Пыль в глаза Открылась голландская фотовыставка о подготовке к Олимпиаде в Сочи

В Центре документальной фотографии FOTODOC открылась выставка «Проект Сочи» — собрание работ голландского фотографа Роба Хорнстры, который вместе со своим коллегой, журналистом Арнольдом ван Брюгенном в 2009 году отправился в Россию, чтобы задокументировать подготовку к Олимпийским играм 2014 года. В сентябре 2013 года Хорнстре и ван Брюггену без объяснения причин было отказано в российских визах, и выставка оказалась под угрозой срыва.

«Проект Сочи» одновременно откроется в Москве и в Городском театре Амстердама. «Лента.ру» предлагает онлайн-версию выставки. Комментарии к фотографиям предоставлены Арнольдом ван Брюггеном.

В июле 2007 года президент России Владимир Путин под звуки первого концерта Чайковского выходит на сцену в характерной манере, сочетающей в равной степени жесткость и дискомфорт. Место действия — Гватемала, генеральная ассамблея МОК. Россия попала в финал голосования вместе с австрийским Зальцбургом и южнокорейским Пхенчханом. «Сочи — уникальное место, — говорит Путин на хорошо отрепетированном английском. — На побережье вы сможете наслаждаться прекрасным весенним днем, в то время как в горах — настоящая зима. Я там катался на лыжах шесть или семь недель назад и могу вам точно сказать — настоящий снег гарантирован». Часть своей речи Путин произнес на французском языке, после чего улыбнулся и, удовлетворенный, вернулся на свое место.

После первого тура Зальцбург, набравший наименьшее количество голосов, выбыл из борьбы, уступив победу Пхенчхану. Во втором туре победил Сочи. Путинская дипломатия сработала. Государственные СМИ сообщили о проходящих по всей России торжествах.

Сочи — отличный выбор. На этом крошечном участке субтропической России, где зимой не бывает снега, пройдут Зимние Олимпийские игры 2014 года.

Адлер, 2009 год. Через пять лет на этой нетронутой земле пройдут Олимпийские игры — событие, о котором миллионы людей будут говорить годами. Местные жители сравнивают Олимпиаду с инопланетным кораблем, приземлившимся на полях совхоза «Россия». Летняя столица России станет столицей зимней Олимпиады, превратится из черной в белую.

Мы сделали эту фотографию в 2009 году, когда земля совхоза «Россия» была экспроприирована под олимпийское строительство. Беженцам из нищей Абхазии, расположенной всего в нескольких километрах отсюда, было разрешено временно разместиться на этом пустыре. Они выращивают кукурузу и зерно и живут в подобных времянках.

Это не самая популярная у туристов часть Сочи, здесь не так много домов отдыха, зато больше частных гостиниц и семейных ферм. Позднее здесь должен появиться конькобежный центр. Отсюда будет построена дорогостоящая трасса до горнолыжных склонов Красной Поляны. Планируется строительство нового аэропорта, скоростной железной дороги, пятизвездочных отелей, пресс-центров, олимпийской деревни и других объектов. Когда мы делали эту фотографию, работа только начиналась, но президент Путин пообещал, что все будет готово в срок. С изначальным бюджетом в 12 миллиардов долларов Игры в Сочи станут самыми дорогими в истории Олимпийского движения.

Адлер, 2011 год. Железнодорожная ветка Сочи — Сухуми тесно прижалась к побережью. За ней простирается Адлер, южная часть Большого Сочи, известная со сталинских времен здравница. Номера в адлерских гостиницах несколько дешевле, что можно понять по обитателям пляжа. Местные жители называют таких туристов «бздыхами». За пределами Сочи это слово известно мало, но любой, кто был там, поймет, что это значит: толстые, потные, пахнущие пивом и духами, с голым торсом и в сандалиях с носками, шумно едящие и слушающие дрянную музыку.

