1. Марина Ивановна:

В настоящее время еще рано вводить ЕГЭ в штатный режим, многие моменты еще не отработаны.

Константин Михайлович:

Наверное, было бы лучше, если бы все регионы находились в одинаковом положении, хотя, наверное, неизбежно, что, если все это тянется так долго, то кто-то "подключается" быстрее, кто-то – медленнее. Так что, наверное, лучше бы сделать так, чтобы регионы находились в равном положении, но проблема роста, наверное, неизбежна.

2. Марина Ивановна:

Большинство учителей против единого экзамена. Связано это с тем, что это получается форма, скажем так, теоретических ответов, и практически не развивается устная речь учеников. В итоге на сегодняшний день задача старшей школы фактически свелась к натаскиванию ребенка на успешную сдачу единого госэкзамена, все остальные задачи старшей школы уходят в небытие. Среди учащихся имеются разные мнения. Примерно одна треть категорически против, одной трети учащихся, причем это успешные учащиеся, нравится то, что, сдавая единый экзамен, они одновременно поступают в институты; и еще одна треть учеников, которые еще не определились c высшим образовательным учреждением, рассчитывают на то, что, сдав ЕГЭ на два, они все равно получат тройку, и, в общем, достаточно безразлично относятся к этой форме проведения экзаменов.

Константин Михайлович:

Этот вопрос не совсем ко мне. Статистикой недовольных, наверное, должно заниматься Министерство образования, которое его вводит и насаждает. Как и любая подобная статистика, вещь, которая касается очень многих сторон жизни сегодняшнего российского общества, нужно, чтобы она была максимально открыта.

3. Марина Ивановна:

Положительная сторона ЕГЭ заключается в том, что это одновременно может быть и вступительным экзаменом в институт.

А отрицательной стороной, прежде всего, является то, что все-таки еще не отработана технология единого экзамена, полностью не проверяются знания учащихся и тот факт, что, нацеливаясь на сдачу ЕГЭ, мы теряем другие предметы, несогласованность профильных классов. То есть у нас получается противовес: если мы вводим профильные классы, например, гуманитарный класс, он не может знать математику на таком же высоком уровне, что и дети технического класса, ведь у них разные программы и разное количество часов. Поэтому получается, что у "гуманитарного" ребенка, а мы все пропагандируем профильное обучение, в аттестате по математике выше "тройки" быть не может, а "тройка" "портит" аттестат. Так что отрицательной стороной является, прежде всего, несогласованность учебных программ профильных классов с требованиями ЕГЭ. В этом отношении появляется необходимость разной балловой оценки, то есть не "три", "четыре", "пять", а зачет-незачет, и уже "четыре", "пять" для таких профильных классов.

Константин Михайлович:

Положительные стороны ЕГЭ, на мой взгляд, несомненны по двум главным причинам: во-первых, уровень коррумпированности сегодняшней системы поступления в вузы превысил все допустимые пределы, и если с помощью ЕГЭ эту проблему можно хоть как-то изменить, уже в этом его неоспоримая польза; с другой стороны, единые требования по всем школам страны, которые дальше могли бы конвертироваться в единые возможности для поступления во все учебные заведения страны, тоже несомненное благо. Но это такие два абстрактных блага. А в конкретике, в той форме, в которой осуществляется проведение ЕГЭ сегодня, я вижу такое количество минусов, что из ответов на дальнейшие вопросы, все минусы станут очевидны. Прежде всего, на мой взгляд, это плохо продуманная организация. Во-вторых, это все та же неимоверная секретность: ниже будет резонный вопрос, почему вывешиваются только демонстрационные версии прошлых лет, и на этот вопрос, по-моему, ответить невозможно. Почему? Потому что у нас все засекречивают, кому это нужно – не понятно. Боюсь, что за этим стоит очень простая вещь – непрофессионализм тех, кто готовит эти вопросы. Главная проблема в том, что на сегодняшний день, насколько я могу судить, ни по одному из предметов, я не могу судить про все, но если говорить о тех, которые ведут мои коллеги, география и история, и тех, про которые я могу судить сам – русский язык и литература, и отчасти я могу судить про математику, на сегодняшний день уровень заданий и ЕГЭ совершенно не соответствуют тому идеалу, которому все-таки должна была бы соответствовать какая-то единая зачетная система за курс средней школы.

Марина Ивановна:

В принципе, это утверждение верно - мы хотим выйти на уровень международных стандартов.

Константин Михайлович:

Насколько я понимаю, это действительно так. Но проблема как раз заключается в том, что, вот скажем, в вопросах по литературе, я немножко представляю себе, как построена система литературного образования во французской школе: там с первых шагов и на всех уровнях обучения обращают внимание ровно на те стороны произведений, так ставятся вопросы, что они дальше легко переформатируются примерно в такой вид, какой им пытаются придать сейчас здесь. Здесь же, когда начинают спрашивать про средства художественной выразительности, вещь вполне естественная для французской школы, там за этим очень много чего стоит, по существу все сводится к набору четырех-пяти выражений, типа метафора, антитеза... Про все остальное не то, что не умеют спросить, нет традиции российской школы, когда развита система номенклатуры рассмотрения этого предмета, а сформулировать внятный вопрос здесь явно не умеют, хотя, если посмотреть на демонстрационный ЕГЭ 2007-2008 годов, демонстрационная версия по литературе 2008 года качественно лучше, чем версия прошлого, 2007 года. Но все равно, на мой взгляд, более чем далека от совершенства.

Марина Ивановна:

Так как мы являемся базовой школой по ЕГЭ, мы, например, не видим механизмов, когда нам могут давать взятки, то есть, думаю, что, скорее всего, ответ нет. Может быть, вводя ЕГЭ, с одной стороны, хотят уйти от коррупции в вузах, но непонятно, как коррупция может прийти в школу, потому что мы идем независимой, незаинтересованной комиссией, у нас сдают ребята из других школ, и поэтому интереса "вытащить" ребенка на высокий уровень в данной школе / у данной комиссии нет. Чтобы данная проблема не появилась, во-первых, нужна сеть наблюдателей за проведением ЕГЭ, и нужно ввести в эти экзаменационные комиссии преподавателей вуза.

Константин Михайлович:

Мы, к сожалению, все живем в одной стране и понимаем, что там, где раньше не было коррупции или ее было меньше, она начинает прорастать, как только от этого места начнет зависеть больше. Тем не менее, мне оптимистически хочется верить, что коррупция в школах необязательно должна вырасти в таких масштабах, в каких она существует в вузах.

Марина Ивановна:

Да, многие вопросы некорректны. Часто вопросы не проверяют уровень знаний учеников и не являются, скажем так, ведущими вопросами в данной теме.

