В своем стремлении искоренить заразу терроризма на российской земле генеральный прокурор Российской Федерации вспомнил об одной хорошо забытой антитерроритической мере. Выступая в Государственной думе в пятницу, Владимир Устинов предложил в случае терактов задерживать родственников террористов, что, по его словам, "позволит спасти жизни наших людей". Во вторник Устинова поддержал президент Чеченской республики Алу Алханов. Заявление генпрокурора вызвало массу комментариев, в основном с точки зрения соответствия данного предложения нормам морали, однако за кадром остались юридическая сторона вопроса и эффективность действий в духе ветхозаветного принципа "око за око".
Кроме контрзахвата заложников Устинов предложил дополнить закон "О противодействии терроризму" и другими чрезвычайными мерами, например, предусмотреть нормы о страховании террористических рисков, ввести денежное вознаграждение граждан за оперативную информацию и упростить процедуру судопроизводства по делам о терактах.
Прокурора Устинова поддержал директор ФСБ России Николай Патрушев, отметив, что в стране назрела острая необходимость введения особых правовых режимов защиты от терроризма. Патрушев предложил ввести законодательное регулирование положений, которые могут быть в случае необходимости введены на территории Российской Федерации или на какой-либо ее части. Имеются в виду прежде всего режим террористической опасности, режим антитеррористической операции и режим чрезвычайного положения.
Мнения депутатов после выступления Устинова разделились. Одни сочли инициативы силовиков своевременными и обоснованными. Другие выступили против. Депутат от фракции "Родина" Сергей Бабурин назвал предложение генпрокурора ошибкой. Независимый депутат Владимир Рыжков заявил, что выступит против внесения поправки о контрзахвате заложников в действующее законодательство по борьбе с терроризмом в случае ее рассмотрения Госдумой. По его словам, эта мера является грубейшим нарушением конституции с точки зрения прав человека, а также обязательств в рамках Совета Европы, поскольку Россией ратифицирована Европейская хартия о правах человека.
Первый вице-спикер Госдумы Любовь Слиска посчитала, что генеральный прокурор поторопился со своим заявлением. Россия, сказала Слиска, это демократическое государство и скатываться к принципам "око за око, зуб за зуб", к законам Хаммурапи и римскому праву сегодня нельзя. Спикер Госдумы Борис Грызлов, по обыкновению, высказался в предельно осторожном и уклончивом духе, отметив, что не исключает возможности рассмотрения данной поправки к законам.
Другие политики и общественные деятели также успели высказать свое мнение по поводу инициатив генпрокурора. Президент Чеченской республики Алу Алханов во вторник поддержал Устинова. По его мнению, применение контрзахвата заложников вполне допустимо, необходимо лишь перевести инициативу Устинова в рамки правового поля. С Алхановым согласился и депутат Госдумы от Чечни Ахмар Завгаев, заявив, что у каждого террориста есть родственники, которые должны нести ответственность за преступные действия членов своих семей.
А вот председатель Госсовета Чечни Таус Джабраилов с мнением Алханова не согласился. По его словам, будь Ахмад Кадыров жив, он никогда бы на это не пошел. К тому же Джабраилов подверг сомнению целесообразность данной меры, добавив, что эффективность контрзахвата может быть небольшая, поскольку ваххабитам, захватывающим заложников, безразлична судьба их родственников. Джабраилова поддержал бывший вице-премьер Чечни Мовсар Хамидов, сказав, что используя метод контрзахвата, власть уподобится террористам.
Резкой критикой, как и следовало ожидать, слова генпрокурора были встречены правозащитниками и либеральной общественностью. Председатель региональной общественной благотворительной организации помощи беженцам и вынужденным переселенцам "Гражданское содействие" Светлана Ганнушкина назвала предложения Владимира Устинова началом полного крушения права в России и возвратом к методам большого террора.
