«Страна внутри страны» Наследие Пруссии, Союза и 90-х: что ищут люди в самой западной точке России?

28 фото

Калининград и его окрестности — это самая западная во всех отношениях точка России, ее европейские ворота. После Великой Отечественной и Второй мировой сюда хлынул поток переселенцев со всего Союза. Они наводняли переименованные городки, села и деревни; немецкие замки и соборы обрастали советскими монументами, а позже — хрущевками. Этот поток не иссяк и сегодня. В Калининград, поближе к Европе, переезжают люди со всей Евразии. Проект фотохудожника Александра Матвеева и профессора факультета культурной и социальной антропологии Университета Кельна (Германия) Риты Сандерс посвящен тому, как живут люди разных эпох, стран и верований, как они меняются сами и меняют город и какие места считают своим домом.

«Я родился в крестьянской семье в селе Алтар республики Мордовия. В 1943-м, еще 18 лет мне не было, семь человек из нашей деревни призвали в армию. И отправили нас в Чувашию. Там двое нас было, из татар, в школе младших командиров. Вскоре меня отправили в 3-е Ленинградское стрелково-снайперское училище.

В июне 44-го года выпустили нас, младших лейтенантов, и направили на 3-й Белорусский фронт. И там я принимал участие в освобождении Белоруссии и Литвы. Под городом Шакяй — это рядом, 30 километров от границы, — меня ранило,  и я чуть ли не шесть месяцев в госпиталях пробыл. Потом, после выздоровления, обратно направили. В 45-м Василевский издал приказ о создании военной комендатуры города-крепости Кенигсберг. И вот, я зачислен одним из офицеров военной комендатуры 8-го района».

Хаким Бектеев, Мордовия

Фото: Александр Матвеев

«Я родился в крестьянской семье в селе Алтар республики Мордовия. В 1943-м, еще 18 лет мне не было, семь человек из нашей деревни призвали в армию. И отправили нас в Чувашию. Там двое нас было, из татар, в школе младших командиров. Вскоре меня отправили в 3-е Ленинградское стрелково-снайперское училище.
В июне 44-го года выпустили нас, младших лейтенантов, и направили на 3-й Белорусский фронт. И там я принимал участие в освобождении Белоруссии и Литвы. Под городом Шакяй — это рядом, 30 километров от границы, — меня ранило, и я чуть ли не шесть месяцев в госпиталях пробыл. Потом, после выздоровления, обратно направили. В 45-м Василевский издал приказ о создании военной комендатуры города-крепости Кенигсберг. И вот, я зачислен одним из офицеров военной комендатуры 8-го района».

«Из 87 офицеров я остался в живых один, сооснователь советской власти здесь, в Кенигсберге. Восстановление города, коммунального хозяйства — все это входило в функции военной комендатуры. Население немецкое, напичканное пропагандой Геббельса, в первые дни боялось русских, как огня, и попряталось. 

А потом, наверное, через 15 или 20 дней они потихоньку из своих убежищ начали выходить. Их вместе с военнопленными организовывали на расчистку завалов. И они увидели, что мы к ним, к немецкому населению, относимся очень благосклонно, потому что мы несли ответственность за их жизнь».

Памятный знак морякам-балтийцам на Московском проспекте

Фото: Александр Матвеев

«Из 87 офицеров я остался в живых один, сооснователь советской власти здесь, в Кенигсберге. Восстановление города, коммунального хозяйства — все это входило в функции военной комендатуры. Население немецкое, напичканное пропагандой Геббельса, в первые дни боялось русских, как огня, и попряталось.
А потом, наверное, через 15 или 20 дней они потихоньку из своих убежищ начали выходить. Их вместе с военнопленными организовывали на расчистку завалов. И они увидели, что мы к ним, к немецкому населению, относимся очень благосклонно, потому что мы несли ответственность за их жизнь».

«Я родился в Азербайджане в 1962 году. Тогда было единое государство, не было, там, Калининград, Баку или Владивосток... Можно было ехать хоть куда угодно.

В Калининград с другом в гости приехали, ну и как-то приглянулось, мы остались. С 1996 года работаю в организации по строительству и ремонту. 

Тут со всех концов Союза собраны люди, и они такие... более терпимые. Более дружные, я бы сказал. Здесь больше европейского, чем в остальной России. Поэтому тут жить интересно, хорошо».

Латиф Мусаев, Азербайджан

Фото: Александр Матвеев

«Я родился в Азербайджане в 1962 году. Тогда было единое государство, не было, там, Калининград, Баку или Владивосток... Можно было ехать хоть куда угодно.
В Калининград с другом в гости приехали, ну и как-то приглянулось, мы остались. С 1996 года работаю в организации по строительству и ремонту.
Тут со всех концов Союза собраны люди, и они такие... более терпимые. Более дружные, я бы сказал. Здесь больше европейского, чем в остальной России. Поэтому тут жить интересно, хорошо».

«Тут климат, конечно, не как у нас. Сыро. Но природа красивая. Летом вообще как в раю, очень хорошо. 

Город красивый. Особенно кирпичные строения. Вот эти, которые от немцев остались. Чувствуется монументальность. 

У меня детей двое. Они в Азербайджане. Сейчас они все взрослые, со своей семьей. Да и много родственников там, в Азербайджане. Я здесь один...

В старости надо возвращаться, конечно. В общем-то, у нас типа как пословица есть... Ну, я ее так могу перевести: "Пожить, гулять, увидеть чужие страны, а умереть на родине"». (Смеется)

Крестовоздвиженский собор в бывшей кирхе Креста на ул. Генерала Павлова (остров Октябрьский)

Фото: Александр Матвеев

«Тут климат, конечно, не как у нас. Сыро. Но природа красивая. Летом вообще как в раю, очень хорошо.
Город красивый. Особенно кирпичные строения. Вот эти, которые от немцев остались. Чувствуется монументальность.
У меня детей двое. Они в Азербайджане. Сейчас они все взрослые, со своей семьей. Да и много родственников там, в Азербайджане. Я здесь один...
В старости надо возвращаться, конечно. В общем-то, у нас типа как пословица есть... Ну, я ее так могу перевести: "Пожить, гулять, увидеть чужие страны, а умереть на родине"». (Смеется)

«Родился в 1984 году в Казахстане. Учился в медицинском, на стоматолога. Немножко там поработал. А в 2005 году отец собрался переезжать куда-нибудь в Россию. Потому что там начались, как бы сказать, не явные, но немножко притеснения русского населения, — на работе стало чуть сложнее, и в целом не очень комфортно.