Константин Михайлович:

Ни о какой привлекательности для молодого человека тут, в принципе, речи быть не может, потому что теперь занятия по очень многим предметам начинают сводиться к тренировке по вопросам к ЕГЭ. Это очень плохо. Но причина все та же. Причина в том, что на сегодняшний день еще не сумели придумать такие вопросы, которые бы грамотно покрывали подготовленность по хорошему курсу школьных предметов. Если были бы вопросы, по которым можно было бы адекватно оценить степень подготовленности и по физике, и по литературе, а не формальный вопросник, то, конечно, было бы гораздо лучше. На сегодняшний день, ЕГЭ для российских школ может превратиться в еще один инструмент разрушения даже того уровня образования, который у них имеется.

Марина Ивановна:

Кажется. Потому что если мы уже сейчас говорим о том, что дети не умеют читать, то при введении вот такого массового тестирования, мы разучим детей говорить.

Константин Михайлович:

Вот тут я бы предпочел развернуть в другую сторону весь пафос этого вопроса. Такие вузы, как МГУ, МГТУ, МИФИ и так далее, я говорю об уровне коррумпированности, об этой ступеньке поступления в вуз, но, разумеется, эта ступенька имеет и некий кажущийся плюс. Выпускники школ для того, чтобы сдать вступительные экзамены, вынуждены не только заплатить взятку или заплатить за специальных репетиторов из этих вузов, но и набрать определенный багаж знаний, на который дальше опираются обучающиеся на первом курсе. Но, на мой взгляд, было бы гораздо полезнее, если бы их на первом курсе обучали, исходя из той базы, которую дает школа. И я не склонен идеализировать уровень обучения в главных российских школах, а тем более не в главных вузах.

Марина Ивановна:

Это, наверное, вопрос к институту. Но, на мой взгляд, будут учитывать и средний балл аттестата, может быть, направленность каких-то предметов, которые отражены в аттестате, то есть будут учитывать дополнительные нормативные показатели в конкурсе и достижения детей. Может быть, здесь как раз будет перспектива развития портфолио ученика, когда он сможет предъявить какие-то достижения, участие в олимпиадах, конкурсах.

Константин Михайлович:

Такого, на самом деле, не бывает. Скажем, в американской системе, не совсем совпадающей с нашим ЕГЭ, когда вы по окончании средней школы отсылаете свои документы и заявки в разные университеты, они умеют отобрать лучших. С другой стороны, ЕГЭ опять же не лучший инструмент для проверки этой разницы в людях. Так что если ЕГЭ будет строиться сугубо формально, то это тогда будет довольно сложно. Я, в принципе, представляю как при нынешнем несовершенстве механизма ЕГЭ, вполне можно допустить, что и эта проблема возникнет.

Марина Ивановна:

Боюсь, что нет. С точки зрения того, что мы являемся базовой школой, организация ЕГЭ действительно отработана, здесь проблем нет. Но теперь учителя бросили все свои силы, чтобы научить детей выполнять тестовые задания. И это в какой-то степени отобрало у ребят силы для изучения других предметов. А это большой минус.

Константин Михайлович:

Пока еще у нас принципиально не успели ничего изменить, потому что подготовка к ЕГЭ по русскому языку в общем не привела к изменению формата обучения предмета русский язык, но тут тоже отдельный вопрос. Заявляют, что ЕГЭ – некоторый универсальный инструмент оценки знаний. По русскому языку есть части А и B, которые позволяют объективно оценивать, так как там фиксированные ответы на вопросы, есть часть C, где от них требуется написание некоторого текста, покороче, чем сочинение, на тему отрывка, который им приводится. На мой взгляд, отрывки подбирают из рук вон плохо, а о какой объективности оценки может дальше идти речь, и почему эта оценка будет объективнее, чем оценка прежних сочинений, я думаю, что ответить не может никто. А на вопрос, пошло ли это школе на пользу, боюсь, что при сегодняшнем состоянии школьных контрольно-измерительных материалов, в частности ЕГЭ, это может больше повредить школе, чем помочь. Все вновь упирается в то, что необходимо радикальным образом, гораздо серьезнее отнестись к процессу создания формы вопросов. Я не думаю, что это нерешаемая задача. Но для этого она должна не делаться тайком. В принципе, можно найти во всех областях школьного образования людей, которые были бы способны сформулировать адекватные вопросы. Но для этого все надо делать открыто, не в обстановке секретности, не в обстановке чудовищной спешки. Количество то и дело вылезающих ошибок говорит о том, что это делается или в атмосфере чудовищной спешки, или чрезвычайно непрофессионально.

Марина Ивановна:

В школу приходят нормативные документы, которые доводятся до сведения учеников и родителей, существуют официальные сайты, где можно ознакомиться с особенностями проведения ЕГЭ.

Мы не знаем, кто отвечает за эту странную методику.

Константин Михайлович:

Этот вопрос чисто технический, и скорее к людям из Министерства образования. Я, честно говоря, не очень в курсе методики пересчета из одного балла в другой. Я знаю, что она существует, но как работает этот механизм, не знаю.

Константин Михайлович:

Мне не нравится, как проходят последние тридцать лет экзамены в МГУ, я не думаю, что это идеальная система оценки, поэтому я думаю, что, если бы существовала хорошая система независимой оценки знаний, которая бы позволяла поступать в университеты, думаю, это было бы лучше, чем сегодняшняя система в МГУ.

1. Марина Ивановна:

Я не согласна с такой формой.

Наверное, это несправедливо, потому что у нас меняются технологии. Проходит время, идет развитие технологий обучения. Насколько хороша эта форма – уже другой вопрос. А то, что должны меняться образовательные технологии и технологии контроля, это естественный процесс.

Константин Михайлович:

Мне кажется, формулировка этого вопроса не совсем точна, но, конечно, если учителя не могут решить задачи, которые ставятся перед школьниками, то это свидетельствует, опять же, о глубочайшем системном кризисе, в котором пребывает наше образование. И, конечно, это положение нужно самым решительным образом исправлять. А ЕГЭ, я боюсь, не самый лучший инструмент.

2. Марина Ивановна:

Методика тестирования не нова. Сегодня существуют специальные курсы, где учителя проходят именно тестовое обучение, технологию тестов.

Константин Михайлович:

Конечно, учителя должны уметь решать те задачи, которые ставятся перед детьми. И, если они не могут этого сделать, то их не стоит допускать. Но при таком условии, боюсь, наши школы просто опустеют.

3. Марина Ивановна:

Могу сказать, что год назад я заканчивала академию, и по одному из предметов контроль был проведен в виде теста, причем на компьютерах, и мне сдать в такой форме было намного сложнее, чем в обычной. Пусть попробуют и чиновники, было бы справедливо.