У местных жителей нет выбора, кроме как смириться с ними. Состоятельные россияне предпочитают отдыхать в более дорогих сочинских гостиницах или выбирают поездку в Италию, Турцию или Таиланд. Качество сервиса, которое привнесут Игры, может отпугнуть «бздыхов» от Сочи. Вероятно, город станет более дорогим и перенаселенным, и это может сказаться не только на «бздыхах».

Мацеста, 2009 год. Не только солнце, море и пляжи прославили Сочи на весь Советский Союз. Микрорайон Мацеста известен своими сероводородными ванными. Слово «мацеста» переводится с адыгейского как «огненная вода». Эта вода используется повсеместно и рекомендуется при любых болезнях. Говорят, Леонид Брежнев не смог бы оставаться у власти так долго, если бы не проводил в Мацесте по несколько недель в году. Множество посетителей приезжают сюда укрепить свое здоровье. Бабушки, торгующие медом, травяными чаями и изделиями из бересты, сформировали около санатория целую индустрию.

Мальчик Дима (на фото) обжег ноги во время барбекю. Доктор прописал ему поездку в Мацесту. Три раза в день по шесть минут Дима сидит в проточной сероводородной воде.

Адлер, 2010 год. Постепенно капустные поля совхоза и ближайшие к ним деревни стали вытесняться огромными строительными площадками, складами со стройматериалами и новыми объектами, такими как стадион «Большой». Пейзаж изменился до неузнаваемости. Только холмы вдалеке и маленькое кладбище остаются ориентирами в суматохе времянок, строительной техники, железнодорожных путей, олимпийских деревень, гостиниц и строящихся объектов.

В 1980-х годах Хава Гайсанова из села Чермен (Пригородный район в Северной Осетии) ездила со школьной экскурсией в Сочи, чтобы отдохнуть и развлечься по другую сторону гор. Место было ей в диковинку. Хава родилась в пригороде Астаны (Казахстан), куда ее родители были депортированы в 1944 году вместе с другими ингушами, чеченцами, балкарцами и карачаевцами. В 1975 году семья вернулась в Чермен. Период с 1975 по 1989 год она считает счастливым временем, несмотря на продолжавшиеся демонстрации и беспорядки.

Спутся несколько лет после того, как была сделана эта фотография, произошел осетино-ингушский конфликт, в результате которого ее село было разделено на три части. Годы спустя последствия конфликта все еще ощущаются, жители Чермена ожидают повторения тех событий в любой момент.

В 2007 году муж Хавы Мухажир пропал во Владикавказе. Был обнаружен его автомобиль, в котором остались все документы, кроме прав.

Гимры, Дагестан, 2012 год. Северный Кавказ — это регион, пронизанный историей многовековых конфликтов между персидскими шахами, Оcманской империей и российскими царями. С 1800-х годов Россия пытается укрепить здесь свою власть, но местное население легко не сдается. Кавказская война 1817-1864 годов велась от Сочи на западе до Дербента на востоке. Имамы Шамиль и Гази-Мухаммад родились в Гимрах. Практически каждый житель Северного Кавказа может рассказать об их деяниях.

Двести лет спустя Гимры снова становятся центром сопротивления. Отсюда родом одна из смертниц, подорвавшихся в московском метро в 2010 году. За несколько недель до нашего приезда полиция арестовала местного жителя по подозрению в содействии боевикам. Другие жители перекрыли трассу, и полиция отпустила подозреваемого.

Пейзаж, открывающийся вдоль дороги, впечатляет. Следующую серию «Звездных войн» стоит снимать в Дагестане. Мы проезжаем мимо деревень и усаженных абрикосовыми деревьями долин, живописно контрастирующих с разноцветными скалами. Очарование от пейзажа рассеивается с каждым КПП, охраняемым мужчинами в черных балаклавах и с большими ружьями. У нашего водителя веселое лицо и добродушные усы — возможно, именно поэтому мы успешно проезжали каждый пункт.

После мы свернули на дорогу в сторону ГЭС и остановились, чтобы сфотографировать деревню на другой стороне долины. К нам подъехали две машины, из которых вышли мужчины в кожаных жилетах. Мы арестованы. «Можем ли мы попасть в Гимры?» — спросили мы у одного из жилетов. «Конечно нет», — бросил он.