Не знаю, почему отец выбрал Калининград. Отправили меня одного сюда, жил у его друга месяц. Потом снимал квартиру, устроился работать на фабрику по производству камня».

Павел Платон, Казахстан

Фото: Александр Матвеев

«Родился в 1984 году в Казахстане. Учился в медицинском, на стоматолога. Немножко там поработал. А в 2005 году отец собрался переезжать куда-нибудь в Россию. Потому что там начались, как бы сказать, не явные, но немножко притеснения русского населения, — на работе стало чуть сложнее, и в целом не очень комфортно.
Не знаю, почему отец выбрал Калининград. Отправили меня одного сюда, жил у его друга месяц. Потом снимал квартиру, устроился работать на фабрику по производству камня».

«Сейчас занимаюсь производством мебели, если можно так назвать. В основном — торговое оборудование, бары, рестораны. Фотография, видео, порисовать что-нибудь.

Я приехал сюда и проникся этой землей. И вообще не хочу никуда уезжать, тем более туда, обратно. В пустыню вообще не хочется. Все нравится здесь. Лес, земля, вода, небо. Даже погода иногда нравится. Даже когда плохая. 

Здесь какая-то своя, закрытая атмосфера: страна внутри страны. Земля волшебная, конечно. Энергетика у нее очень мощная. Ну и близость с Европой — тоже большой плюс.

Люди из Советского Союза все одинаковые. Тут все — приехали. Поэтому говорить "я — местный" сложно».

Жилой дом на бывшем немецком кладбище на ул. Гагарина

Фото: Александр Матвеев

«Сейчас занимаюсь производством мебели, если можно так назвать. В основном — торговое оборудование, бары, рестораны. Фотография, видео, порисовать что-нибудь.
Я приехал сюда и проникся этой землей. И вообще не хочу никуда уезжать, тем более туда, обратно. В пустыню вообще не хочется. Все нравится здесь. Лес, земля, вода, небо. Даже погода иногда нравится. Даже когда плохая.
Здесь какая-то своя, закрытая атмосфера: страна внутри страны. Земля волшебная, конечно. Энергетика у нее очень мощная. Ну и близость с Европой — тоже большой плюс.
Люди из Советского Союза все одинаковые. Тут все — приехали. Поэтому говорить "я — местный" сложно».

«Родился в Таджикистане, там вырос, служил в Москве. Потом, когда приехал в Таджикистан из армии, война началась там (гражданская война в Таджикистане в 1992-1993 годах — прим. «Ленты.ру»). Как бы отделялись или что — непонятно. Вот тогда мы сюда приехали. Всей семьей. 

Решили к Европе поближе. Одни родственники сюда приехали, посмотрели, говорят: Польша рядом, Литва рядом, Германия. Ну, как-бы цивилизации, говорят, больше здесь. Сначала снимали квартиру, сейчас уже купили дома. Работаем. Все работают».

Руслан Аштарханов, Таджикистан

Фото: Александр Матвеев

«Родился в Таджикистане, там вырос, служил в Москве. Потом, когда приехал в Таджикистан из армии, война началась там (гражданская война в Таджикистане в 1992-1993 годах — прим. «Ленты.ру»). Как бы отделялись или что — непонятно. Вот тогда мы сюда приехали. Всей семьей.
Решили к Европе поближе. Одни родственники сюда приехали, посмотрели, говорят: Польша рядом, Литва рядом, Германия. Ну, как-бы цивилизации, говорят, больше здесь. Сначала снимали квартиру, сейчас уже купили дома. Работаем. Все работают».

«Раньше не было разделения: русский, не русский — мы вообще не знали такого. Среди таджиков даже жили — нас считали русскими. Это только вот кто в кишлаках живет, в деревне, они русский язык почти не знали. Там у них были свои таджикские и узбекские школы. Но неплохо, хорошо жили. Мирно, спокойно. Советский Союз, честно говоря, не был плохим...

Здесь очень много разных приезжих. Очень многие из Ташкента приехали, из Азии, из Казахстана. Мы общаемся, видимся как земляки».

Закхаймские ворота

Фото: Александр Матвеев

«Раньше не было разделения: русский, не русский — мы вообще не знали такого. Среди таджиков даже жили — нас считали русскими. Это только вот кто в кишлаках живет, в деревне, они русский язык почти не знали. Там у них были свои таджикские и узбекские школы. Но неплохо, хорошо жили. Мирно, спокойно. Советский Союз, честно говоря, не был плохим...
Здесь очень много разных приезжих. Очень многие из Ташкента приехали, из Азии, из Казахстана. Мы общаемся, видимся как земляки».

«Я родился в Джалал-Абаде. В 1991-м переехал в Калининград. У меня брат здесь служил в армии, когда Советский Союз был. Потому он нас сюда позвал. Работаем на рынке, есть своя пекарня. Гражданство российское я получил. Есть семья, четверо детей.

Что там Киргизия? В Киргизии нет работы. А Калининград — хороший город. Все нации здесь есть, все люди — добрые. Один день нас не будет — уже люди искать начнут: "Где лепешка узбекская, где лепешка узбекская?" Вкусно готовим мы. От души».

Мухамутдин Исмаилов, Киргизия

Фото: Александр Матвеев

«Я родился в Джалал-Абаде. В 1991-м переехал в Калининград. У меня брат здесь служил в армии, когда Советский Союз был. Потому он нас сюда позвал. Работаем на рынке, есть своя пекарня. Гражданство российское я получил. Есть семья, четверо детей.
Что там Киргизия? В Киргизии нет работы. А Калининград — хороший город. Все нации здесь есть, все люди — добрые. Один день нас не будет — уже люди искать начнут: "Где лепешка узбекская, где лепешка узбекская?" Вкусно готовим мы. От души».

«Уже полгорода нас знает. Мы ведь целый день тут стоим. Сколько народу ходит! 