Константин Михайлович:

Насчет больших денег – это некоторое преувеличение. А по существу вопроса, это вопрос важный, потому что чиновники – это ведь не какие-то люди, которые окончили факультеты менеджмента и пришли управлять образованием. Это люди, которые пришли из школ и педвузов. И желательно было бы, конечно, чтобы в Министерстве образования чиновники, которые решают стратегические вопросы государственного образования, были бы в курсе проблем даже в большей степени, чем практикующие учителя. Потому что практикующие учителя успевают увидеть уровень своей школы и чуть-чуть уровень соседней. Чиновник из Министерства образования, конечно, должен быть, в идеале, профессионалом в одной из областей плюс видеть положение во множестве школ. Так что данный вопрос мне кажется язвительным, но достаточно точным.

Марина Ивановна:

Действительно, наша старая система образования была интересна, но я думаю, что дело не только в ЕГЭ, есть много других причин, почему наше образование становится хуже. То есть ЕГЭ - не единственный отрицательный момент, который влияет на ухудшение нашего образования.

Константин Михайлович:

Вопрос сложный. Думаю, что эта система не уничтожается как таковая. Дело обстоит иначе: наша система в чудовищно разрушенном состоянии, ее пытаются таким образом отремонтировать, а не очень разумные формы этого ремонта могут привести к краху.

Марина Ивановна:

Смотря какие цели мы ставим. Конечно, устные предметы нужно сдавать устно, потому что так мы проверяем мировоззренческий взгляд ребенка, развитие речи, его нравственные ориентиры, это обратная связь с преподавателем. На наш взгляд, такие дисциплины, действительно нужно принимать в устной форме.

Константин Михайлович:

В принципе, можно. Но, понимаете, дальше стоит вопрос, особенно вот в этом пафосе уничтожения советской системы образования, например, по географии. Возьмите географический атлас для восьмого класса, если вы попробуете на соседних страницах, где расположены разные типы карт, про которые написано, что они выполнены в абсолютно одинаковом масштабе, и попробуйте эти данные перенести на контурную карту, выяснится, что на соседних страницах находятся карты, выполненные в несовпадающем друг другу масштабе. Мой коллега-географ, с которым мы работаем уже много лет, участвующий то и дело в рецензировании учебников, которые уже получили гриф и запускаются в производство, рассказывает мне, что в каждом из учебников находятся десятки, а иногда и сотни грубейших ошибок. В широко обсуждающемся учебнике по истории под редакцией Филиппова, помимо разных прочих вещей, присутствует чудовищное количество ошибок в датах. Тут не в ЕГЭ вопрос, тут вопрос во всем комплексе учебных материалов. Я думаю, что положение с учебниками более опасно, чем несколько примитивные вопросы в ЕГЭ. Другое дело, что да, вопросы в ЕГЭ должны быть гораздо менее примитивными.

Марина Ивановна:

В принципе, если введена система ЕГЭ, то подготовку к нему должна осуществлять школа. Но тут опять же та сама несогласованность школьных программ с требованиями этих тестов. Поэтому тесты должны быть очень сильно доработаны, если уж мы официально вводим тестирование. А в настоящий момент тесты не соответствуют тем требованиям программ, которые у нас сегодня есть.

Константин Михайлович:

Кстати говоря, поверьте мне, ситуация меняется к лучшему. Могу поручиться, что в только что обвалившейся советской системе обучения английский язык преподавался гораздо хуже. Я говорю не про спецшколы, а про средние школы. Я думаю, что проведенное год назад радикальное повышение зарплаты учителям английского языка, должно повлиять на улучшение английского языка в школе.

Марина Ивановна:

Как я уже сказала, я считаю, что требования гуманитарных классов другие, и может быть, здесь правильнее было бы ввести зачетную систему, а не балловую.

В 2009 году планируют введение ЕГЭ по всем предметам. Как это будет на самом деле выглядеть – очень сложно сказать, потому что даже сегодня, когда мы в школах принимаем ЕГЭ по русскому и математике, это занимает достаточно много времени и у школы, и у преподавателей данной школы. Так что технически мы, наверное, не сможем принимать ЕГЭ по всем предметам. Технически школы еще не готовы.

Константин Михайлович:

Надо еще посмотреть, как это все будет дальше работать, но вообще в идеальной системе должны быть какие-то единые критерии системы оценки, но, возможно, они должны быть разного уровня для школ разного уровня. Но в том, что ученики, готовящиеся к своему поступлению в гуманитарный вуз, должны обладать обязательным минимумом знаний по математике, я не сомневаюсь. И, в общем, не должно быть предметов, которые можно забывать из-за того, что человек идет в вуз другого профиля. Человек должен на уровне школы получить среднее образование. До тех пор пока оно у нас существует.

Марина Ивановна:

Статистику по ЕГЭ мы получаем сразу в официальных письмах, причем ученики могут узнать свои результаты, введя свои данные.

Константин Михайлович:

Это вопрос к Министерству образования. И, как я уже сказал, на мой взгляд, статистика должна быть общедоступна, и, к сожалению, те минимальные обрывки статистики, которые попадают периодически в печать, производят удручающее впечатление. Два года тому назад самый высокий уровень оценок по русскому языку показали школы Чечни и Ингушетии. И при всем моем уважении к работающим там коллегам, я не думаю, что уровень овладения неродным языком может быть в среднем выше, чем во всех остальных регионах, где русский – родной язык. Следовательно, боюсь, что за этим стоит фальсификация результатов.

Марина Ивановна:

Нет, не только демонстрационные. Сейчас достаточно много литературы, которая готовит ребят к ЕГЭ, в том числе там есть все предыдущие варианты.

Константин Михайлович:

Это очень плохо. Подобная информация должна быть открыта.

1. Марина Ивановна:

Набрать максимальное количество баллов действительно сложно. На самом деле, уровень А и B рассчитан на стандарты обучения, а уровень C – на творческое решение для ребенка, и, на самом деле, направлен на поступление в вуз по тому предмету, который он сдает.

Константин Михайлович:

Вероятно, да. Но, с другой стороны, повторяю, ЕГЭ в той форме, в которой оно задумывалось и в которой оно, надеюсь, все-таки может быть претворено в жизнь, предполагает, что это выполнимая задача, и не требует специального складывания денег для получения ложных результатов. В идеале, это должна быть выполнимая для школьника задача, которая, вероятно, может привести к конкуренции между школами, между учителями. Какие-то школы умеют лучше научить.

2. Марина Ивановна:

Да, я так считаю. Но у нас пора менять взгляд на образование. Само наше образование достаточно далеко от практики и от жизни. Здесь тянутся уже и другие проблемы.