В то же время лица, непосредственно пострадавшие от действий различных террористов, резкой критике слова генпрокурора подвергать не стали, но усомнились в правильности предлагаемых мер. Сопредседатель общественной организации "Норд-Ост" Татьяна Карпова посчитала намерение депутатов рассмотреть поправку о контрзахвате заложников не вполне правильным шагом в борьбе с терроризмом. "Мести мы никогда никому не хотели, крови тоже", - заявила она. По мнению Карповой, принятие такой поправки к действующему законодательству может привести к тому, что "опять прольется кровь абсолютно, может быть, невинных людей, которые не вправе отвечать за своих родных".
Завуч первой школы в Беслане Елена Касумова также не поддерживает предложения о задержании родственников террористов во время терактов. "Мне кажется, с какой-то стороны это неправильно, родственники могут быть совершенно далеки от бандитов, - сказала Касумова. - Кроме того, иногда даже родители отказываются от сыновей, которые стали террористами".
Сам Устинов, упреждая возможную критику в свой адрес, заметил: "Мне непонятен этот миролюбивый, с позволения сказать, пафос этих людей. Почему они молчат, когда израильские бульдозеры сносят дома террористов, когда спецслужбы того же Израиля находят и уничтожают в любой точке планеты террористов, на совести которых сотни и тысячи невинных жертв?".
В истории "ответное взятие заложников", чаще всего из числа родственников или соплеменников тех, кто выступает в качестве противника, практиковалось едва ли не с библейских времен. Более или менее организованный характер эта мера приняла в средние века, причем как на Востоке, так и на Западе. Чаще всего захваты и контрзахваты применялись во время многочисленных войн.
Страны Европы, называющие себя сегодня цивилизованными, отказались от практики взятия заложников в качестве гарантии спокойствия или для создания некоторого обменного фонда только в ХVIII веке. Но и сказать, что с тех пор европейцы никогда больше не брали заложников, также нельзя. В период Великой Французской революции 1789-1794 годов, например, пришедшие к власти низы старались обеспечить свою безопасность от покушений прежнего господствующего класса путем захвата заложников из лучших аристократических семей, которых без жалости казнили в случае возникновения антиправительственного мятежа или нападений из-за рубежа.
За океаном дело обстояло аналогичным образом. В мирной жизни о подобном инструменте давления на противника и не помышляли, но вот во время Гражданской войны в США 1861-1865 годов практика захвата заложников из числа мирного населения практиковалась некоторыми частями северян. Правда, массового характера эти случаи не носили. После войны, когда Юг был оккупирован федеральной армией и белые южане были практически поражены в правах, захват заложников из членов их семей применялся северянами в качестве одной из мер противодействия Ку-Клукс-Клану, который федеральное правительство считало террористической организацией.
В ходе Второй мировой войны нацисты практиковали взятие заложников чаще всего в ходе борьбы против партизан, причем обычно захватывали людей целыми деревнями. Немцы по отношению к населению оккупированных стран не придерживались жесткой политики, если речь не шла о вооруженной борьбе. Но в случае сопротивления оккупационным властям массовые казни заложников практиковались чрезвычайно широко, практически на всех территориях, захваченных Третьим Рейхом. Нацисты наказывали не только непосредственно "виновных" (если таковых удавалось обнаружить), но и их родственников, соседей и даже случайно оказавшихся на месте происшествия лиц.
Кроме этого, в ХХ веке власти более или менее официально прибегали к подобным мерам во время гражданских и междоусобных войн в самых разных концах света: на Филиппинах (конец 1940-х - 1950-е годы), в Индонезии (1950-70-е годы), в Руанде (1990-е годы) и в ходе подавления партизанского движения, например, во многих странах Южной Америки в 1960-х - 80-х годах.
В России захваты заложников в качестве меры борьбы с политическими противниками начали применяться во время Кавказских войн в XIX веке. Герой Отечественной войны 1812 года генерал Алексей Ермолов, назначенный в 1816 году губернатором Грузии и получивший огромнейшие полномочия, активно применял известную на Кавказе практику взятия аманатов (заложников). В известной степени, с помощью этой меры ему удалось усмирить кавказские племена.
В ХХ веке захваты заложников в ответ на действия противников режима, т.е., по сути, те же контрзахваты, широко применялись в России во время революции 1917 года и последующей гражданской войны.