Сейчас много киргизов в Калининграде, узбеков. Раньше были встречи, вместе плов кушали. Как женился — все, завязали. Дома дети.

В мечеть ходим. На Дзержинке. Каждую пятницу там молитву читаем, да».

Памятник героям-танкистам на ул. Генерала Соммера

Фото: Александр Матвеев

«Уже полгорода нас знает. Мы ведь целый день тут стоим. Сколько народу ходит!
Сейчас много киргизов в Калининграде, узбеков. Раньше были встречи, вместе плов кушали. Как женился — все, завязали. Дома дети.
В мечеть ходим. На Дзержинке. Каждую пятницу там молитву читаем, да».

«Мой отец служил еще при Советском Союзе, мы жили в Польше в военном городке, назывался он Новый Сулина. Это часть Польши, которая отошла ей после Второй мировой войны от Германии. То есть это именно немецкие земли.

Как военнослужащему отцу надо было получать квартиру. Он мог выбрать, где именно ему хочется жить. Я ему посоветовал Кенигсберг, то есть Калининград. Тогда я подумал, что это то же самое, что мы видели в Польше: те же немецкие земли, та же архитектура.  

Я сперва с отличием окончил Ереванскую государственную художественную академию. Учился на скульптора.

Сейчас мне уже 36 лет. Я еще пока здесь пытаюсь как-то реализоваться. Но... Год-два, и если нет, то или в континентальную Россию, или в Армению... Или в Европу. Вот я сейчас изучаю параллельно четыре языка — английский, французский, испанский и немецкий».

Ованес Минасян, Польша

Фото: Александр Матвеев

«Мой отец служил еще при Советском Союзе, мы жили в Польше в военном городке, назывался он Новый Сулина. Это часть Польши, которая отошла ей после Второй мировой войны от Германии. То есть это именно немецкие земли.
Как военнослужащему отцу надо было получать квартиру. Он мог выбрать, где именно ему хочется жить. Я ему посоветовал Кенигсберг, то есть Калининград. Тогда я подумал, что это то же самое, что мы видели в Польше: те же немецкие земли, та же архитектура.
Я сперва с отличием окончил Ереванскую государственную художественную академию. Учился на скульптора.
Сейчас мне уже 36 лет. Я еще пока здесь пытаюсь как-то реализоваться. Но... Год-два, и если нет, то или в континентальную Россию, или в Армению... Или в Европу. Вот я сейчас изучаю параллельно четыре языка — английский, французский, испанский и немецкий».

«Вот если ты три года в такой ситуации, как я, стучишься в закрытые двери, то ты, конечно, злишься. Я сейчас зол. Но я надеюсь, что все будет еще хорошо. Знаете, есть армянская поговорка: ограненный камень на земле лежать не останется. Надеюсь, что так и будет. Зарывать свой талант в землю я не хочу. 

Много хороших людей здесь, которые даже пытаются — каждый по своей возможности — меня как-то рекламировать.

А вот у молодежи, которая школьного возраста или до 20 лет, другое отношение. Когда ты рядом проходишь, им надо плюнуть. Обязательно. Причем мне странно, ведь у них друзья есть — тоже армяне».

Жилые дома на улице Батальной

Фото: Александр Матвеев

«Вот если ты три года в такой ситуации, как я, стучишься в закрытые двери, то ты, конечно, злишься. Я сейчас зол. Но я надеюсь, что все будет еще хорошо. Знаете, есть армянская поговорка: ограненный камень на земле лежать не останется. Надеюсь, что так и будет. Зарывать свой талант в землю я не хочу.
Много хороших людей здесь, которые даже пытаются — каждый по своей возможности — меня как-то рекламировать.
А вот у молодежи, которая школьного возраста или до 20 лет, другое отношение. Когда ты рядом проходишь, им надо плюнуть. Обязательно. Причем мне странно, ведь у них друзья есть — тоже армяне».

«Я родился в Азербайджане. Я никогда не был в России, и вот, в 1998 году, как раз исполнилось 25 лет, и я решил, что, как отчим, поеду в Россию — в Санкт-Петербург, Башкирию или Калининград. 

И, конечно, мы выбрали Калининград, потому что здесь тоже наши дальние родственники живут. Мы приехали в 1998 году, 6 июня. Я помню, как я сюда попал, сразу мне тут очень понравилось. Мы приехали поездом — вокзал,  памятник Калинину и еще герб Советского Союза. 

Меня потом пригласили в Общество "Азербайджан". Когда туда пришел, я увидел, что здесь не только Азербайджан собирается, а уже и татары, и башкиры, и таджики, и узбеки, и русские. 

Тогда, я помню, мы встретились с Хакимом Бехтием Исмаиловичем — это был председатель религиозной ассоциации мусульман. И он, когда меня увидел, сказал: "Вот этот молодой парень мне как раз нужен". Мы с ними начали ходить по разным мероприятиям, организовали здесь Ураза-байрам, Курбан-байрам».

Заур Аббасов, Азербайджан

Фото: Александр Матвеев

«Я родился в Азербайджане. Я никогда не был в России, и вот, в 1998 году, как раз исполнилось 25 лет, и я решил, что, как отчим, поеду в Россию — в Санкт-Петербург, Башкирию или Калининград.
И, конечно, мы выбрали Калининград, потому что здесь тоже наши дальние родственники живут. Мы приехали в 1998 году, 6 июня. Я помню, как я сюда попал, сразу мне тут очень понравилось. Мы приехали поездом — вокзал, памятник Калинину и еще герб Советского Союза.
Меня потом пригласили в Общество "Азербайджан". Когда туда пришел, я увидел, что здесь не только Азербайджан собирается, а уже и татары, и башкиры, и таджики, и узбеки, и русские.
Тогда, я помню, мы встретились с Хакимом Бехтием Исмаиловичем — это был председатель религиозной ассоциации мусульман. И он, когда меня увидел, сказал: "Вот этот молодой парень мне как раз нужен". Мы с ними начали ходить по разным мероприятиям, организовали здесь Ураза-байрам, Курбан-байрам».

«Мы создали такую организацию — Совет национального культурного сообщества, региональная общественная организация. И сегодня она всех нас объединяет. Русская община, татары, белорусы, украинцы, немцы, армяне, азербайджанцы, дагестанцы. Всегда, когда у нас праздник, каждый друг друга приглашает.