Константин Михайлович:

Я не очень понимаю, что значит “ближе к жизни”. А что касается уровня задаваемых вопросов, как я уже сказал, в тех областях, которые я берусь судить, на мой взгляд, эти вопросы очень плохо составлены.

Марина Ивановна:

Мне кажется, это исключено, потому что при ЕГЭ приходят ребята с паспортом, проверяются их удостоверения, сверяют личность. Они трижды проходят контроль. Технически такая подмена исключена.

Я не исключаю, что работа так отлажена только в Москве, потому что при той форме, при которой проводится ЕГЭ в школах, а мы уже четыре года принимаем единый госэкзамен, действительно, организация и контроль достаточно жесткий. Так что подделки и подтасовка исключены. Все нормы выполняются, причем очень строго. Есть внешние наблюдатели. Так что я не слышала, чтобы такое случалось в Москве.

Константин Михайлович:

Тут, с одной стороны, не отработана система, с другой – уже начавшая работать преступно дурная организация. Формально, все организовывается очень закрыто и такого, в принципе не может происходить. В Москве все пишут ЕГЭ не в своих школах. Кто ЕГЭ пишет в девятом классе – сопровождают инструкциями работы ЕГЭ, которые везутся в округ. Они должны везтись исключительно на автомобилях, чтобы ни в коем случае с ними не вошли в метро и так далее. То есть создана куча инструкций, которые, боюсь, не столько ведут к созданию справедливой ситуации, сколько к ее видимости, а за этой видимостью может скрываться глубоко порочная система.

Марина Ивановна:

Ученикам запрещено иметь при себе включенные телефоны на время проведения единого экзамена, их даже запрещено использовать как калькулятор. А потом там такое количество вопросов, что на это просто не остается времени, на мой взгляд. Тем более, там пятнадцать человек на двух преподавателей, и они все на виду, все заметно. Плюс очень строгий контроль идет при выходе ребенка из аудитории, так что все это реально отследить.

Константин Михайлович:

Все-таки отобрать у школьников портативные компьютеры и мобильные телефоны – вещь, по-моему, решаемая на экзамене.

Марина Ивановна:

Во-первых, мы пишем часть C как сочинение, как творческую работу. Здесь бы я немножко по-другому поставила вопрос. Мне кажется, что при поступлении в какой-то профильный вуз все-таки недостаточно сдавать лишь ЕГЭ. Если сдаешь, например, на факультет журналистики, нужно писать какие-то еще творческие работы, сдавать какой-то дополнительный предмет, чтобы выявить творческий подход ребенка, посмотреть, как он умеет думать в этом направлении, по данной дисциплине.

Константин Михайлович:

На мой взгляд, причем взгляд, поверьте, профессиональный, хорошие уроки литературы – такая же редкость, как и любые другие хорошие уроки в наших современных школах. Есть замечательные учителя, есть замечательные школы, и, наряду с этим, есть огромное количество школ, где ничего хорошего нет, причем, я повторяю, что это наступило не в 1991 году, не в 2000 году, а намного раньше - в 60-70-е. И, да, на мой взгляд, отмена сочинений - вещь категорически неправильная. Мне кажется, что даже когда сочинение плохо проводилось, оно так или иначе, давало возможность приучаться к письменному рассуждению. Но как раз пример с филфаком здесь выглядит неправомерно, потому что на протяжении многих лет при поступлении на филфак по большей части приветствуется не некоторое грамотное рассуждение на тему, а перечисление обязательных позиций, которые должны быть заполнены на эту тему. То есть, по существу, в данном случае сочинение демонстрирует не столько способность письменно рассуждать, сколько способность выучить и подобрать нужные готовые штампы и клише. И это как раз часть общего кризиса образования, о котором я говорил. К сожалению, по такой модели идет большая часть преподавания литературы, как в школах, так и при подготовке к вступительным экзаменам. Я не считаю единственным правильным решением здесь форму "плохо работает – отменяем вообще", потому что замена сочинения на ЕГЭ все равно сохраняет часть эссе, которое, на мой взгляд, оценивается еще более произвольно, чем старые сочинения.

Марина Ивановна:

Я в некоторой степени придерживаюсь мнения, что как дети учились, так они и написали ЕГЭ. В большинстве случаев это так. Тот, кто учился на "двойки" – "тройки", так ЕГЭ и написал, а те, кто учились на "пятерки" эти же "пятерки" и получили за единый экзамен. Были, конечно, психологические срывы, потому что это все-таки сложная форма, ребята еще не привыкли, не смотря на то, что были репетиционные моменты. Но, с другой стороны, сама идея того, что вуз и школа проводят единый экзамен, хороша. Ведь ребенку не надо сдавать его лишний раз. Но сдавать только в этой форме, перевести все в единый экзамен - недостаточно, нужны еще какие-то другие формы. И сейчас рассматривается вопрос сдачи ЕГЭ по желанию ученика – сдавать в форме ЕГЭ или в какой-то другой форме. Может быть, это стоит, действительно, обсудить. ЕГЭ – это не так плохо, но и не так хорошо. Нужно взвесить все минусы и плюсы.

Константин Михайлович:

Я действительно думаю, что результаты ЕГЭ в значительной степени отражают реальный уровень образования. Например, проводимый недавно социологический опрос, показал не только то, что в ЕГЭ плохо сформулированы задания, но также то, что уровень знаний (по математике и по русскому) в среднем чудовищно низок. Но это опять же упирается в общий кризис системы образования. Я думаю, что все-таки противостоять напору противников ЕГЭ будет довольно сложно.

Марина Ивановна:

Теоретически, конечно, это возможно. Но, прослеживая развитие ЕГЭ, я считаю, что форму единого государственного экзамена будут доводить до ума, попытаются скорректировать программу и так далее. Так что, в принципе, я думаю, что отмена ЕГЭ маловероятна.

Константин Михайлович:

Мне кажется, что возможно все. Но это вопрос больше к Министерству образования и к правительству. Я считаю, что было бы рациональнее не отменять ЕГЭ, потому что как плохи торопливые решения по внедрению чего-то, еще более разрушительна торопливая попытка к возврату к старой, уже очень искореженной системе.

Марина Ивановна:

По крайней мере, это не лучшая форма для решения всех задач, которые стоят перед школой.

Константин Михайлович:

ЕГЭ идеально должно работать только на выход. Допустим, все эти оценки знаний работают на протяжении одиннадцати лет в школе, а дальше хорошо построенная система вопросов и хорошо построенная система образования должны состыковаться. Вот в этой несостыковке как раз и заключается проблема. Там, где ЕГЭ пока отражает реальный уровень провала в знаниях – это уже проблема школы, надо менять учителей. И даже нужна не столько замена учителей, сколько система подготовки учителей. Об этом говорят уже давно, а реально делают очень мало.