Вот что говорилось в так называемом "приказе о заложниках", изданном наркомом внутренних дел РСФСР Петровским в сентябре 1918 года: "Расхлябанности и миндальничанию должен быть немедленно положен конец. Все известные местным Советам правые эсеры должны быть немедленно арестованы, из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейшем движении в белогвардейской среде должен применяться безоговорочный массовый расстрел... Ни малейших колебаний, ни малейшей нерешительности в применении массового террора".
30 августа в Петрограде был убит М.С. Урицкий, возглавлявший местную ВЧК. Чуть позже Фанни Каплан ранила Ленина. Волна ответного террора прокатилась по всей стране. За убийство Урицкого только в Петрограде расстреляли более пятисот человек, взятых в заложники.
В годы революционного террора в тюрьмах и концентрационных лагерях в качестве заложников оказывались бывшие помещики и капиталисты, интеллигенты, члены "левых" и "правых" политических партий. Кроме того, заложниками становились члены семей бывших царских офицеров, призванных на службу в Красную Армию, в качестве гарантии от перехода главы семейства на сторону противника.
Хотя товарищ Сталин твердо заявил, что "сын за отца не отвечает", в период его правления в СССР люди, выезжавшие за границу, оставляли членов своих семей в качестве своеобразных заложников государству. В случае невозвращения человека его семья практически всегда объявлялась семьей изменника Родины, и за этим следовало соответствующее наказание, вплоть до высшей меры.
Сейчас в конфиденциальных разговорах нынешние сотрудники МВД и ФСБ признают, что опыт контрзахвата заложников у спецслужб имеется. "Контрзаложников" никто не убивал, но в качестве действенного инструмента шантажа и убеждения использовали. Именно с помощью подобного метода сдался в плен соратник Аслана Масхадова "министр обороны Ичкерии" Магомед Хамбиев.
Когда в начале марта 2004 года в чеченском селении Беной бойцы личной охраны Ахмада Кадырова блокировали дом "бригадного генерала" Хамбиева, то захватить его не удалось. Найти его не смогли, зато все мужчины, проживавшие в доме у Магомеда Хамбиева, были задержаны. Вскоре почти всех родных генерала Хамбиева отпустили, кроме двух молодых людей. "Уговорите Хамбиева сдаться или приведете его к нам - всех отпустим", - сказал освобожденным Рамзан Кадыров. На следующий день один из родственников связался с людьми Рамзана Кадырова и сообщил, что Магомед Хамбиев находится в Беное, в доме у другой родни. 9 марта чеченские силовики блокировали дом и взяли Магомеда Хамбиева.
По некоторым данным, во время событий в Беслане, в Ханкале под контролем властей содержалось 40 родственников лидеров чеченских боевиков, в том числе родственники Аслана Масхадова, Шамиля Басаева и Доку Умарова. По их мнению, спецслужбы не исключали вариант обмена задержанных на бесланских заложников.
Предложение генпрокурора подвергается критике в первую очередь с моральной точки зрения. В минувшие времена человек рассматривался исключительно как член коллектива, обычно - племени, рода, клана или семьи (именно по этой причине вина одного человека автоматически считалась виной всего коллектива). Но с развитием общества и изменением социального строя мораль коллективная постепенно вытеснялась моралью индивидуалистической. Согласно принятой в современном мире точке зрения, человек является самостоятельной и независимой личностью, целиком и полностью ответственной за свои поступки и не несущей непосредственной ответственности за поступки других людей, в том числе и ближайших родственников.
Именно с этой позиции и раскритиковал предложение генпрокурора депутат Рыжков, назвав прокурорские замыслы "государственным терроризмом". По мнению депутата, прокурор предложил принцип коллективной ответственности, а следующим этапом станет шаг к коллективной вине народа.
Стоит, однако, заметить, что после Второй мировой войны на Германию возложили именно коллективную ответственность - немцы, которые росли в оккупационных зонах, в своих воспоминаниях всегда отмечают подобный факт: ответственность за преступления, совершенные вермахтом и СС во время войны, возлагалась на весь немецкий народ. Данная политика проводилась как в зоне оккупации СССР, так и в союзнических зонах.