В Урус-Мартане остался один из последних сотрудников центра «Мемориал». Будем называть его Амиром. Несмотря на свое опасное положение, он лично открывает нам дверь своего офиса-квартиры, вежливо улыбаясь. Меньше чем за год до нашего приезда коллегу Амира Наталью Эстемирову похитили среди бела дня в Грозном. Позднее в этот же день ее тело нашли в Назранском районе Ингушетии.

«Все началось летом 2000 года, — вспоминает Амир. — Тогда Россия и Чечня начали проводить ночные операции по задержанию юношей и мужчин. Вскоре операции стали происходить хаотично. Потом аресты и вовсе перестали документироваться».

Такая практика распространилась из Чечни по всему Северному Кавказу. Власти сначала искали предлог для ареста, но потом начали фабриковать дела, рассказывает Амир. Каждый раз нужно чудо, чтобы найти пропавшего человека. Они могут исчезнуть на несколько дней, содержаться без еды и воды и допрашиваться без адвокатов. Иногда срок заключения может закончиться и до появления адвокатов.

«Вы удивитесь, если я скажу, что на самом деле права человека здесь хорошо определены на бумаге, — говорит Амир. — Но как только вы столкнетесь с человеком в форме, все кончено». Амир говорит, что всего несколько адвокатов готовы заниматься делами пропавших.

Гойты, Чечня, 2011 год. Вечером в дом Имрана Джамбекова ворвались люди в масках. Имран стал одним из множества пропавших без вести. Его родители приложили огромные усилия, чтобы найти сына. Его мать Зайнап после акции протеста попала в тюрьму, потом через ЕСПЧ добилась выплаты компенсации. На полученные деньги семья построила маленький магазин. «Я слишком стара, чтобы бояться правительства», — говорит Зайнап.

Дербент, Дагестан, 2012 год. «Я ухожу в лес, присоединяюсь к братьям-муджахедам. Не давайте в розыск у вас будут лишние неприятности и я не смогу спускаться. Просьба к вам не мешайте Наргизке делать намаз».

«Он был безработным и религиозным, — говорит мать Шамиля, нашедшая записку под подушкой. — Шамиль был чемпионом Дагестана по дзюдо. Он был таким хорошим мальчиком. Наверняка все это было хорошо спланировано. Мы опросили его друзей, но никто ничего не знал. Он сразу выключил телефон. Через несколько месяцев мы узнали, что он был убит во время спецоперации».

«Все и вся коррумпировано, — говорит отец Шамиля. — Выборы, полиция. Всех можно купить, даже кусок берега. Они отмечают свадьбы с сотнями лимузинов, шампанским и золотыми слитками. Если твой папа — судья, то и ты сам станешь судьей. Но ничего не работает. А если ты захочешь сходить в мечеть, то тебя запишут в террористы и упекут в тюрьму без суда. Будто снова 37-й год. Мы не можем осуждать правительство. Один мой сын мертв, второй за решеткой. Они подбросили в подвал взрывчатку, чтобы арестовать его. Если я начну активные действия, то они упекут и меня».

«Присоединяйся к нам, мы живем хорошо», — сообщают многочисленные видео и фотографии. Эти снимки были опубликованы «Кавказ-центром». На некоторых из них изображен Доку Умаров, самопровозглашенный амир «Имарата Кавказ». Умаров взял на себя ответственность за множество терактов, совершенных на Кавказе и за его пределами, например, за взрывы в московском метро в 2010 году и взрыв в аэропорту «Домодедово» в 2011 году.

Бесчисленные коллажи, прославляющие исламское мученичество, показывают одинаково улыбающиеся лица у живых и погибших бойцов. Они ожидают, что после смерти попадут в рай. Публикуются также фотографии и видео, на которых совершаются преступления против мусульман. Такая пропаганда может привлечь в ряды боевиков молодых людей.