Марина Ивановна:

Тут можно было бы ответить немного по-другому. Не то, что не соответствует, все-таки я сама математик и могу сказать, что когда ребята идут в специализированный вуз, тем более технический, каждый институт специализируется на каком-то разделе, скажем, механика, ядерная физика, поэтому раньше, при подготовке к вступительным экзаменам, при подготовке билетов они делали акцент на задачах именно такого направления. При ЕГЭ же идет общий опрос детей, и иногда институты могут не видеть именно своей специализации, поэтому с учетом специализаций институтов, ЕГЭ не удовлетворяет этих требований.

Константин Михайлович:

С самого начала, когда закладывалась система ЕГЭ, одновременно выстраивалась система для победителей олимпиад как параллель. И, в общем, на сегодняшний день система олимпиад тоже еще не идеально выстроена, но все-таки остается альтернативный вариант: тем, кто не хочет учиться по стандартному образцу, не является талантливым, в общем, олимпиады дают соседнюю площадку.

Марина Ивановна:

Я не могу сказать, что они были более сложными. Но если мы возьмем, к примеру, русский язык, то вопросы в первых попытках были некорректными, сейчас вопросы по русскому языку более удачные. Вопросы по математике все равно надо совершенствовать… Техническая сторона вопросов отрабатывается, такой массовый ЕГЭ по математике мы делали впервые и видим и неподготовленность самих вопросов, и, в общем-то, неподготовленность детей, да и самих экспертов, которые проверяли этот массовый ЕГЭ. Ученики часто обращались в апелляционную комиссию, и были моменты, когда балл за работу повышался.

Константин Михайлович:

В моем лице вы видите сторонника ЕГЭ как идеальной системы, но сомневающимся в результатах этой системы в том виде, в котором она находится сейчас.

Мне трудно судить. Я смотрел вопросы только по литературе, и мне не кажется, что задания по литературе прошлых лет не были ни проще, ни сложнее. На мой взгляд, ЕГЭ по литературе 2008 года составлен принципиально грамотней, чем демо-версия 2007, 2006 года и так далее. Так что если посмотреть на демо-версии по литературе, можно заметить принципиальный прогресс в плане профессиональности задаваемых вопросов

Марина Ивановна:

На самом деле это не так. Ученики и их родители осведомлены, что существует независимая комиссия, существуют апелляционные комиссии, и из нашей школы ребята подавали на апелляцию, и, действительно, был случай, когда у девочки нашли минус один балл, а были случаи, когда у ребят были плюс баллы. Но такого угрожающего наказания никогда не было. Просто когда вы подаете на апелляцию, качество работы повторно проверяется более тщательно, поэтому тут, конечно, могут быть нюансы.

Константин Михайлович:

Это мучительная ситуация, против которой есть один механизм, который должен быть поставлен как жесткий барьер: при апелляции оценка никогда не понижается. Законодательством должно быть закреплено, что любая апелляция проводится только в пользу школьника. Если при апелляции выясняется, что учителя пропустили какие-то ошибки, то их надо за это наказывать, а ученик не должен из-за этого страдать ни коим образом. Вообще говоря, во всех учебных заведениях, в частности в РГГУ, когда мне приходилось там работать, в комиссиях жестко работало правило, что апелляция никогда не может пойти в минус. И, если при проверке апеллируемой работы вдруг замечают какие-то прочие ошибки, то ниже того, что апеллируемый уже получил, никогда не ставится. Насколько я понимаю, до поры до времени такая системы были и в МГУ, но за последние годы я слышал о нескольких случаях, когда апеллируемый получил оценку ниже, чем до апелляции. На мой взгляд, подобные ситуации должны быть под контролем Министерства образования, и такого быть не должно. Так что решить эту проблему довольно легко, но вот хотят ли ее решать – другой вопрос.

Марина Ивановна:

Нам известны только результаты по Москве. С введением ЕГЭ родители поняли, что на них тоже лежит ответственность за знания своих детей. Что касается наказания учителей, пока такого не было, но, безусловно, каждая школа, и управление образованием, и методические центры должны проанализировать проблему с неудовлетворительными оценками по предмету и как-то помочь учителям, потому что не каждый учитель умеет работать с тестами, и, действительно, выявить какие-то проблемы, может быть, уровень качества образования, взять это под контроль и ликвидировать эту проблему.

Константин Михайлович:

В этом году была система плюс одного балла, то есть если за ЕГЭ получали "двойку", в аттестат ставили "тройку". Но зачем ходить по регионам, если у нас есть статистика по Москве. И "двойки" по математике получили чуть ли не 20% одиннадцатиклассников. И, боюсь, что эта проблема не только родителей, да и только учителей упрекать в этом тоже нельзя. На сегодняшний день никаких наказаний для учителей не предусмотрено. Рассматриваются проекты, как наказывать учителей в будущем. На сегодняшний день, я не думаю, что школы готовы к этому при таком количестве двоек. Это опять же порок сегодняшней системы, против которого ЕГЭ как раз направлен. Одиннадцатиклассники считают возможным, и на это сквозь пальцы смотрят учителя, и принимают родители, заниматься только теми предметами, которые им понадобятся при поступлении. Если дальше это приводит к тому, что они абсолютно пропускают все предметы, которые им надо сдавать на экзаменах, это, конечно, очень плохо.

Марина Ивановна:

Потому что, во-первых, рейтинг школы – вещь очень проблематичная: кто и как его проводит, кем будут утверждаться результаты? Влияние рейтинга школы на уровень образованности ребенка не очевиден, ведь мы знаем, что в одной и той же школе дети могут обучаться по-разному: один заканчивает с медалью, а другой остается на второй год. Высокий рейтинг говорит о хорошем качестве образования в данной школе, а это уже является фундаментом для получения хороших знаний.

Константин Михайлович:

На сегодняшний день не существует системы рейтингования школ, и запуск подобной системы - ничуть не менее трудоемкая задача, чем запуск системы ЕГЭ. Если еще одновременно к задаче ЕГЭ запустить еще и эту, то боюсь, что мы можем получить не только положительные результаты. В принципе, это совсем не плохая идея. И, как я уже говорил, в идеале система ЕГЭ должна привести к состязательности между школами. И эта состязательность должна получить некоторое экономическое воплощение. Но один из планов реформирования образования сводился к тому, что нужно на каждого ученика выделить некоторую сумму, которая на него затрачивается как на обучаемого на протяжении всего времени, и что он путешествует из школы в школу с этой суммой. И, если в одну школу пришло 20 человек, а в другую 40, то эта школа должна получать в два раза больше денег. А дальше это, несомненно, по экономическим законам приведет к тому, что школы будут тщательней относится к набору учителей, учителя будут более заинтересованно относится к тому, чтобы дети получали систематические знания. Но для этого, конечно, все равно должна быть решена система хотя бы приближения ЕГЭ к идеалу. То есть к тому, чтобы ЕГЭ не сводился к тупому решению вопросника, а к тому, чтобы система ЕГЭ могла показать реальный уровень знаний.

