставаться над схваткой. Но до задержания Меламеда перепалка между Чубайсом и Навальным могла у скептиков породить ощущение «договорного матча». В конце концов, тот факт, что глава госкомпании, аппаратный «тяжеловес» готов дискутировать с полумаргинальным разоблачителем, значит для одного не меньше, чем призывы самого известного борца с режимом к смене руководства «Роснано» — для другого.

Учитывая авторство этих нападок, иначе как своеобразной «охранной грамотой» их сложно было назвать. Но лишь до тех пор, пока поисками «скелетов в нанотехнологическом шкафу» вслед за Навальным не занялся Следственный комитет.

В итоге Чубайс и наиболее последовательные его сторонники вынуждены занимать круговую оборону, волей-неволей превращаясь в «третью силу», равноудаленную или, точнее, равноудаляемую и от власти, и от радикальной оппозиции. Делом Меламеда СК добавил напряженности во взаимоотношения главы «Роснано» с Кремлем. Но и его конфликт с Навальным и другими «младолибералами» неизбежно обострится. Ведь арест Меламеда — во многом ответ на общественный «антикоррупционный» запрос. А кто обозначил его, этот запрос, четче, чем Навальный?

С другой стороны, никто лучше Чубайса не справится с ролью «антинавальновского» спойлера. Особенно если под его знамена встанут еще и представители бизнес-сообщества, для которых прагматизм намного предпочтительнее популистской или ультрапатриотической риторики. И, скажем, намерение ПАРНАСа ввести прогрессивный налог на наследование крупных капиталов вряд ли внушает этой категории избирателей больший оптимизм, нежели настойчивая деофшоризация.

Лишь одно может помешать успеху нового политического проекта Анатолия Чубайса: очередные финансовые промахи и потери «Роснано». И, учитывая существующую бизнес-модель госкомпании, этот риск никак не назовешь «наномалым».