Но вообще-то в современном мире принцип коллективной ответственности работает плохо. Иногда он может сработать, но продолжительное применение этого принципа ведет к усилению насилия с обеих сторон и как следствие - к развязыванию полномасштабной войны на истребление, граничащей с геноцидом. Во время жестоких контртеррористических войн на юге Африки местные спецслужбы (в частности, тайная полиция ЮАР и военная разведка) в конечном итоге посчитали данный метод неэффективным.
Даже в Израиле, стране с самым жестким антитеррористическим законодательством, подобной меры борьбы с террором не предусмотрено. Ну а в России, в условиях полного отсутствия оперативной информации и агентурных сведений, строго придерживаться практики контрзахвата заложников практически невозможно. Потому что главная проблема этого метода вовсе не в аморальности логики "око за око, зуб за зуб", а в его неэффективности.
Угроза жизни или смерть родственников террористов в той системе ценностей, которую исповедуют организаторы и участники самых громких современных терактов, является скорее дополнительным мотивом для совершения этих терактов.
Если речь идет об исламском терроризме, то практически во всех мусульманских доктринах цена любой человеческой жизни изначально ничтожна по сравнению со смертью за веру. Потеря родственников только придает дополнительный ореол богоугодности и героизма тем боевикам, которые решаются на теракты.
Принцип контрзахвата неприменим к "мгновенным" терактам, совершаемым террористами-смертниками, вроде взрыва бомб в вагоне метро или в самолете. Террористов-смертников возможная угроза жизни их родственников не остановит. Когда человек готов убить невинных людей и умереть сам во имя идеи, он уже автоматически исключает себя из мира людей, в том числе из мира своих родных и близких.
Конечно, в случае особой необходимости захваты заложников со стороны государства работают, и порой работают "на ура". Например, в Турции, считающейся демократической страной, права и свободы граждан гарантированы законами, но когда надо власти объявляют режим военного положения и действуют на свое усмотрение. Так, в 1996 году в порту Трабзон чеченская группировка захватила российское судно с пассажирами и экипажем. Турецкие спецслужбы "отодвинули" законодательные акты в сторону и взяли в заложники родственников захватчиков. На последних эта мера подействовала - они сдались.
Позже об этом случае много писали, а Турция даже удостоилась упреков со стороны Евросоюза (впрочем, скорее дежурных) за столь вольное обращение с законами. За кадром осталось одно - туркам удалось очень быстро установить личности террористов и принять меры в их отношении, что свидетельствует о чрезвычайной эффективности работы турецких спецслужб. Российские же силовики во время бесланских событий постоянно говорили о каких-то неведомых арабах и неграх. До самой развязки ситуации с захватом североосетинской школы спецслужбы толком не знали настоящих имен и фамилий тех, кто взял в заложники детей и учителей. А значит, по определению не могли воспользоваться контрзахватом.
Брать каждый раз в заложники родственников Басаева и Масхадова как организаторов всех терактов на российской территории бесполезно. Едва ли даже убийством всех родственников Басаева можно принудить его к добровольной сдаче российским властям или хотя бы к отказу от новых злодеяний. Например, у Бориса Савинкова Таганрогская ЧК расстреляла сестру и ее мужа, людей абсолютно непричастных к "подвигам" террориста. Савинкова это не только не остановило, но, напротив, раззадорило - кроме "идейных" мотивов для борьбы, у него появились и личные.
И, естественно, абсолютная неясность в таком случае обстоит с юридическим оформлением подобных мер. Дополнить Уголовный кодекс статьей или двумя - дело, в принципе, нехитрое. Но введение данной меры в оборот неминуемо внесет сумятицу и в перспективе может обрушить всю юридическую систему, потому что затрагивает самые основные, базовые ее положения.
В России на данный момент действует закон "О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации", принятый Госдумой 31 марта 2004 года. Закон предусматривает задержание до 30 суток "в связи с подозрением в совершении таких преступлений, как терроризм, вовлечение в совершение преступлений террористического характера или иное содействие их совершению...". Эта норма позволяет задержать родственника любого террориста - по подозрению в укрывательстве, недоносительстве, финансовой помощи и так далее. Причем, вовсе не обязательно объявлять такие задержания контрзахватом.