1. Марина Ивановна:

Причины, по которым нарушается данный закон, должны отслеживать специальные органы. Но насколько я знаю, этот сертификат действует два года, то есть он действует и на следующий год при поступлении в вузы.

Константин Михайлович:

Потому что очень плохо работает система, из-за кризиса в системе образования, который начинается и сверху, и снизу. И ответственность за свои слова Министерство образования довольно часто не несет. Например, есть указ Министерства, согласно которому не могут быть изменены правила вступительных и выпускных экзаменов меньше, чем за год до их проведения. Но, тем не менее, и ВУЗам, и школам про введение ЕГЭ зачастую сообщают намного позже указанных сроков.

2. Марина Ивановна:

Те, кто раньше не сдавал ЕГЭ, все равно обращаются в любую школу их района, пишут заявление и в день единого экзамена приходят в эту школу, и как и все одиннадцатиклассники сдают экзамен.

Константин Михайлович:

Этот вопрос уже к формальной стороне проведения ЕГЭ, которая также организована плохо.

3. Марина Ивановна:

Система тестирования не плоха, но только если применять ее на определенных этапах проверки знаний ученика, а вводить тестирование на всех этапах контроля – неправильно, и, хотя на каких-то моментах именно тестовый контроль очень целесообразен.

Константин Михайлович:

Боюсь, что главный вуз, а именно МГУ, который не возражает против системы ЕГЭ, в действительности сильно лицемерит на этом месте и не этого он боится. Повторяю еще раз: вузы должны научиться учить студентов, у них этой функции никто не отнимал, а принимать на первый курс людей, подготовленных их репетиторами, это для них очень удобно, но вообще система в этого не предполагает.

Марина Ивановна:

Если уж мы вводим 100-балльную систему, наверное, правильно отображать в аттестате именно то количество баллов, которое мы ставим. Потому что случается полный разлад при переводе из одной системы в другую. Я думаю, что неправильно профильные предметы оценивать как непрофильные. Конечно, у профильных предметов должен быть балловый приоритет.

Константин Михайлович:

Нет, мне кажется, это неразумно. Это право нужно оставить вузам. До тех пор пока у нас сохраняется и даже вроде бы в 2009 году будет возможность сдавать что-то в форме ЕГЭ, а что-то не в форме ЕГЭ, я думаю, что вузы имеют право по каким-то предметам требовать сдачи ЕГЭ. Также вузы должны иметь право решать, по какой шкале оценивать: для профильных специальностей обращать больше внимания на данные ЕГЭ, а на прочие предметы – меньше.

Марина Ивановна:

У нас единая система образования. В этом году были случаи, когда ребята из колледжа сдавали в форме ЕГЭ.

Константин Михайлович:

Об этом я просто не в курсе. В принципе, кажется, в форму ЕГЭ собираются переводить все.

1. Марина Ивановна:

Эти критерии должны быть одинаковыми, потому что в противном случае мы принижаем роль школы.

Константин Михайлович:

На уровне выпускных и вступительных экзаменов, на мой взгляд, они должны быть одинаковыми.

2. Марина Ивановна:

Мне кажется, это, наоборот, будет действовать отрицательно. Во-первых, надо понимать, что семнадцатилетний - это, все-таки, не очень взрослый человек, он может оказаться в состоянии психического дискомфорта, а при коммуникативной форме экзамена, скорее всего, профессионалу легче увидеть знания, позицию, мышление ребенка. В тестовой форме это не раскрывается.

Константин Михайлович:

Да, конечно. Смотреть в глаза – часто помогает решить задачу его поступления, но пока что еще ни для одного вуза не закрыли возможность проводить некоторые собеседования, особенно в каких-то спорных случаях. Это решаемая задача. Можно как-то компенсировать это при переходе на ЕГЭ.

3. Марина Ивановна:

Во всяком случае, то, что это надо обсуждать всенародно – действительно верно, потому что вопрос все еще очень неоднозначный.

Константин Михайлович:

Конечно, это было бы идеально. Но, понимаете, отчасти в нашем обществе еще не привыкли к тому, что мы своими налоговыми выплатами, не косвенно, а напрямую должны обеспечивать функционирование государства, и государство должно считаться со своими налогоплательщиками.

Марина Ивановна:

Да, в этом направлении недостатки есть.

Константин Михайлович:

Да, действительно, и об этом я говорил с самого начала, вопросы ставятся некорректно, существует несколько правильных ответов или вообще нет ни одного верного. И эта одна из самых худших проблем на сегодняшний день, потому что это проблема содержания, остальные же вопросы – относительно организации или технической стороны ЕГЭ – намного более формально решаемы. Вопросы содержательные должны быть радикальным образом пересмотрены неформально.

Константин Михайлович:

Мне неизвестны случаи отказа в поступлении по результатам ЕГЭ в тех частях, где мы его принимаем. Поэтому это некоторая несправедливость. И в ВШЭ тоже существуют факультеты, на которых пока что еще нужно сдавать что-то дополнительно кроме ЕГЭ. Скажем, на факультете, где я работаю, на отделении деловой и политической журналистики, мы имеем право засчитать результаты олимпиад, но в качестве замены творческого конкурса. ЕГЭ по русскому языку засчитывается как экзамен по русскому языку, а, соответственно, творческий конкурс как таковой остается и пока еще ничем не заменен, на него ЕГЭ пока что еще никак не пересчитывается.

Константин Михайлович:

Такое вот продвинутое заведение. На самом деле, это просто несерьезно. Ну что значит лучше других? Да, в нашем университете собралось много людей, которые приложили немало усилий к тому, чтобы ЕГЭ принял бы внятные и разумные формы. Несут ли они ответственность за то, что он пока эти формы не принял? Да, конечно, как любые другие люди, которые прилагают усилия к решению данного вопроса. Но это не значит, что не надо работать над этой проблемой. Я, по-моему, начал с того, что мне очевидны плюсы ЕГЭ. А насчет возведения коррупции в квадрат, цифр у нас, конечно, нету, но в средних учебных заведениях пока что такие объемы коррупции невозможны.

Марина Ивановна:

Я слышала такие взгляды. И сейчас в профессиональных кругах периодически встает вопрос, но это опять-таки надо обсуждать. Встает вопрос об одном комплексном экзамене, который проверяет уровень образования ребенка в целом.