Карабулак, Ингушетия, 2012 год. Хамзад потерял ноги и руку во время атаки «лесных братьев» на КПП, который он охранял. Он прикован к кровати, у него проблемы со зрением и слухом, но разум по-прежнему ясен. Его дочери играют вокруг, а Хамзад слушает радио. Он озлоблен и не понимает, ради чего он принес себя в жертву. Он воспроизводит в памяти события той ночи: «Я спас трусов».

«Я бы все равно сделал то, что сделал, — говорит бывший полицейский Хамзад. — Мой сын тоже поступил в полицейскую академию, чтобы служить своей родине. Бог знает, когда здесь станет безопасно, но однажды наступит мир».

Хамзад — не единственный пострадавший полицейский. Полиция — первая цель боевиков. Блокпосты — их цель. Дома полицейских — их цель. Они остаются мишенью, даже когда едят или гуляют.

Станица Орджоникидзевская, Ингушетия, 2012 год. Ингушетия не пошла по пути исламизации, в отличие от Чечни при Кадырове. На улице можно встретить женщин без платков, полицейские не носят бород, а алкоголь продается легально. У Беслана, живущего в Орджоникидзевской около границы с Чечней, есть семейный бизнес: автосалон, автомойка и винный магазин, расположенные на главной улице. За два дня до нашего приезда исламисты взорвали магазин.

«Боевики исповедуют шариат, который запрещает алкоголь. В боевики идут необеспеченные молодые люди, которые таким образом могут неплохо заработать. Мы уязвимы, и они этим пользуются», — говорит Беслан. Атака не остановила его, и семья готовится открыть магазин заново. «У нас не бывает недостатка клиентов. Мы находимся рядом с границей, так что перед новым годом половина Чечни у нас закупается».

Беслан знает, кто стоит за взрывом: «Мой одноклассник убил моего шурина. Позже он погиб, подорвавшись на бомбе, которая сработала раньше времени. Это просто безвольные идиоты, которые не смогли найти нормальную работу».

Нальчик, Кабардино-Балкария, 2012 год. Правозащитники и активисты говорят, что правительство практически никак не реагирует на продолжающееся сопротивление. Выдающийся пример — дело, которое вел адвокат Рустам Мацев. Аслан Емкужев (на фото) подозревался в том, что был салафитом. Он умер от пыток во время допроса, при этом власти официально сообщили, что он был убит в ходе спецоперации. Это утверждение и оспаривает Мацев, используя эти фотографии в качестве доказательства.

Рассказывая о своих делах, адвокат объясняет, что следует делать в случае пропажи человека: «Если вы адвокат или член семьи, то вы должны привлечь как можно больше внимания к произошедшему. Стоит обратиться к местным НКО, а также в ЕСПЧ. Только большая шумиха может спасти пропавшего человека».

Красный Восток, Карачаево-Черкесия, 2013 год. «Факт, что в Олимпиаду вкладывается пятьдесят миллиардов долларов, расстраивает», — говорит Магомет Аджибеков, имам центральной мечети Красного Востока. — На Западе, если правительство не действует в интересах своего народа, то это приводит к восстанию. Но русские покорны».

С другой стороны гор, всего в нескольких сотнях километров от Сочи, процветает политический ислам. «Здесь есть сильное исламское лобби», — говорит имам. Ярким примером для него является глава Чечни Рамзан Кадыров. «Ему удалось соединить исламские традиции и российское законодательство. Преступники его боятся. В этом регионе нет такого масштаба коррупции, как в остальной России».

Магомет верит, что однажды все станут правоверными мусульманами, но для этого нужно проделать большую работу: «У наших девушек нет вдохновляющего лидера. Они мусульманки, но не ходят в мечеть. Нужно время. Многовековые традиции нельзя искоренить, для этого потребуется как минимум одно поколение».

Эсто-Садок, Большой Сочи, 2010 год. В феврале 2013 года Владимир Путин и МОК выразили озабоченность: громадная задача, поставленная перед Россией в 2007 году, исполняется очень медленно. Слишком много объектов все еще не достроено, включая комплекс «Трамплин» в Эсто-Садке. Осматривая олимпийские объекты, Путин искал того, кто виновен в задержке строительства и увеличении его стоимости.