Вот 4 ноября — это День народного единства. Мы все будем демонстрировать свои национальные кухни, национальную одежду, музыку. Я всегда говорю и сегодня хочу повторить: вот это должна молодежь знать — различные обычаи, традиции, язык, письменность, — чтобы была любовь к человеку, уважение друг к другу.

Калининград, конечно, очень мне понравился. Еще у бабушки была мечта попасть в Калининград. Когда была Великая Отечественная война, у нее братья здесь пропали. И она пришла на братскую могилу. Она сказала: "Вы должны трудиться, чтобы все эти наши родственники... Душа их была рада"».

Кладбище на ул. Камской

Фото: Александр Матвеев

«Мы создали такую организацию — Совет национального культурного сообщества, региональная общественная организация. И сегодня она всех нас объединяет. Русская община, татары, белорусы, украинцы, немцы, армяне, азербайджанцы, дагестанцы. Всегда, когда у нас праздник, каждый друг друга приглашает.
Вот 4 ноября — это День народного единства. Мы все будем демонстрировать свои национальные кухни, национальную одежду, музыку. Я всегда говорю и сегодня хочу повторить: вот это должна молодежь знать — различные обычаи, традиции, язык, письменность, — чтобы была любовь к человеку, уважение друг к другу.
Калининград, конечно, очень мне понравился. Еще у бабушки была мечта попасть в Калининград. Когда была Великая Отечественная война, у нее братья здесь пропали. И она пришла на братскую могилу. Она сказала: "Вы должны трудиться, чтобы все эти наши родственники... Душа их была рада"».

«Я родился в 1968 году в Душанбе, в Таджикистане. А приехал сюда в 2007 году. Просто приехал поработать. Заработать на семью, потому что она бедствовала в Таджикистане.

Здесь, в Калининграде, работали в аэропорту братья жены. Говорят: "Приезжайте, посмотрите. Если понравится здесь…" Первое время мы жили на стройке [в аэропорту]. Там вагончики были, и мы в них жили.

Сначала я работал на стройке, но так как там все обанкротилось, мне пришлось оттуда уйти. Знакомый сварщик посоветовал пойти работать на завод. Это было в то время, когда было еще разрешено работать иностранным гражданам, сейчас уже это дело запретили. Потому что положение в мире сами знаете какое. А завод мне помог потом — письмо сделали в посольство в Таджикистане, чтобы мне разрешили переселение сюда. И я по программе "Переселение" — есть такая программа — приехал жить насовсем.

Квартиру, правда, снимаю. Своего жилья нету, но надеюсь, что скоро будет».

Анвар и Алишер Тагаевы, Таджикистан

Фото: Александр Матвеев

«Я родился в 1968 году в Душанбе, в Таджикистане. А приехал сюда в 2007 году. Просто приехал поработать. Заработать на семью, потому что она бедствовала в Таджикистане.
Здесь, в Калининграде, работали в аэропорту братья жены. Говорят: "Приезжайте, посмотрите. Если понравится здесь…" Первое время мы жили на стройке [в аэропорту]. Там вагончики были, и мы в них жили.
Сначала я работал на стройке, но так как там все обанкротилось, мне пришлось оттуда уйти. Знакомый сварщик посоветовал пойти работать на завод. Это было в то время, когда было еще разрешено работать иностранным гражданам, сейчас уже это дело запретили. Потому что положение в мире сами знаете какое. А завод мне помог потом — письмо сделали в посольство в Таджикистане, чтобы мне разрешили переселение сюда. И я по программе "Переселение" — есть такая программа — приехал жить насовсем.
Квартиру, правда, снимаю. Своего жилья нету, но надеюсь, что скоро будет».

«Нормальные все люди [в Калининграде]. Как будто бы в СССР попал. Все национальности Советского Союза здесь живут, и как бы все люди добрые друг к другу. Поэтому вот и остался здесь. Стал как коренной калининградец. 

Не в национальности дело. Дело в человеке самом: ты делаешь человеку добро — человек добро делает тебе.

Трое детей у меня. Старший сын учится заочно в техникуме. Сейчас называется "колледж". И работает со мной днем. Двое учатся в школе, учатся хорошо. Как бы… не отличаются познаниями (смеется) от российских школьников.

Мы разговариваем вперемешку. Половина — таджикская, половина — русская. С годами язык немножко забывается. Дети говорят на таджикском. Еще учат и другие языки. Я им говорю, что Нац, был такой поэт, так сказал: "Хабон дони — чахон дони". Это значит "Знаешь язык — будешь знать мир"».

Двор между ул. Товарной и ул. 8 Марта

Фото: Александр Матвеев

«Нормальные все люди [в Калининграде]. Как будто бы в СССР попал. Все национальности Советского Союза здесь живут, и как бы все люди добрые друг к другу. Поэтому вот и остался здесь. Стал как коренной калининградец.
Не в национальности дело. Дело в человеке самом: ты делаешь человеку добро — человек добро делает тебе.
Трое детей у меня. Старший сын учится заочно в техникуме. Сейчас называется "колледж". И работает со мной днем. Двое учатся в школе, учатся хорошо. Как бы… не отличаются познаниями (смеется) от российских школьников.
Мы разговариваем вперемешку. Половина — таджикская, половина — русская. С годами язык немножко забывается. Дети говорят на таджикском. Еще учат и другие языки. Я им говорю, что Нац, был такой поэт, так сказал: "Хабон дони — чахон дони". Это значит "Знаешь язык — будешь знать мир"».

«Родился я на Украине, в Харькове. Там окончил Академию дизайна и искусств. Специальность "Искусствоведение". Арт-критик. Некоторое время поработал по специальности — в галерее, в музее. Потом перебрался жить в Москву. В Москве мы занимались коммерцией, можно так сказать. 

Потом через некоторое время я уехал жить в Петербург. Потому что этот жуткий ритм Москвы немножко не для меня. В Петербурге попроще. Я открыл с другом магазин дизайнерской одежды, потом решил открыть арт-клуб.