Но Устинов не сообщил в своем выступлении, как контрзахват заложников должен выглядеть на практике. А ведь этот момент является наиболее интересным. Во-первых, как будет юридически оформлено задержание родственников террористов? В каком объеме будут соблюдаться их права - и будут ли вообще соблюдаться? Как будет определяться возрастной ценз предполагаемых "контрзаложников" - верхняя и нижняя граница? Как будет определяться количество "контрзаложников" – по числу боевиков или по числу заложников, оказавшихся у них в руках? То есть получается, что в таких случаях, как Буденновск или Беслан, придется брать в "контрзаложники" более тысячи человек? Где взять столько родственников?
Далее, что будет происходить с "контрзаложниками", если теракт, в котором участвуют их родственники, состоялся и привел к массовой гибели людей? Будут ли задержанные "контрзаложники" в этом случае нести какую-либо ответственность и если будут, то какую именно? Как будет определяться степень родства и что делать в случае, если родственники находятся вне пределов досягаемости спецслужб? Те же чеченцы, например, могут иметь различных родственников в разных тейпах - из каких именно тейпов будут выбираться "контрзаложники" в спорных случаях (например, жена принадлежит к одному тейпу, а муж - к другому)? К тому же у одних террористов семьи находятся за рубежом, а у других родственников практически не осталось, а те, что есть, родственниками боевиков не считают. Должны ли в этом случае спецслужбы похищать заложников с территории третьих стран или добиваться их официальной выдачи России?
К тому же захват "контрзаложников" - это еще и акция устрашения со стороны государства. Если государство обозначает акцию устрашения, но не воплощает ее в жизнь, то, с точки зрения террористов, такой захват будет считаться блефом. А значит, обращать внимания на подобные вещи в дальнейшем не будут. В результате грозная с виду мера может оказаться "пшиком".
Есть и еще одно обстоятельство. Предложение Устинова, теоретически, могло бы, что называется, "пройти" - но в условиях чрезвычайного положения. Между тем ни чрезвычайного, ни военного положения на Северном Кавказе никто не объявлял. Наоборот, Кремль всеми силами старается показать, что в регионе полным ходом идет процесс мирного строительства и только отдельные бандформирования (которые в самом скором времени будут обезврежены) безуспешно пытаются ему помешать. Россия до сих пор не может назвать вещи своими именами. Что происходит на Кавказе - война или локальная контртрерористическая операция? Если война, тогда где военное положение и законы военного времени? Если контртеррористическая операция, то не слишком ли она затянулась и не слишком ли кровавой она является?
Что же касается пресловутых слов главного законника России, то генпрокурор, по сути, продемонстрировал свою профнепригодность. Прокуратура - это инструмент, призванный следить за соблюдением законов, и ее задача - расследовать именно случаи незаконного ареста и захвата заложников, а не вносить предложения об ответных захватах.
Если предложения Владимира Устинова будут приняты, то общеевропейский скандал России обеспечен, несмотря на общемировую поддержку российской борьбы с терроризмом. Впрочем, возможно, генпрокурор только прощупал реакцию общества на подобные высказывания. Но общество уже весьма негативно отнеслось к тому, что произошло, правда, не с родственником, а с предполагаемым пособником террористов Александром Пуманэ. Маловероятно, что общество с восторгом воспримет предожение окончательно развязать руки силовикам - как ведут себя наши карающие органы, добившись всевластия, хорошо известно.
Конечно, в России популярна фраза о том, что строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения. На практике, правда, все больше получается так, что работают именно те законы, которые призваны максимально усложнить жизнь обыкновенному гражданину, а вовсе не террористу. И работают как-то избирательно - в одном и том же случае кара за правонарушение может существенно различаться. Отсюда недалеко и до другой популярной поговорки - "закон - что дышло: куда повернешь, туда и вышло".
Но есть еще и третье изречение, про которое высокопоставленные правоведы как-то не вспоминают: "Чем глубже падение государства, тем больше у него законов". Впервые это было сказано в Древнем Риме. В период упадка.
Сергей Карамаев