На следующий день вице-президент Олимпийского комитета России Ахмед Билалов был уволен со всех постов. Чтобы не стать козлом отпущения, Билалов вместе с братом покинул страну. Позже он заявил, что в его крови обнаружили повышенное содержание ртути.

Сочи, 2009 год. Возможно, они ругаются, как солдаты, и шумят. Но это не хулиганы, а геологи, юристы, экологи и рассерженные горожане. Каждые две недели они собираются в географическом обществе и обсуждают последние олимпийские планы, а также то, как можно уменьшить наносимый ими вред. Они обсуждали возможность переноса конькобежного комплекса на север от Сочи, где зимой может быть холоднее. Они старались защитить жителей от незаконного сноса, захвата земли, вырубки деревьев, рассказывали о подземных озерах, в которые конькобежный комплекс может провалиться. С каждым годом надежда угасала, а стадионы вырастали, изменяя пейзаж.

Красная Поляна, 2009 год. Дорога до Красной Поляны проходит по живописным ущельям, петляет между рек и среди нетронутых хвойных лесов. Небольшая деревня находится между холмами, заросшими сосняком, и горами, покрытыми снегом. Рядом на деньги «Газпрома» строится большая гостиница с новыми подъемниками.

Геннадий Кук (81 год) рассказал о стройке. Построена широкая трасса, реки загнаны в трубы, строительная техника ждет приказаний. «Боже мой, это все еще происходит, — говорит Кук, начавший борьбу с местной администрацией. — Эта территория относится ко всемирному наследию, и сейчас прямо по ней проложат железную дорогу для доставки стройматериалов. Я не против Игр, я против того, как они реализуются».

Через год экскаваторы расширили реку и сделали набережную. Геннадий Кук уже не так сильно злится на происходящее. Но ему стало труднее передвигаться по городу, иногда он даже опаздывает на поезд. Он показывает нам свои письма местным властям — и их ответы, что территория остается нетронутой. Но когда выходишь на улицу, видишь разницу между реальностью и словами на бумаге.

Геннадий чувствует себя Дон Кихотом, одиноким борцом с разрушением родной земли. «Я так и не смог привлечь соседей на свою сторону. Они все думают только о больших деньгах, которые придут сюда».

Мы гуляем по набережной. Из трубы в реку вытекает пена. «С тех пор, как сюда пришли Игры, я не поймал ни одной рыбы. Ни лосося, ни форели. Ничего». Кук сдался. Ситуация ухудшается. Земля рядом с его домом расчищается под коллектор для сточных вод.

Адлер, 2010 год. В то время как стоимость Игр выросла до пятидесяти миллиардов долларов, строители получают мизерные деньги. Первые протесты начались в 2010 году. Ролики, показывающие условия труда, стали популярными на YouTube. Рабочие говорят, что не получали зарплату полгода. Организаторы обвиняют субподрядчиков, но при этом протестующие сотрудники уволены. Иван некоторое время спал в коровнике около строительной площадки. «Наш босс меняет все каждый месяц. Он получает определенную сумму от «Москонверспрома» или другого субподрядчика и делает так, чтобы большая часть оказалась у него в кармане. Так что мы не понимаем, где брать нашу зарплату». Иван пытается купить билет до Азова, где живет его семья. В основном пострадали выходцы из Средней Азии, у которых гораздо меньше прав и возможностей их отстоять. Они продолжают работать в надежде, что все будет нормально.

Адлер, Сочинский район, Россия, 2012 год. Олимпийские игры все ближе. Строительство объектов практически завершено. Иначе и быть не может: МОК все чаще посещает Сочи с инспекциями. Зимой 2012 года проведены первые пробные состязания. Тон замечаний МОК становится более озабоченным. В ответ Путин убеждает комитет, что все под контролем. В начале 2013 года он заявил: «Превышение сметы в ходе строительства — это нормально. Самое важное — удостовериться, что ничего не украдено, что увеличение расходов оправданно». Тем временем в городе принимаются драконовские меры безопасности, направленные на предотвращение терактов.

