Критериев очень много, этот вопрос сугубо профессиональный. Если вас это интересует как будущего или нынешнего специалиста, то стоит прийти, посмотреть и пообщаться в рамках какого-нибудь семинара или мастер-класса. Это действительно очень большой и сложный вопрос - какие темы отбирать, какие нет.

Знать заранее, что достойно стать сюжетом, а что нет, невозможно. Это определяют люди. В каждой конкретной ситуации человек, от которого зависит принятие решения, определяет, идет это в эфир или не идет, почему это репортаж, а это – нет. Все решается индивидуально.

Вот хороший пример общего вопроса, на который нельзя нормально ответить. Кто его знает! Я не знаю, что через полгода будет, а вы меня спрашиваете про будущее вообще. Надеюсь, что все будут счастливы, профессиональны, умны и прекрасны. А как на самом деле сложится – время покажет.

У нас довольно часто случаются истории (думаю, не реже, чем в Британии), когда вмешательство телевизионщиков приводит к реальным изменениям в жизни конкретных людей. Не так давно наш воронежский корреспондент Ольга Чернова делала серию репортажей о том, как ветерану Жерноклееву не давали квартиру (он приехал из Казахстана и формально прав на жилье не имел). Два сюжета прошли не то чтобы незамеченными, но местные чиновники продолжали говорить этому пожилому человеку, что никаких прав на квартиру он не имеет. И когда мы уже сделали третий сюжет, и его увидели высокие люди в Москве, квартиру человек в итоге получил. Таких историй много. Могу вспомнить недавний случай про одно московское общежитие, откуда студентов "вытряхнули", так как хозяева решили сдать это помещение в аренду. Если бы не репортаж и не вмешательство увидевших его людей, которые могли повлиять на ситуацию, то студенты так бы неизвестно где и жили. Скорее всего, разъехались бы по домам и не учились. А так я могу сказать, что благодаря нашему вмешательству, все закончилось хорошо и быстро. И таких примеров много.

Конечно, польза от журналистики есть, несмотря на все то, что о ней говорят. Я только что рассказал о случаях, когда от нас была прямая польза простым людям. Не богатым, не знаменитым, а просто попавшим в тяжелую ситуацию.

Но и вопросы к профессионализму журналистов, конечно, есть тоже. Проблема в том, что профессиональное журналистское образование в России находится в очень плохом состоянии. По крайней мере, что касается телевизионных журналистов - буду говорить за свою епархию. Часто приходят перспективные, талантливые молодые люди, но у них нет опыта – а системы, которая могла бы их научить, школы – тоже нет. Поэтому сплошь и рядом карьера тележурналиста становится вопросом частной инициативы и даже везения. Понятно, что талантливый человек и сам пробьется, но системы, которая бы тащила наверх человека среднего и выше среднего уровня и делала его профессионалом, нет. Поэтому, увы, бывает, что в эфир попадают люди, которые вообще не очень хорошо говорят по-русски. Мы в рамках НТВ, в рамках вечерних новостей, за которые я могу отвечать в этом смысле, с такими случаями боремся и, как мне кажется, достаточно успешно. Если говорить вообще о российском телеэфире, то это действительно случается.

Я стараюсь не попасть в ситуацию, когда мне станет все равно. Когда я буду отмахиваться и говорить: "А, ладно, все равно будет не так, как я хочу, а так, как будет". Как только начинаешь себе такое говорить, происходит постепенная, но неизбежная деградация. Я пока стараюсь этого не допускать.

Влад Листьев много лет назад отвечал на этот вопрос. Он очень хорошо сказал: "Мне не хватает такой ситуации, когда кругом меня одни профессионалы, тонко чувствующие и быстро понимающие". Когда снимаешь трубку, а на другом конце линии - тут же единомышленник, который говорит с тобой на одном языке. Когда все вокруг приятные люди, и мы с ними делаем одно общее дело. Увы, это совершенно гипотетическая ситуация, конечно…

Мысль проскальзывала, я много об этом думал. Я уже сказал выше, что проблема с образованием журналистов в России стоит очень остро, серьезного систематического образования фактически нет, потому что все журфаки, которые я знаю, в основном, профанация: обучение всему понемногу и ничему конкретному. Есть, конечно, профессиональные люди, которые пришли с телевидения, из реальной журналистики, но их единицы. Да, с одной стороны, сама журналистская профессия – это широкие знания, а не глубокие, но с другой стороны, людей нужно учить хоть каким-то азам мастерства. По крайней мере, тому, как не надо писать, потому что те, кто приходят к нам, желая стать корреспондентами – приходят, заметьте, со всяческих журфаков - делают одни и те же ошибки. Они пишут одинаково штампованно. Ловишь себя на мысли, что не можешь постоянно повторять им одно и то же. Вроде одного исправил, объяснил, потратил время, а через месяц приходят еще трое – с теми же проблемами.