Жизненные обстоятельства так сложились, что я на некоторое время переехал на Украину — буквально на полгода, — а потом решил уже обосноваться здесь, в Калининграде. Потому что у меня родственники здесь. Родственники в Германии. Ну и само место очень располагает. Такой кусочек славянского мира, да в центре Европы.

Анклавом назвать его сложно, но это свой микромир. То есть в контрасте со старинной немецкой архитектурой, советским наследием — новые здания, очень много зеленых насаждений».

Михаил Юшко, Украина

Фото: Александр Матвеев

«Родился я на Украине, в Харькове. Там окончил Академию дизайна и искусств. Специальность "Искусствоведение". Арт-критик. Некоторое время поработал по специальности — в галерее, в музее. Потом перебрался жить в Москву. В Москве мы занимались коммерцией, можно так сказать.
Потом через некоторое время я уехал жить в Петербург. Потому что этот жуткий ритм Москвы немножко не для меня. В Петербурге попроще. Я открыл с другом магазин дизайнерской одежды, потом решил открыть арт-клуб.
Жизненные обстоятельства так сложились, что я на некоторое время переехал на Украину — буквально на полгода, — а потом решил уже обосноваться здесь, в Калининграде. Потому что у меня родственники здесь. Родственники в Германии. Ну и само место очень располагает. Такой кусочек славянского мира, да в центре Европы.
Анклавом назвать его сложно, но это свой микромир. То есть в контрасте со старинной немецкой архитектурой, советским наследием — новые здания, очень много зеленых насаждений».

«Атмосфера города завораживает. Здесь моя душа словно бы нашла своеобразный покой. Есть такая поговорка украинская — "Тиха житя". На русский она переводится как "Тихая жизнь". То есть здесь у тебя нет какого-то внутреннего конфликта, как, например, в той же Москве или в том же Петербурге.

У меня есть планы переехать в Канаду. Канада чем мне нравится — сплошной заповедник. Леса-леса-леса. Иметь, например, домик в лесу либо жить на окраине такого города, где сплошной лес.

Дух немецкий — он присутствует в какой-то степени. Это как в том же Петербурге, когда ты живешь среди всех этих дворцов, набережных, каналов, это каким-то образом влияет на твой характер. Любой город — он человека затачивает. Со временем у проживающего здесь тоже появляются определенные, присущие этому городу, этому месту черты.

Это некая благожелательность, сдержанность, открытость, увлечение... Даже русские, которые живут здесь, особенно молодежь, увлекаются историей, старой немецкой историей: замки, Пруссия, Янтарная комната, все остальное. Для меня это удивительно, что молодой человек в 17-20 лет очень много знает о своем городе».

Цирк в Южном парке установлен на старом оборонительном валу

Фото: Александр Матвеев

«Атмосфера города завораживает. Здесь моя душа словно бы нашла своеобразный покой. Есть такая поговорка украинская — "Тиха житя". На русский она переводится как "Тихая жизнь". То есть здесь у тебя нет какого-то внутреннего конфликта, как, например, в той же Москве или в том же Петербурге.
У меня есть планы переехать в Канаду. Канада чем мне нравится — сплошной заповедник. Леса-леса-леса. Иметь, например, домик в лесу либо жить на окраине такого города, где сплошной лес.
Дух немецкий — он присутствует в какой-то степени. Это как в том же Петербурге, когда ты живешь среди всех этих дворцов, набережных, каналов, это каким-то образом влияет на твой характер. Любой город — он человека затачивает. Со временем у проживающего здесь тоже появляются определенные, присущие этому городу, этому месту черты.
Это некая благожелательность, сдержанность, открытость, увлечение... Даже русские, которые живут здесь, особенно молодежь, увлекаются историей, старой немецкой историей: замки, Пруссия, Янтарная комната, все остальное. Для меня это удивительно, что молодой человек в 17-20 лет очень много знает о своем городе».

«Родился я 22 ноября 1931 года в городе Подволочиске Тернопольской области. Это была Польша. В 39-м году она стала Западной Украиной. 

Учился я там в различных школах. Родители мои хотели, чтобы я был вундеркиндом, но из меня вундеркинда не получилось. 

В 1940 году приехал к нам мой будущий отчим с театром. И он рассказывает, значит, среди немецких офицеров были хорошие люди, в общем-то. И один ему подсказал, что вот такого-то числа ночью вас всех арестуют. И в количестве десяти человек — у меня даже этот список где-то еще сохранился, папа его носил с собой, — они ушли. Прошли Польшу, и на границе их задержали уже советские пограничники. Но по договоренности с начальством их пропустили, и он устроился работать в Еврейский драматический театр, разъездной, который гастролировал по Западной Украине. Он был пианистом. 

Когда они приехали к нам, в Подволочиск, его поместили к нам. Мама была уже в разводе. Ну и как-то они полюбили друг друга, он стал моим отчимом. Война Вторая мировая ведь началась в 1939-м году — и папа сказал: "Надо уезжать. Надо уезжать, потому что я знаю: мы с вами не выживем".

Из Грозного мы переехали в Николаевку, станицу казачью. Потом из Красноводска мы поплыли через Каспий, потом в эшелоне на Урал. Дорога была, конечно, страшная. Всех, кто уходил из жизни, оставляли на станции Велецкая Защита. Хоронили, конечно, в общей могиле. Страшно! 

В 1947-м году из Перми главного администратора перевели в Кенигсберг создавать драмтеатр. Он взял папу».

Павел Полицер, Польша

Фото: Александр Матвеев

«Родился я 22 ноября 1931 года в городе Подволочиске Тернопольской области. Это была Польша. В 39-м году она стала Западной Украиной.
Учился я там в различных школах. Родители мои хотели, чтобы я был вундеркиндом, но из меня вундеркинда не получилось.
В 1940 году приехал к нам мой будущий отчим с театром. И он рассказывает, значит, среди немецких офицеров были хорошие люди, в общем-то. И один ему подсказал, что вот такого-то числа ночью вас всех арестуют. И в количестве десяти человек — у меня даже этот список где-то еще сохранился, папа его носил с собой, — они ушли. Прошли Польшу, и на границе их задержали уже советские пограничники. Но по договоренности с начальством их пропустили, и он устроился работать в Еврейский драматический театр, разъездной, который гастролировал по Западной Украине. Он был пианистом.
Когда они приехали к нам, в Подволочиск, его поместили к нам. Мама была уже в разводе. Ну и как-то они полюбили друг друга, он стал моим отчимом. Война Вторая мировая ведь началась в 1939-м году — и папа сказал: "Надо уезжать. Надо уезжать, потому что я знаю: мы с вами не выживем".
Из Грозного мы переехали в Николаевку, станицу казачью. Потом из Красноводска мы поплыли через Каспий, потом в эшелоне на Урал. Дорога была, конечно, страшная. Всех, кто уходил из жизни, оставляли на станции Велецкая Защита. Хоронили, конечно, в общей могиле. Страшно!
В 1947-м году из Перми главного администратора перевели в Кенигсберг создавать драмтеатр. Он взял папу».