Сухуми, Абхазия, 2010 год. К югу от Сочи начинается Абхазия — крошечный кусочек субтропического рая, в прошлом — часть Грузии. Жители связывают большие надежды с Олимпиадой, которая пройдет у самой их границы: туристы из России, признание со стороны Европы или хотя бы «неприсоединившихся» стран Азии и Южной Америки.

20 лет назад здесь была война, от которой Абхазия до сих пор не оправилась. Государство признают всего пять стран. Денег здесь мало, но понемногу становится больше: открываются школы, ремонтируются дороги. Достраивается пассажирский порт в центре Сухуми, на бетонных пристанях появляются рестораны. Из-за введенных в Сочи беспрецедентных мер безопасности посетители Олимпиады попасть в Абхазию не смогут: границу закроют, чтобы обезопасить Сочи от террористов.

Очамчира, Абхазия, 2010 год. Очамчира — одна из множества станций на долгом пути из Москвы в Баку. Перебираясь через горы в Краснодаре, поезд шел в Сочи. Оттуда он направлялся в Очамчиру, Зугдиди, снова через горы в Тбилиси.

Такого маршрута больше нет. Очамчира — последняя станция перед демилитаризованной зоной, которую до 2008 года охраняли миротворцы ООН. Пути заросли, мост через реку в Грузию (через него за несколько дней границу пересекли десятки тысяч беженцев) был разрушен и используется теперь только контрабандистами. В красивом голубом здании вокзала, построенного, очевидно, где-то в 1950-х, обвалился потолок. Товарный поезд привез стройматериалы: Россия собирается починить пути и использовать их для обслуживания близлежащей военной базы.

Нижняя Эшера, 2012 год. Николаю Ефремовичу Зетуняну 88 лет. Из его гостиной открывается великолепный вид на Черное море. Несмотря на субтропический климат и удачное расположение, большинство домов в Эшере пустуют. После того как во время войны 1993 года из деревни выселили грузин, тут осталась лишь четверть населения — недостаточно для поддержания жизни. Здесь, в сельской Абхазии, установлена автаркия: у жителей есть коровы и куры, они сами выращивают кукурузу, пшеницу, виноград и мандарины.

Николая это не беспокоит. Он считает, что его жизнь кончена. В 2009 году, когда состоялось наше знакомство, он мастерил себе гроб. В 2012 году Николая не стало — он умер после продолжительной болезни. Его дом заброшен, жена переехала к одной из дочерей. Раз в году кто-нибудь приходит в его сад собирать мандарины.

Сухуми, Абхазия, 2013 год. Анжела Патарая называет себя представителем «поколения последней войны». «Следующее поколение войны не ощутило. Они следят за модой и покупают новые телефоны. Наше поколение это не интересует».

В санатории Гудауты стоит памятник человеку с камерой. «Это мой дядя, — говорит Анжела. — Его убил грузинский снайпер. У нас теперь есть независимость, но за нее пришлось заплатить. Мы и наши потомки должны помнить об этом. Советский Союз слишком много уничтожил. Я хочу думать, поступать и мечтать по-абхазски. Многие наши традиции теряются. Надеюсь, что однажды у нас будет как в Японии. Все очень современное, и при этом чтутся традиции».

Раздается телефонный звонок. Каждые десять минут ей звонят мужчины. По-видимому, братья или племянники. Анжела называет их охраной. Они проверяют, все ли с ней в порядке. «Абхазия иногда угнетает, но она такая, какой должна быть. Я очень хочу выйти замуж за абхазца и остаться здесь».

Спустя несколько дней мы сидели в съемной квартире в центре Сухуми. Мы созвонились с Анжелой и пожаловались, что нам никак не доставят пиццу. Через полчаса она нам перезвонила, а за окном мы услышали сигнал автомобиля. Анжела ждала нас со своей «охраной» с пиццей в руках.