Конечно, я много раз думал о том, как хорошо было бы организовать профессиональную школу внутри нашего цеха. И не я один об этом думал. К сожалению, возникает масса вопросов. Во-первых, создать учебное заведение очень сложно: это и вопросы лицензирования, и финансирования, вопросы с налогами, с законами. Тут нужны люди, которые будут этим заниматься увлеченно и постоянно, даже, я бы сказал, самозабвенно. Коммерческая же компания, особенно в период кризиса, не может себе позволить всерьез тратить на это ресурсы. Конечно, если бы такая школа была, то я бы там с удовольствием преподавал. Но, к сожалению, сам я ее организовать не могу – иначе ни на что больше времени не останется. Был вот "Internews", который делал очень большую работу по обучению региональных журналистов, но, к сожалению, как мы знаем, его постигла печальная участь. В итоге я вынужден констатировать, что уровень региональных журналистов (и московских тоже) оставляет желать лучшего. Конечно, это плохо.

Таких вот курьезов, о которых стоит рассказывать, я не могу припомнить. Потому что курьез – это всякий раз ЧП, значит, что-то пошло не так. Какие-то сбои периодически случаются, к счастью, они не так заметны в эфире.

Что касается восприятия себя, я уже давно привык. Вопрос о том, как я "привыкал", - это, опять же, вопрос школы и везения. В 1993-ем году я попал к Леониду Парфенову в программу "Намедни. Неполитические новости". Это и стало моей трехлетней высшей школой журналистики, которая мне все основы профессии и дала. По идее, я должен был бы доплачивать этой программе за три года работы, а не наоборот. И сам Парфенов, и все люди, которые там работали, были и лучше, и круче, и опытнее меня во всех профессиональных смыслах. Работа в таком коллективе очень сильно воспитывает. Но это - опять же - было личное везение, а не какая-то система.

Что я думаю, когда вижу себя на экране? Я уже давно привык, смотрю не на себя, а на содержание программы.

Никаких примет не существует.

Сложный вопрос. Таких случаев немного, но они, безусловно, есть. Любят приводить следующий хрестоматийный пример. Когда террористы держат в заложниках людей, можно ли транслировать информацию о перемещениях спецназа? Этот пример обсуждается на всех площадках, где поднимается данный вопрос. Но этот пример довольно экстремальный, к счастью, подобное случается редко. У нас закон о СМИ прямо запрещает сокрытие общественно важной информации. А дальше начинается правоприменительная практика, которая зависит уже не только от журналиста.

У меня нет никаких принципов в воспитании детей.

Я думаю, что причина такой взрывной популярности "Вконтакте" и "Одноклассников" в том, что это новый способ коммуникации между людьми. Помимо возможности поддерживать контакт с одноклассниками, это довольно неожиданная возможность прикоснуться к своему прошлому. Кроме того - это еще и новый статус общения, потому что интернет общение существовало и раньше – это и чаты, и ICQ, и сайты знакомств - но там люди всегда были под интернет псевдонимами. Так, чтобы люди оказывались в сети с открытым именем, понятным статусом, с прямой возможностью тут же к этому человеку обратиться, это впервые появилось в социальных сетях. Я думаю, что именно этим обуславливается такой взрывной рост интереса. Очевидно, что со временем это будет утихать, но, как все новое технологическое и доступное, социальные сети получили мгновенное развитие, взрывообразный рост интереса. Так же было с мобильной связью, потом постепенно все привыкают.

Нет, блога у меня нет. Я почитываю чужие ЖЖ, но своего не веду, потому что мне публичного существования и так хватает благодаря работе. Еще и публично существовать в Сети – это уже слишком.