Константин Михайлович:

Тут вопрос на самом деле намного более сложный, российская система образования находилась и до сих пор находится в кризисе не потому, что оно старается или не старается подражать Западу, и не потому, что оно, так или иначе, имеет те или иные традиции. Этот большой социальный кризис приводит на сегодняшний день к серьезным провалам в сфере образования, но отчасти его можно пытаться исправлять ориентировкой на западные стандарты. Но боюсь, что это абсолютно не панацея, нельзя надеяться, что это автоматически сработает, но, с другой стороны, вообще ничего не делать с состоянием образования в России, наверное, нельзя, поэтому Министерство образования ищет выход.

Марина Ивановна:

Думаю, что сейчас выбора школам и ученикам не предоставляется, все институты поставлены в условия принятия абитуриентов по результатам ЕГЭ по русскому и математике.

Константин Михайлович:

Не может. Мы уже говорили о необходимости введения ЕГЭ, но также не надо забывать учитывать различные олимпиады.

Марина Ивановна:

У нас всегда запаздывают с документами. Поступая в десятый класс, ребенок уже должен знать, в какой форме он будет сдавать выпускные экзамены. У нас, в лучшем случае, это идет в начале учебного года 11-го класса. А в худшем – чуть ли не во втором полугодии накануне экзаменов. Здесь идет явное нарушение моральных и правовых норм, потому что ребенок, поступая в десятый класс, не ознакомлен с тем, как он будет сдавать выпускные экзамены. Это неправильно.

Скорее всего, будет общая программа для всех регионов.

Константин Михайлович:

Теоретически, все должно быть одинаковым. Ведь в противном случае разрушается главное достоинство ЕГЭ – равенство выпускников школ всех регионов. И, если в каждом регионе будут приняты свои ЕГЭ, то это будет то же самое, что в каждом регионе будет своя законодательная база.

Марина Ивановна:

Я не думаю, что это учитывается. Потому что это единая система для всех регионов.

Константин Михайлович:

По-моему, это несправедливо, но тут действительно нужно выслушать мнения регионов. Лично я с такой проблемой не столкнулся.

1. Марина Ивановна:

Предыдущие тестирования, наверное, не публикуются, потому что это считается интеллектуальной собственностью и является закрытой информацией. Мы не имеем права распечатывать или копировать КИМы. Они сразу отправляются обратно.

Константин Михайлович:

Опять же мы возвращаемся к вопросу этой секретности, за которой, я боюсь, прячется жуткий непрофессионализм. И, если они откроют эту информацию всем, то этот непрофессионализм сразу бросится в глаза. Они боятся ответственности.

2. Марина Ивановна:

Я не владею статистикой, но могу сказать, что по факту, когда мы наблюдаем, и нам говорят ребята, особенно часто на первых порах, некорректные ответы встречались. Но, в основном, это было на пробных экзаменах, и составлялись акты, на основе которых старались исключить все подобные некорректные ответы. Ошибки операторов не часто, но встречаются. Может быть, именно поэтому на апелляцию разумно подавать.

Константин Михайлович:

Для этого и необходима открытая система. Через определенное время данная информация должна быть открыта для всеобщего обзнакомления. И поэтому все ЕГЭ необходимо проводить в один день. Именно для того, чтобы можно было в один день это открывать, и в тот же день давать возможность подавать апелляции во всех регионах, а не только в Москве.

3. Марина Ивановна:

Я не в курсе, потому что мы в Москве и решаем, соответственно, через Москву. Но, пожалуй, местные органы должны проводить апелляцию у себя.

Константин Михайлович:

Это несогласованность системы. Такого быть не должно.

Марина Ивановна:

Нет, я думаю, что не завышают. Знания оцениваются достаточно объективно и строго.

Константин Михайлович:

Вы знаете, образование в Москве далеко не лучшее по России.

1. Марина Ивановна:

Нет, не допустимы, и, действительно, очень большое внимание уделялось именно подготовке к тестам. Учитывая то, что мы знали, что русский язык дети будут сдавать в форме ЕГЭ, подготовка к этому экзамену была растянута на два года, а про математику мы узнали лишь в начале года, и, действительно, большая часть времени уходила на подготовку к тестированию.

Константин Михайлович:

Нет, такой поход совершенно неправильный. Более того, эта самая опасная сторона ЕГЭ по отношению к современной российской школе. При неизбежном прагматичном отношении к образованию тут и учителя, и ученики будут подталкивать к тому, чтобы отвечать только на вопросы ЕГЭ. Еще раз повторяю, что вопросы должны быть составлены так, что, учась хорошо в школе, без прохождения специальных курсов, ученики должны без особого труда отвечать на вопросы ЕГЭ.

2. Марина Ивановна:

Мне кажется, 4 часа, отведенные на экзамен по математике – это достаточное время для того, чтобы ребята, у которых нормальная база, справились с заданием.

Константин Михайлович:

Это очень плохо, но, как мне кажется, это решаемая задача. Нужно просто продумать, на какое время стоит увеличить время проведения ЕГЭ по математике. Это не вопро о том нужно это или не нужно, а вопрос увеличения времени, который, как мне кажется, можно легко и безболезненно решить.

3. Марина Ивановна:

Не два года, а один. Разные вузы имеют разные проходные баллы по единому экзамену. Конечно, в вузах, которые имеют высокий рейтинг, этот балл выше, чем в невостребованных вузах. Если ученик сдал на балл, который не позволяет ему пойти ни в один вуз, это означает, что он все экзамены сдал на двойки, и он, действительно, не может больше поступить в институт. Конечно, когда ребята у нас поступали в разные вузы одновременно, было лучше. Но плохая оценка – она и есть плохая оценка. Значит, наверное, надо ребенку подготовится перед тем, как поступать в институт на следующий год.

Константин Михайлович:

Я также считаю, что данная система не вполне справедлива. Хотя думаю, что пересдавать немедленно, тоже неразумно, потому что ЕГЭ должно быть устроено так, чтобы здоровый выпускник на эти вопросы мог отвечать, а если он не может, то за две или три недели, он не подготовится отвечать на вопросы по всему одиннадцатилетнему курсу, да даже и по двух-трех годичному. Но система возможности сдачи через полгода, мне кажется, должна работать.

Марина Ивановна:

Нет, не кажется. Мы часто ставим вопрос, насколько ученик, который учится действительно хорошо, который сдал экзамен независимой комиссии на "пятерку", независимо от того, будет у него медаль или нет, у него уже будет стимул поступить в престижный вуз. Поэтому неполучение медали вряд ли сильно скажется на стимуле учеников.

Константин Михайлович:

Золотые медали пока что никто не отменял, речь идет об отмене привилегий при поступлении, связанных с этими медалями. И тут я должен сказать, что на сегодняшний день в области получения медалей явно присутствует коррупция как в Москве, так и в области. Речь опять же идет о вложении в это никак не связанных с образованием ресурсов.