«За папой прислали машину. И вот мы ехали по проспекту: все разбито было. Мама говорит: «Слушай, куда ты нас привез?!» (Смеется)

Приехали. Расположили нас в Драмтеатре — это на Советском проспекте. Там такие были квартиры! Наверху. И мы впервые там увидели дикие розы вокруг этого здания. Говорили, что это было казино немецких летчиков... Я хочу сказать, что русский народ очень помогал кормить детей. 

Я закончил 10 классов и пошел в артиллерийское училище. Как раз с Москвы его перевели сюда. Остался служить здесь же. В общем, моей жене не надо было очень жаловаться, потому что я много переезжал».

Башня Врангеля

Фото: Александр Матвеев

«За папой прислали машину. И вот мы ехали по проспекту: все разбито было. Мама говорит: «Слушай, куда ты нас привез?!» (Смеется)
Приехали. Расположили нас в Драмтеатре — это на Советском проспекте. Там такие были квартиры! Наверху. И мы впервые там увидели дикие розы вокруг этого здания. Говорили, что это было казино немецких летчиков... Я хочу сказать, что русский народ очень помогал кормить детей.
Я закончил 10 классов и пошел в артиллерийское училище. Как раз с Москвы его перевели сюда. Остался служить здесь же. В общем, моей жене не надо было очень жаловаться, потому что я много переезжал».

«Вы знаете, у меня очень сложный путь. Мои родители — ленинградцы. Отец был военный и умер в Сибири. Там я, собственно говоря, и закончила школу и получила первое высшее образование, в Иркутске. Вышла замуж. У нас с мужем на двоих было пятеро детей. 

Муж — профессор польского университета и очень часто ездил сюда работать. Я заведовала крупной библиотекой в Иркутске. Потом начались проблемы со здоровьем (в Сибири очень суровый климат). У него — польские корни, я — тоже не сибирячка.

Четыре с половиной года назад мы сюда приехали. Приехали, не зная никого, вообще никого. Это уже потом оказалось, что здесь достаточно много людей-сибиряков, и мы сейчас общаемся с ними, дружим. 

Муж не сразу нашел работу, потому что Калининград… Ну, специфический регион, прямо скажем. Говорят, например, здесь много приезжих. В Сибири тоже много приезжих. Там менталитет совершенно другой. И, честно говоря, я до сих пор не привыкну к местным реалиям. Но слава богу, что здесь действительно очень много приезжих, которые, немножко разбавляют вот это общество замкнутое».

Ирина Косинская, Иркутск

Фото: Александр Матвеев

«Вы знаете, у меня очень сложный путь. Мои родители — ленинградцы. Отец был военный и умер в Сибири. Там я, собственно говоря, и закончила школу и получила первое высшее образование, в Иркутске. Вышла замуж. У нас с мужем на двоих было пятеро детей.
Муж — профессор польского университета и очень часто ездил сюда работать. Я заведовала крупной библиотекой в Иркутске. Потом начались проблемы со здоровьем (в Сибири очень суровый климат). У него — польские корни, я — тоже не сибирячка.
Четыре с половиной года назад мы сюда приехали. Приехали, не зная никого, вообще никого. Это уже потом оказалось, что здесь достаточно много людей-сибиряков, и мы сейчас общаемся с ними, дружим.
Муж не сразу нашел работу, потому что Калининград… Ну, специфический регион, прямо скажем. Говорят, например, здесь много приезжих. В Сибири тоже много приезжих. Там менталитет совершенно другой. И, честно говоря, я до сих пор не привыкну к местным реалиям. Но слава богу, что здесь действительно очень много приезжих, которые, немножко разбавляют вот это общество замкнутое».

«У нас дом. У нас в доме семь собак, пять кошек, сад. Дети там остались. Но младшая дочь говорит, родители стареют — я, конечно, так не думаю (смеется), — поэтому она летом собирается переехать к нам.

Может быть, потому что Сибирь так далеко от центра, люди там более любознательные, впитывают. Впитывают знание, впитывают информацию. Здесь как-то вот с этим делом труднее. И сибиряки — они открытые люди. Допустим, если я еду на работу на машине и кто-то стоит на дороге, я никогда не проеду мимо и никогда не возьму денег за то, что я подвезла по дороге. А здесь это нормально. Ну, нормально — значит нормально. 

Но я очень рада, что мы приехали сюда в зрелом возрасте, когда внешние обстоятельства уже не могут нас изменить: мы те же, и остаемся, какие были. 

700 с лишним лет Калининграду. Это большая история. Деревня, в которой мы живем, сейчас называется Добрино, раньше она называлась Наутцкен. И первое письменное упоминание о ней относится к 1390 году. Те старые районы, которые остались, конечно, трепет вызывают. Даже какие-то мелочи: где-то люк в земле еще немецкий, где-то — колонка с водой.  

И еще, знаете, что? Все-таки здесь очень много погибло людей. Очень много. Во время Второй мировой, Великой Отечественной. Больше того скажу, вот в Сибири,  допустим, Вечный огонь, но там не могила, там нет никого, просто символ. Здесь — реально люди лежат».