Если мы смеемся над чем-то в себе или в своей стране, это значит, что мы обозначаем этим какую-то проблему и как-то пытаемся ее решать. Если не смеяться над собой и относиться к себе слишком серьезно (это и к стране, и к человеку относится), то это, как мне кажется, тяжелый признак. То, что люди сами над собой смеются, – признак психического здоровья. Если вам интересно, то вы можете посмотреть любую юмористическо-пародийную передачу на американском телевидении (шоу Джея Лено, например), и убедиться что там смеются на Америкой иногда похлеще, чем мы над собой. И в этом смысле какой-нибудь "Прожектор Пэрис Хилтон" - вовсе не исключительно российское явление.

Нет, не думал. Пока работы хватает и не на интернет-телевидении, хотя понятно, что тренд развития технологии ведет к тому, что интернет-телевидение и просто телевидение будут сливаться. Понятно, что в обозримом будущем потребитель будет все это получать через мобильный телефон, не очень разбираясь, где здесь федеральный телеканал, где здесь интернет-сайт, это все будет срастаться. Думаю, в перспективе 15-20 лет это будут такие информационные хабы, куда человек будет просто заходить с мобильного телефона, смотреть видео, читать новости, там же общаться, там же оставлять какие-то комментарии. И уже не будет такого разделения, что здесь у нас телевидение, здесь у нас интернет. Это все будет абсолютно едино.

Я знаю многих людей с Russia Today. Хорошо знаю руководительницу этого канала. Я к ним ко всем очень хорошо и по-дружески, и как к профессионалам отношусь. С моей точки зрения, будет некорректно комментировать их работу. Поэтому могу только сказать, что я очень рад общению с людьми, которые там работают.

Нет, родственников погибших и воевавших подо Ржевом у меня не было. Но в любой семье в нашей стране кто-то воевал, погиб, был ранен, и в этом смысле я эту историю воспринимал как свою семейную. Вся история войны одинаково трагична, независимо, был ли это Ржев, Невский пятачок, Харьков или успешное наступление 44-45 годов. Все это на самом деле про одно: как мало стоила человеческая жизнь, как легко было ее потерять, и какой героизм и мужество потребовалось, чтобы через все это пройти. То, чем на самом деле была война, сильно отличается от того, что потом было преподано нам в учебниках, фильмах. Потому что когда начинаешь смотреть на это все глазами простого человека, попавшего в мясорубку, то ты, во-первых, сначала ужасаешься, а потом понимаешь, насколько большего, чем кажется современному молодому человеку, уважения достойны люди, прошедшие через это. Насколько бесценно то, что они сделали для нас. Конечно, пережить такое не всякий народ бы смог.

Что касается документалистики, то планируются два фильма. Один – про Москву 41 года, осенние события с начала октября, когда немцы начали наступление под названием "Тайфун", и до начала декабря, когда началось контрнаступление. Нас интересовало не то, что происходило на фронте (эти события достаточно хорошо освещены), нас интересовало, что происходило в это время в самом городе: как люди жили, чего они боялись больше – немцев или НКВД. Как боролись с зажигалками, что это вообще были за зажигалки такие – какого цвета и размера, как ее тушили, как заклеивали окна и проводили светомаскировку, что происходило 16 октября, когда в городе была паника, из-за чего она случилась. Готовились ли люди к приходу немцев, что убедило их в том, что немцы не придут. Была ли на самом деле история с отъездом Сталина, когда он якобы приехал на вокзал и ходил рядом с поездом? Вобщем, такие бытовые подробности того, как жил город и его жители в эти 2-3 месяца. На уровне мелочей и деталей история всегда интересна.

К счастью, есть большое количество людей (многих мы уже сняли), которые все это хорошо помнят. Этот фильм должен выйти в декабре, к очередной годовщине начала контрнаступления.

Следующий фильм (пока не буду говорить, о чем он) тоже касается войны, одного из, казалось бы, очень известных эпизодов ее начального периода. Когда мы стали этим заниматься, то выяснили что есть много всего, о чем никто не знает, что события происходили, мягко говоря, по-другому. Если все будет нормально, зимой начнем работу, и я тогда смогу сказать, о чем этот фильм.

Что касается "Авиаторов" - сейчас у нас летний отпуск, в августе начинаем готовить новый сезон, а в сентябре уже выйдет серия новых оригинальных программ. Посмотрим.

Лента.Ру: А какую часть своего рабочего времени вы проводите в командировках?

