Победа. Это слово вызывает у нас устойчивую ассоциацию именно с событиями Великой Отечественной войны. Ни один из драматических эпизодов российской истории, вне зависимости от его значимости, не удостаивался столь лаконичного и, вместе с тем, выразительного оттиска в памяти народной. Ни войны далекого прошлого, ни блестящие полководцы, не раз доказывавшие супостату справедливость поговорки о судьбе того, кто "к нам с мечом придет". Тысячу лет наши предки отстаивали право жить на своей земле. Но никогда ни до, ни после тех бесконечных четырех лет в середине XX века они не сражались за саму жизнь, и никогда смерть не была столь близка.
Победа. Она не в испепеляющих залпах "Катюш", не в бравурных речах вождей, привычно путающих понятия "государство" и "Родина", и даже не в грохоте победных салютов, сотрясавших столичное небо в 45-м. Она в полубезумных лицах старух, бредущих в кадрах военной кинохроники с распростертыми объятьями навстречу врывающимся в село "тридцатьчетверкам". Она в дорожных указателях, уверенно отсчитывающих где-нибудь в окрестностях Москвы расстояние до Берлина. Она в восторженном шепоте "Наши!", несущемся вслед за проплывающими над оккупированными территориями бомбардировщиками с красными звездами на крыльях. В конце концов, победа - в незамысловатых и подчас крайне ненормативных надписях на стенах захваченного Рейхстага.
Четыре года крови и страха, но, вместе с тем, и четыре года небывалого единения всей нации, сплоченной чем-то гораздо большим, нежели приказ "ни шагу назад". Бой до последнего человека, последнего патрона. Стойкость, заставившая однажды лучшего полководца вермахта Эриха фон Манштейна сказать, что его люди могут воевать с любой армией мира, но они не готовы к массовому самоубийству. Сотни тысяч снарядов, выточенных защитниками Родины, которым приходилось становиться на табурет, чтобы достать до рукояток станков. Последние крошки хлеба, собранные со стола в умирающем от голода Ленинграде. Лавочкин, Поликарпов, Кошкин, Шпагин, Дегтярев, Ильюшин, десятки других конструкторов, вернувшихся из лагерей и создавших лучшее оружие, перед которым оказалась бессильна прославленная немецкая инженерная мысль. Жуков, Рокоссовский, Конев, Василевский, Кузнецов, одним словом бросавшие в бой огромные армии, - и неизвестные командиры, поднимавшие в атаку взводы и отделения.
Можно ли было избежать таких жертв? Почему на первом этапе войны армия, намеревавшаяся воевать на территории врага, оказалась не способной остановить немцев, и более пяти миллионов красноармейцев оказались в плену? Что заставило так много наших сограждан перейти на службу к захватчикам? Сколько тысяч отступающих солдат было расстреляно специальными отрядами НКВД? Споры об этом периодически вспыхивают с новой силой, когда очередной исследователь, потрясая неизвестными ранее документальными свидетельствами, рассказывает "как это было на самом деле". И мы спорим привычно, до хрипоты, ничего не решая, но лишь реализуя свою потребность говорить о той войне. Потому что для нас, игравших в детстве с дедовскими орденами, она жива.
Да, мы смеемся над анекдотами про бравых советских партизан и неуловимых разведчиков, беззастенчиво оставляющих отпечатки пальцев на всех секретных объектах и чемоданах Третьего Рейха. Но кого из нас не проберет дрожь от симоновского "Жди меня" или "Священной войны" в исполнении хора имени Александрова? Да, мы раздражаемся, застряв в пробке из-за перекрывших федеральную трассу стариков, но кто из нас, увидев тяжелый от орденов китель, не остановится на секунду, а может и подойдет и скажет что-нибудь совершенно немыслимое в иной ситуации? Да, мы вполне симпатизируем современным немцам, многократно покаявшимся за ошибки своих отцов и дедов, но кто из нас не подумает однажды: "А все-таки врезали ж мы этим фрицам по первое число". И выпьет за это "по пятьдесят".
Война постепенно уходит вместе с теми, кто видел ее воочию. Для большинства россиян Победа все еще является важнейшим событием нашей истории. Но чем дальше, тем меньше новые поколения будут откликаться на праздничные воззвания многолетней давности, которые из-за неспособности придумать ничего лучше исправно реанимируют хозяева страны. Это нормально. Ведь нельзя воспитать патриотизм лишь на примерах пусть и героического, но прошлого, не обеспечив достойного настоящего. Но для значительной части родившихся через 20-25 лет после "безоговорочной капитуляции", суть Победы уже никогда не изменится.
Победа - это не обелиск, возведенный в память о великом подвиге, это наша вера в собственные силы. В то, что мы, разобщенные, циничные, бездумно шагающие в очередное светлое будущее, можем быть сильны и едины. И вновь, как когда-то в 41-м, встать в полный рост. Не за кремлевские звезды и "вождей всех времен и народов", а за то, что нам дорого, за тех, кого любим. За Победу. Одну на всех!
Андрей Воронцов