Территория у Дома советов

Фото: Александр Матвеев

«У нас дом. У нас в доме семь собак, пять кошек, сад. Дети там остались. Но младшая дочь говорит, родители стареют — я, конечно, так не думаю (смеется), — поэтому она летом собирается переехать к нам.
Может быть, потому что Сибирь так далеко от центра, люди там более любознательные, впитывают. Впитывают знание, впитывают информацию. Здесь как-то вот с этим делом труднее. И сибиряки — они открытые люди. Допустим, если я еду на работу на машине и кто-то стоит на дороге, я никогда не проеду мимо и никогда не возьму денег за то, что я подвезла по дороге. А здесь это нормально. Ну, нормально — значит нормально.
Но я очень рада, что мы приехали сюда в зрелом возрасте, когда внешние обстоятельства уже не могут нас изменить: мы те же, и остаемся, какие были.
700 с лишним лет Калининграду. Это большая история. Деревня, в которой мы живем, сейчас называется Добрино, раньше она называлась Наутцкен. И первое письменное упоминание о ней относится к 1390 году. Те старые районы, которые остались, конечно, трепет вызывают. Даже какие-то мелочи: где-то люк в земле еще немецкий, где-то — колонка с водой.
И еще, знаете, что? Все-таки здесь очень много погибло людей. Очень много. Во время Второй мировой, Великой Отечественной. Больше того скажу, вот в Сибири, допустим, Вечный огонь, но там не могила, там нет никого, просто символ. Здесь — реально люди лежат».

«Родилась в Баку, в Азербайджанской ССР. Вышла замуж в 1970 году. Жили хорошо, работала, родила двоих детей, девочек. 

В 1988 году у нас начались в Азербайджане, в городе Баку, волнения межнациональные… Пришлось уехать оттуда. Стало невозможно жить. В ноябре месяце я попала в Краснодарском крае в город Майкоп. Народ мне помог: дали одежду, постель. Мы ведь в голом виде оттуда ушли, ничего с собой не смогли взять. Начали жить снова, с нуля. 

Ну а потом, в 1990 году, я решила переехать в Калининград. Потому что даже в Краснодаре начались небольшие волнения, хотя и быстро притихли. Но я все равно испугалась. И приехала в Калининград. Думаю, как-никак там все не на своих местах живут. Это я честно говорю.  

Приехала, устроилась на работу. Правда, с большим трудом все. Сначала санитаркой в больницу пошла, чтобы больше времени было и общественную работу вести. А потом меня перевели начальником по снабжению в многопрофильной больнице. Потом ушла — денег не хватало на жизнь. Пошла я работать в торговлю, на Северном вокзале. Сначала в блинной, потом в чебуречной барменом. У меня диплом бармена тоже есть. У меня много дипломов есть».

Джульетта Каспарова, Азербайджан

Фото: Александр Матвеев

«Родилась в Баку, в Азербайджанской ССР. Вышла замуж в 1970 году. Жили хорошо, работала, родила двоих детей, девочек.
В 1988 году у нас начались в Азербайджане, в городе Баку, волнения межнациональные… Пришлось уехать оттуда. Стало невозможно жить. В ноябре месяце я попала в Краснодарском крае в город Майкоп. Народ мне помог: дали одежду, постель. Мы ведь в голом виде оттуда ушли, ничего с собой не смогли взять. Начали жить снова, с нуля.
Ну а потом, в 1990 году, я решила переехать в Калининград. Потому что даже в Краснодаре начались небольшие волнения, хотя и быстро притихли. Но я все равно испугалась. И приехала в Калининград. Думаю, как-никак там все не на своих местах живут. Это я честно говорю.
Приехала, устроилась на работу. Правда, с большим трудом все. Сначала санитаркой в больницу пошла, чтобы больше времени было и общественную работу вести. А потом меня перевели начальником по снабжению в многопрофильной больнице. Потом ушла — денег не хватало на жизнь. Пошла я работать в торговлю, на Северном вокзале. Сначала в блинной, потом в чебуречной барменом. У меня диплом бармена тоже есть. У меня много дипломов есть».

«Город раньше был ужасно грязный, но стал чище. Даже не узнаешь. Просыпаешься — что-то новое там, что-то новое здесь. Народ другой стал. Молодежь в автобусе даже стала уступать место. Представляете, никогда не уступали место, а сейчас стали уступать — "Садитесь, пожалуйста!"

Калининград на такой территории находится, что здесь все — равноправные. Что русские, что армяне. Вы понимаете, что белорус, что украинец. Многонациональный город. Здесь… как сказать... перекресток. Все приезжают ближе к границе. 

Здесь культура больше развита, чем в глубинке в России. Здесь можно просто родственную душу найти: что вот вы, что он, что я, — мы все разные, но мы все дополняем друг друга. Когда нация живет одна, она становится скуднее. Тупеет, можно даже так сказать. А когда разные — с каждого хорошего потихонечку берешь, ухватываешь, учишься. Это школа жизни. Вы понимаете, о чем я говорю?»

Река Преголя, вид на Кафедральный собор и Музей изобразительных искусств

Фото: Александр Матвеев

«Город раньше был ужасно грязный, но стал чище. Даже не узнаешь. Просыпаешься — что-то новое там, что-то новое здесь. Народ другой стал. Молодежь в автобусе даже стала уступать место. Представляете, никогда не уступали место, а сейчас стали уступать — "Садитесь, пожалуйста!"
Калининград на такой территории находится, что здесь все — равноправные. Что русские, что армяне. Вы понимаете, что белорус, что украинец. Многонациональный город. Здесь… как сказать... перекресток. Все приезжают ближе к границе.
Здесь культура больше развита, чем в глубинке в России. Здесь можно просто родственную душу найти: что вот вы, что он, что я, — мы все разные, но мы все дополняем друг друга. Когда нация живет одна, она становится скуднее. Тупеет, можно даже так сказать. А когда разные — с каждого хорошего потихонечку берешь, ухватываешь, учишься. Это школа жизни. Вы понимаете, о чем я говорю?»

«Мне был один год, Казахстан, Караганда. И началась эта супермиграция в Россию. Калининград надо было заселять, все туда ехали. У нас половина родственников уехала в Германию — Бремен, Берлин. И половина осталась здесь. 

Переехали в область, правда, не в сам Калининград. Там же и школу закончил. Уехал потом в Москву учиться, дизайнером стал и тут, в Калининграде, обосновался, так сказать.