Значительную часть. Я не могу сказать в процентах, это варьируется в зависимости от ситуации, времени года, сезона, программы и так далее. Когда был корреспондентом, больше времени проводил в командировках. Но и сейчас езжу по авиаторским делам, по документалистике..

Лента.Ру: В чем специфика работы вне студии?

Если речь идет о том, насколько трудно работать не в штабе, а в поле, то эта работа не то чтобы сложнее, она просто другая. Тут очень важно оставаться все время в онлайновом режиме со штабом, потому что самое неприятное – потеря коммуникации, когда штаб не понимает, где у него корреспондент, а корреспондент не понимает, насколько за два часа изменилась концепция и пожелания к нему в штабе. Для этого, конечно, мобильная связь очень важна, нужен мобильный интернет. И, соответственно, любые девайсы, которые соединяют в себе и то, и другое и повышают уровень коммуникации - очень нужны. Например, мобильный почтовый ящик – очень актуальная вещь, потому что, например, в тот момент, когда человек находится в поле, в штаб может прийти апдейт по теме репортажа. Как передать сообщение? Проще всего – по электронной почте. Если человек "в поле" может прочитать письмо, посмотреть фото, видео, прочитать информацию – все это очень сильно повышает его конкурентные характеристики.

У меня новая Nokia E75. Мне всегда не нравилось в телефонах, что он либо коммуникатор, либо телефон. Если он коммуникатор, то он медленно работает как телефон, а если он телефон, то в нем нет нужных возможностей коммуникатора. А эта модель совершенно купила меня тем, что вот так – это телефон, а потом вот так его открываешь – и он становится коммуникатором, то есть он соединяет 2 устройства в одном, един в двух лицах. Можно отправить e-mail, потом закрыть и пользоваться как телефоном, также можно заходить на любые сайты и пользоваться интернет программами, которые для телефона недоступны, а доступны для компьютера; потом пользоваться Е75 как телефоном. И еще мне очень понравилось, что здесь можно переключать два режима – офисный и домашний, то есть когда ты в офисе, ты выводишь один интерфейс – видишь электронные письма, какие-то рабочие встречи, график. А дома этот интерфейс отключаешь и видишь просто телефон. Что тоже удобно, потому что дома видеть, какие тебе завтра предстоят встречи, не всегда приятно.

Разделение на жанры на телевидении – вещь довольно условная. В принципе, я согласен, что если искать определение формату нашего фильма, то это докудрама. Название, пришедшее с запада, как и большинство определений на нашем современном телевидении. Это совмещение привычного документального фильма с игровыми телевизионными форматами, где есть актеры, где есть постановка, декорации, - все, что свойственно игровому кино. Кроме того, широко используются компьютерные эффекты, которые до сих пор были свойственны опять же фильмам или клипам. Соединение всего этого вместе и есть докудрама. Это, конечно, условное название. "Доку" подразумевает, что это все-таки документалистика, "драма" подразумевает, что в фильме есть актеры и постановочный элемент. Но это не значит, что мы что-то додумываем, мы просто реконструируем какие-то эпизоды так, как они могли происходить, максимально близко к действительности. Понятно, что далеко не все попадало в кинохронику. А большинство событий, которые нас интересовали в фильме про Москву и очень многое из того, что нас интересовало в истории со Ржевом, гарантированно в кинохронику не попадало. Поэтому приходится различными способами реконструировать события. К счастью, современные технологии предоставляют нам много способов сделать это, и мы ими пользуемся.

Нет, я никому этот фильм не предлагал. Я не считаю, что это входит в мои обязанности - предлагать. В мои обязанности входило его сделать. На этом, я считаю, моя работа закончилась. Что касается издания DVD или распространения другими способами, то я этим вообще не занимаюсь. Меня позвали на церемонию вручения "Ники", поставив перед фактом, что "Ржев" получил приз как документальный проект, что было неожиданно и приятно. Выдвижением на другие кинофестивали я не занимаюсь.

Что касается Парфенова, то я к нему всегда относился как к своему учителю. Всегда так и буду относиться, он для меня в профессии человек очень авторитетный, и его слово для меня всегда много в этой профессии значило. Что касается совместных проектов… Скажем, когда мы работали в последней реинкарнации программы "Намедни", то, не без гордости могу сказать, это был тоже, в известной мере, совместный проект. Может быть, в соотношении 1 к 10, но я считаю, что я тоже прикладывал руку к этому проекту, к его эфирному успеху. Что касается документальных фильмов, то я не думаю, что это возможно и нужно, потому что документалистика – вещь авторская. Так, как делает документалистику Леня, не сможет ее делать больше никто. В этом он совершенно непревзойденный мастер. И я не решусь примазываться.