Марина Ивановна:

Я думаю, что на высоком уровне, на уровне министерства образования и науки все это будет рассмотрено, и, может быть, мы действительно решим проблему "школа – вуз", и будут единые требования к выпускнику при написании вступительного экзамена.

Константин Михайлович:

Система ЕГЭ, если она будет работать хорошо и будет являться именно той системой, где поступление в вуз опирается именно на школьное образование. Сейчас школа и вуз находятся в разрыве, и на этом разрыве и кормится коррупция.

1. Марина Ивановна:

Думаю, что, скорее всего, нет. Ведь проверяется не только творческая часть задания, но и стандарт. Но эти баллы будут учитывать в портфолио при поступлении в вуз двух абитуриентов с одинаковым количеством баллов за ЕГЭ. Такая практика была раньше, и победителей зачисляли на результатах вступительных экзаменов. И я думаю, целесообразно оставить такую форму.

Константин Михайлович:

Это, несомненно, необходимо. Я даже думаю, что это должно засчитываться не только на всероссийских уровнях, но и на более низких. Нужно выработать критерий оценки, там тоже должны работать опытные преподаватели. Главная проблема – нехватка опытных педагогов на всех уровнях.

2. Марина Ивановна:

Я думаю, что прибавление баллов было бы правильнее.

Константин Михайлович:

Я не знаком со всеми высшими учебными заведениями, но я знаю, что и МГУ, и Высшая школа экономики принимают таких ребят без экзаменов и, соответственно, не глядя на результаты их ЕГЭ.

Марина Ивановна:

Да, есть на сайтах, выпущены диски и специальная литература. Наша школа является экспериментальной площадкой, пробные тесты проверяются на учениках, и когда они получают эти тесты, они спрашивают мнения учителей, ведется опрос, они записывают все минусы составления этих тестов. Что касается вузов – не знаю, а что касается школ – да, с учителями и с учениками такая работа идет, во всяком случае, в Москве.

ЕГЭ по русскому, конечно, должен выявлять степень знания языка. Насчет диалектов и жаргонов... Я не знаю, надо ли уделять этому внимание. Но там есть творческое задание – эссе, которое проверяет уровень и творческое мышление ученика.

Константин Михайлович:

Со степенью понимания диалектов и жаргонов можно подождать. Конечно, должны проверять уровень владения языком, но насколько квалифицированно сформулированы эти вопросы – сказать трудно. С другой стороны, именно русский язык, поскольку тут раньше всего были начаты эксперименты, раньше всего оказался в области недоброжелательного общественного внимания, на сегодняшний день к вопросам по русскому языку, насколько я понимаю, претензий гораздо меньше. Они, возможно, где-то кажутся примитивными, а задание C вызывает по-прежнему очень серьезную критику, в общем, хотя задания А и B могли бы быть еще лучше, вопросы не кажутся вопиюще неграмотными.

1. Марина Ивановна:

Аттестат не является кратковременно действующим, потому что аттестаты постоянно выдаются, и в них выставляется оценки по пятибалльной системе. Аттестат действует и не изменяется даже при последующих сдачах ЕГЭ через год, через два и так далее. Это влияет только на поступление в вуз. С юридической точки зрения, проведение ЕГЭ, на мой взгляд, еще не отработано. Нужно серьезно подойти к этому вопросу, имеется много нарушений в такой форме работы, потому что надо проверять уставы школы и всю документацию: отражены ли в них условия проведения ЕГЭ. Пока это идет в виде эксперимента, но вопрос в том, что такое эксперимент в школе, и с кем он должен быть согласован. Должны ли ученики и их родители давать согласие на проведение такого эксперимента – такого пока нет. Поэтому нарушения есть.

Константин Михайлович:

Это вопрос к юристам. Думаю, что это все не до такой степени катастрофично, хотя вопрос о длительности сроков действия сертификата – очень серьезный, так что лучше получить по нему юридическую консультацию. Надеюсь, и этот недостаток легко исправляем, так как это всего лишь техническая недоработка, которая может быть решена.

2. Марина Ивановна:

Полностью согласна. Это действительно так. У школы нет задачи подготовить ребенка в вуз, мы должны дать хорошие, качественные знания, которые ребенок будет использовать в том направлении, которое сочтет нужным.

Константин Михайлович:

На самом деле, конечно, да. Хотя в связи с введением ЕГЭ эта задача немного смещается, так как ЕГЭ - это непосредственно промежуточный инструмент между школой и вузом, все-таки перед школой стоит гораздо больше задач, чем просто натаскать школьника для поступления. Как раз в этой связи очень важно, чтобы школа не превратилась в механический инструмент подготовки по плохим вопросам. Школа работает как целостная система образования, выполняющая много социальных функций. И если школа превратится в механизм, где готовят к выполнению тестов, то эти социальные задачи не будут выполнены никем.

Марина Ивановна:

Есть щадящие формы работы, когда ребята обучаются на дому, и они не сдают ЕГЭ, у них другие формы аттестации.

Константин Михайлович:

Дистанционная форма обучения предполагает обычную сдачу экзаменов. Но, если ребенок настолько болен, что не способен написать ЕГЭ, то, наверное, он не будет способен учиться в вузе, а по медицинским соображениям отвода от экзаменов у нас пока нет. Но, наверное, дальше будут работать и в этой области.

Марина Ивановна:

Как правило, только на этапе поступления. Сейчас мы с коллегами часто сталкиваемся с тем, что говорим, какой процент детей поступил в вузы. Наблюдается такая тенденция, что уже после первого семестра ребят отчисляют из институтов. Но такой статистики не ведется, в общем-то, ни в одной школе.

Как мы уже говорили, плохо будут учиться "стандартные" ученики без какого-либо творческого мышления. И во время тестирования, действительно, вполне допустимо, что талантливый ребенок может ошибиться в элементарном правиле умножения, и если на устном экзамене опытный педагог не пропустил бы такого ученика, обратил бы на него внимание, то тесты лишают этого права.

Сейчас вообще в школах много говорят о здоровьесберегающих технологиях, дети тестируются и наблюдаются медиками на предмет перегрузки и психологической комфортности.

Я не знаю, проводится ли наблюдение именно по поводу ЕГЭ, но ученики профильных и, в особенности, старших классов проверяются на предмет направленности и психологической комфортности.

Константин Михайлович:

Насколько я понимаю, во многих вузах ведется такой вот мониторинг. Не знаю, насколько последовательно. Он уже сегодня готов для удачных выпускников ЕГЭ по математике.

Здоровье детей – это еще одна из проблем, разрушающая систему образования. Насчет медиков я не знаю, но боюсь, что нет.