Здесь немножко тяжелее все-таки, по сравнению с Москвой, надо прямо очень много поработать, чтобы нормально получать. С образованием у меня, конечно, ничего не получилось. Поэтому приходилось так... Я и в баре работал долгое время, и сейчас в магазине на должности директора. Довольно-таки интересная работа».

Вячеслав Лемко, Казахстан

Фото: Александр Матвеев

«Мне был один год, Казахстан, Караганда. И началась эта супермиграция в Россию. Калининград надо было заселять, все туда ехали. У нас половина родственников уехала в Германию — Бремен, Берлин. И половина осталась здесь.
Переехали в область, правда, не в сам Калининград. Там же и школу закончил. Уехал потом в Москву учиться, дизайнером стал и тут, в Калининграде, обосновался, так сказать.
Здесь немножко тяжелее все-таки, по сравнению с Москвой, надо прямо очень много поработать, чтобы нормально получать. С образованием у меня, конечно, ничего не получилось. Поэтому приходилось так... Я и в баре работал долгое время, и сейчас в магазине на должности директора. Довольно-таки интересная работа».

«Калининград тихий, спокойный город. Погода тут так себе, конечно. Ну а в целом — очень круто. Я раньше просто летом сюда приезжал из Москвы. Здесь дома немецкие, замки, все красиво. Природа очень классная, тихо, никакой суеты, как в Москве. Там выматывает за год так, что ужас.

В последнее время город так застраивают сильно, что, мне кажется, через пару лет Калининград изменится очень сильно. Куда ни глянь — везде какие-то непонятные дома стоят. Но и восстанавливают очень много зданий. Может, знаете, в стороне "Плазы". На Нижнем озере тоже огородили: будут восстанавливать гостиницу старую, строить ее по проекту типа немецкому».

Вид с ул. Суворова на новый жилой район на ул. Тихорецкой

Фото: Александр Матвеев

«Калининград тихий, спокойный город. Погода тут так себе, конечно. Ну а в целом — очень круто. Я раньше просто летом сюда приезжал из Москвы. Здесь дома немецкие, замки, все красиво. Природа очень классная, тихо, никакой суеты, как в Москве. Там выматывает за год так, что ужас.
В последнее время город так застраивают сильно, что, мне кажется, через пару лет Калининград изменится очень сильно. Куда ни глянь — везде какие-то непонятные дома стоят. Но и восстанавливают очень много зданий. Может, знаете, в стороне "Плазы". На Нижнем озере тоже огородили: будут восстанавливать гостиницу старую, строить ее по проекту типа немецкому».

«Мы оба родились в деревне, это называется улус. У меня — Черапчинский, а у мужа — Кобяйский. Учились в Москве, сначала вернулись в Якутск, а потом переехали сюда, в Калининград. Когда дочка родилась, там вообще гулять не очень возможно зимой  — минус 50 градусов.

Мы в Калининграде были раньше, в студенчестве, когда только встречались. У меня здесь брат двоюродный. Чтобы в Москве жилье снять, надо 100 тысяч и так далее. У нас не было таких денег.

Муж — конструктор, бинокли делает. А я пока не работаю, но ищу работу. Продаю косметику в интернет-магазине».

Валерия, Борис и Брильяна Петровы, Якутия

Фото: Александр Матвеев

«Мы оба родились в деревне, это называется улус. У меня — Черапчинский, а у мужа — Кобяйский. Учились в Москве, сначала вернулись в Якутск, а потом переехали сюда, в Калининград. Когда дочка родилась, там вообще гулять не очень возможно зимой — минус 50 градусов.
Мы в Калининграде были раньше, в студенчестве, когда только встречались. У меня здесь брат двоюродный. Чтобы в Москве жилье снять, надо 100 тысяч и так далее. У нас не было таких денег.
Муж — конструктор, бинокли делает. А я пока не работаю, но ищу работу. Продаю косметику в интернет-магазине».

«Нам нравится жить в Калининграде. Нам здесь спокойно, море рядом. В Якутске те же фрукты очень дорого стоят. А здесь с ребенком, мне кажется, вообще самое идеальное место.

Единственное, подруг не хватает. Тут у нас землячество есть, где иногда встречаемся с якутами. Человек где-то 70. Основной язык у нас — якутский. Мы дома разговариваем на якутском. 

Скучаем по родине. Пока даже и не знаем, останемся ли навсегда здесь жить… Моя мама здесь. Папа тоже был, но он скучал сильно. Мы его отправили обратно. 

Еда основная у нас [якутян] — молочная: сливки утром, вечером кефир, он называется суорат. В деревнях у нас обычно оладьи делают. И даже наша мама, когда сюда прилетела, с собой взяла оладьи. Здесь готовит что-то, чтобы по традиции вынести на улицу как будто для духов (но на самом деле это для животных). А я и в Бога верю, и в духов тоже очень верю».

Остров Октябрьский, место строительства стадиона к ЧМ-2018

Фото: Александр Матвеев

«Нам нравится жить в Калининграде. Нам здесь спокойно, море рядом. В Якутске те же фрукты очень дорого стоят. А здесь с ребенком, мне кажется, вообще самое идеальное место.
Единственное, подруг не хватает. Тут у нас землячество есть, где иногда встречаемся с якутами. Человек где-то 70. Основной язык у нас — якутский. Мы дома разговариваем на якутском.
Скучаем по родине. Пока даже и не знаем, останемся ли навсегда здесь жить… Моя мама здесь. Папа тоже был, но он скучал сильно. Мы его отправили обратно.
Еда основная у нас [якутян] — молочная: сливки утром, вечером кефир, он называется суорат. В деревнях у нас обычно оладьи делают. И даже наша мама, когда сюда прилетела, с собой взяла оладьи. Здесь готовит что-то, чтобы по традиции вынести на улицу как будто для духов (но на самом деле это для животных). А я и в Бога верю, и в духов тоже очень верю».

Лента добра деактивирована.
Добро пожаловать в реальный мир.
Бонусы за ваши реакции на Lenta.ru
Как это работает?
Читайте
Погружайтесь в увлекательные статьи, новости и материалы на Lenta.ru
Оценивайте
Выражайте свои эмоции к материалам с помощью реакций
Получайте бонусы
Накапливайте их и обменивайте на скидки до 99%
Узнать больше