Когда мы только придумали "Авиаторы", одним из самых главных опасений было то, что не хватит тем. Нам говорили: вы что, в авиации нет тем для еженедельной программы. Когда мы начали ее делать, то поняли, что темы – последнее, о чем нужно беспокоиться. Сейчас выходим уже четвертый сезон, и никакого дефицита в темах нет. Потому что, когда начинаешь серьезно углубляться в этот вопрос, понимаешь, что все, что связано с авиацией и авиаторами, – настолько огромная сфера жизни, истории, цивилизации, что рассказывать об этом, в принципе, можно даже в ежедневном режиме. Темы мы уже давно ищем в конвейерном режиме, мы находим их сами и они нас находят. У нас уже давно налажены коммуникации со всеми участниками процесса, мы про все интересные вещи узнаем и стараемся все это своевременно освещать и, может быть, даже продвигать.

Таких историй много. Нам все время приходят просьбы о чем-то подобном рассказать, мы стараемся по мере сил это делать. Но должен сказать, что пролет под мостом – не редкость. Еще Чкалов показывал пример того, как это нужно делать. Допускаю, что и на МИГе-21 у нас под мостом летали больше, чем один раз.

Положение меняется, но очень медленно. Проблема оказалась фундаментальной. Очень многие высокие чиновники, которые даже входят в правительство, сами являются малыми авиаторами и в связи с этим стараются изменить действующие нормативы и правила. Но в силу очень сильной инерции российской бюрократической системы и в силу того, что авиация, по определению, - высоко регулируемая и очень консервативная сфера, то вдвойне сложно что-либо менять. Все признают, что то, как у нас летает малая авиация, – это неправильно и так быть не должно. Но так по-прежнему есть.

Да, увлекаюсь, научился пилотировать вертолет. А коллекции не собираю.

Они без нашей помощи доступны в интернете. Они есть, как минимум, на двух ресурсах. Например, на RuТube лежат все наши выпуски, причем выкладываем их не мы.

Есть любимые писатели и режиссеры, но я считаю, что это уже мое личное дело, которое я не хотел бы обсуждать публично.

Я люблю отдыхать в движении. Не на море, не на пляже, а переезжая с места на место, все время что-то новое смотреть и изучать.

Я не могу себе позволить полностью выключиться из рабочего процесса, потому что ни разу не было, чтобы я на отдыхе не решал какие-то вопросы, связанные с работой. Поэтому, опять же, важна не только мобильная связь, но и мобильный интернет. Я стараюсь в отпуск не таскать с собой ноутбук, поскольку он мне для отдыха не нужен, мне его и на работе хватает. В этом смысле Nokia Е75 – находка, потому что в нем есть все, что нужно от ноутбука, при этом он маленький, имеет размеры мобильного телефона.

То, чем я увлекаюсь, стараюсь сделать частью своей работы, в той или иной степени. Увлекся авиацией - сейчас делаю программу об авиации, заинтересовался войной и Ржевом – сделал фильм про войну и Ржев. Работа у меня – любимое дело.

Нет, пилотом реактивного самолета не был, бог миловал – этого лучше не делать без подготовки.

В принципе, я считаю, что ЕГЭ как идея - полезная, потому что весь крик, который поднят противниками этой идеи, имеет очень понятные меркантильные и часто не очень красивые причины.

Я не говорю, что ЕГЭ идеально. Как и всякое новшество в условиях России оно работает очень криво, но идея правильная. Потому что иногда смотришь, какие успехи в преподавании у тех, кто выступает против ЕГЭ – ужасаешься. Когда десятиклассники - причем в Москве - говорят, что в 1917 году началась Великая отечественная война, которая была выиграна под руководством Леонида Ильича Хрущева, то возникают вопросы к их учителю истории, который наверняка против ЕГЭ, так как он, по его мнению, не дает раскрыться творческому потенциалу учеников. Но если "Леонид Ильич Хрущев" – это раскрытие творческого потенциала, тогда я двумя руками за ЕГЭ.

Нет, не пробую, потому что знаю, что мне не повезет. Я пару раз пробовал играть в казино и каждый раз проигрывал.