Ткуарчал, Абхазия, 2010 год. Война, в которой родилась новая Абхазия, увековечена в каждой школе, в каждом общественном здании.

Сухуми, Абхазия, 2013 год. Недавняя война — возможно, главное препятствие на пути развития Абхазии. Хотя она закончилась 20 лет назад, ее присутствие все еще ощущается. Молодые сетуют на то, что без воинских заслуг ты никто. Чиновники намекают, что ветераны оказывают слишком заметное влияние на жизнь страны. Воспоминания о близких, чьи жизни унесла война, все еще очень свежи. Военные праздники отмечаются семь раз в году.

Новомихайловский, Россия, 2011 год. Воздух в Сочи пахнет кремом от загара, потом, жареным мясом и спиртным. На пляжах покрытые испариной мужчины продают ежевику, початки кукурузы и попкорн. Рядом с респектабельными семьями прогуливаются пьяницы с большими бутылками пива. Улицы и переулки затянуты дымом: жарят шашлык. На набережных роскошные женщины завлекают туристов на различные аттракционы: дротики, тир, парасейлинг, массаж ступней с помощью рыбок — все, что только можно вообразить.

В каждом уважающем себя ресторане обязательно есть певец. Заведениям приходится по-соседски уживаться на ограниченном пространстве набережных. В парке «Ривьера» установлены специальные стеклянные будки, направляющие звук в нужную сторону. Однако толку от них не много. Ресторан «Ромашка» тонет в какофонии из различных песен, но гостям это, похоже, нравится: многие специально выбирают место, где звук смешивается. Две песни по цене одной — почему нет?

В рестораны подальше от берега приходят семьи и люди старшего возраста. Танцпол в «Новом Афоне» пустует. Группа усталых посетителей облюбовала один из столиков. Из-за музыки разговаривать практически невозможно, но гостей это не смущает. После длинного жаркого дня, проведенного на пляжах, в парках развлечений, садах и магазинах, многие охотно погружаются в преисполненный драматизма мир шансона и попсы.

Сочи, Россия, 2011 год. Виктор Алексеевич — кораблестроитель из Мурманска, на пенсии. Мы знакомимся с ним на пляже. Он приезжает в Сочи уже много лет. «Раньше здесь было гораздо красивее, — рассказывает он. — Теперь тут полно жуликов из Москвы, которые приехали строить и продавать свои небоскребы. А раньше был маленький милый городок. Уже даже с пляжа санаториев не видно. Но все равно получше, чем в Мурманске».

В Сочи таких Викторов Алексеевичей — тысячи. Туристы советской закалки, многие из которых добираются сюда по несколько дней на поездах и автомобилях. Те, кто может себе это позволить, прилетают на самолетах. Одна девушка рассказала, что в ее деревне в Сибири лето длится не больше двух недель и все это время людей непрестанно жрут комары. Сочи в сравнении — рай. Этот рай создан для еды, купания и развлечений. Все дороги, ведущие в санатории, на пляжи, в маленькие городки и деревни на побережье, застроены магазинами и ресторанами. Шум, наваливающийся со всех сторон, неподготовленного туриста может шокировать не меньше, чем обилие способов заставить тратить деньги.

«Роза-Хутор», Сочинский район, Россия, 2013 год. На «Роза-Хуторе» сталинский неоклассицизм смешивается с архитектурой альпийской деревушки. Это последняя олимпийская деревня в Красной Поляне, строили ее инвестиционные компании олигарха Владимира Потанина. Яркий, современный, эклектичный, «Роза-Хутор» — это маленькое посольство планеты Москва на Кавказе. Воплощение мечты президента Путина о новой России. Но чем дольше на него смотришь, тем яснее понимаешь, что это всего лишь потемкинская деревня, построенная не для жизни, а чтобы пустить пыль в глаза.

Сочи, Россия, 2012 год. 29-летняя Ольга — менеджер стриптиз-клуба в отеле «Жемчужина» в центре Сочи. И она, и танцовщицы клуба, очень ждут начала Олимпиады. Олимпийская семья будет чувствовать себя в Сочи как дома.