Тот, кто предложил название "дорожная карта" для соглашения между Евросоюзом и Россией, оказал обеим сторонам медвежью услугу. Имя документа помещает отношения между РФ и ЕС в то самое политическое поле, где вот уже несколько десятилетий находятся участники ближневосточного конфликта. Но ведь между Россией и ЕС, кажется, конфликтов нет. О чем и зачем проговорились ЕС и РФ?
"Дорожная карта" должна связать Россию и Европейский Союз в "четырех пространствах" - экономического взаимодействия, свободы, правосудия и безопасности, внешней безопасности, а также образования и науки. За последние 15 лет во всех перечисленных "пространствах" между Россией и Европой, действительно, произошло сближение. Но не на государственном уровне, а на уровне обычных и не совсем обычных граждан. Например, на экономическом: крупно-олигархические россияне с помпой угнездились в Европе и США, а мелкооптовые бизнесмены успешно работают на всех континентах и пользуются не политическими, а обыкновенными дорожными картами. В области свободы и правосудия россияне - опять же без всякой "дорожной карты" - знают: попав за пределы России, на территорию ЕС, ты оказываешься в правовом пространстве, где, при прочих равных условиях, государство и его службы не представляют угрозы ни твоей личной безопасности, ни твоему бизнесу. О таких сферах, как образование или культура, нечего и говорить: граждане РФ успели прочно забыть о тех недавних временах, когда для выезда из страны им требовалось специальное разрешение. Теперь, правда, красный сигнал светофора дается извне, и это, часто оскорбительное для граждан страны, положение вещей связано со статусом России как государства.
Вот почему смысл "дорожной карты" для руководства российского государства несколько иной, чем для граждан страны: этот документ должен "подтянуть" статус государства до статуса его граждан. Разумеется, свою выгоду в долгосрочной перспективе извлекли бы из этого и частные лица. И тогда "дорожной картой" документ назван правильно: слишком велик разрыв между устройством жизни в двух сообществах, чтобы дело можно было решить одними благими пожеланиями. И "оговорка" Евросоюза (если инициатива названия принадлежала кому-то из "европейцев"), бьет в точку: для Европы "дорожная карта" - это продолжение серии документов, закрепивших объединение Германии, распад Варшавского блока, вступление в ЕС бывших сателлитов и колоний СССР. Это - признание незавершенности дележа "советского наследства". Не территориального, но - политического и экономического.
Европейская оптика не позволяет, например, разобрать, где именно находится государственная власть в России, как-то слишком прихотливо расположившаяся между социально-близким Абрамовичем с его "Челси" и социально-далеким Ходорковским с его "ЮКОСом". Поэтому быть поближе к Кремлю западных лидеров вынуждает очевидный факт: без непосредственного контакта просто нельзя будет понять, что же происходит в России. Ни СМИ, ни политические заявления российского руководства, ни, тем более, уклончивые высказывания глав европейских концернов реальной картины не передают.
Расширившийся Евросоюз двадцати пяти приблизился к границам России. В России в этом движении обычно подчеркивается политическое или даже геополитическое содержание. Как правило, в том смысле, что Евросоюз нацелен на экспансию и поглощение приграничного пространства. Риторика осажденной крепости является самой влиятельной в политических СМИ России.
В странах Западной Европы, напротив, обычно подчеркивается экономическое и житейское измерения процесса. Бывшие республики СССР гнали в ЕС и те, и другие соображения - подальше от хаотичной России, поближе к упорядоченному "европейскому дому". Вполне единым экономическим пространством новый ЕС пока не стал, управляемость крупнейшей организации далека от задуманной, налицо пока лишь попытки политической синхронизации стран континента. Но политическое и в этом смысле житейское единство в общем и целом достигнуто. Заботы же о величии собственных государств, как, впрочем, и величии Европы в целом, большинство жителей ЕС просто не занимают. Между тем, государственная власть в России озабочена статусными проблемами больше, чем политической реальностью. Более того, сводные силы политтехнологов наперебой объясняют согражданам, что только "картинка" и есть реальность. До такого солипсизма не додумывались и самые прожженные советские идеологи. Постмодернизм не задался в культуре, зато торжествует в политическом сознании.
В недавнем интервью немецкому телевидению Путин саркастически посоветовал своим собеседникам съездить в Брюссель и поглядеть, что такое эта ужасная европейская бюрократия. Но чем бы она ни была, бюрократия эта все же не является организованной опричниной, нанизанной на "вертикаль власти". Если что-то и обеспокоило европейцев, так это то, что сопоставление ее с собственным чиновничьим аппаратом делается человеком, не понимающим, что европейская бюрократия в ее нынешнем виде - это не что иное, как налог на европейскую демократию.
В российских СМИ скорее подчеркивают сходство нового большого ЕС с бывшим СССР, сознательно или бессознательно изображая дело таким образом, будто ЕС (и, конечно, НАТО) в некотором роде присваивает себе исконные вотчины Российской Федерации. Глобальное недоверие к ЕС поддерживается поэтому и на эмоциональном уровне. Этот парадокс - чем больше разговоров о "сближении", тем сильнее взаимное раздражение. За метафорами любви, медового месяца и брака, которыми щедро пользовались европейские дипломаты, пренеприятный подтекст: деловых, понятных обеим сторонам сюжетов осталось совсем немного.
Как ни парадоксально, у России и Европы нет общего исторического пространства. Давая интервью немецкому телевидению накануне Дня Победы в России и Дня окончания Второй мировой войны в Европе, президент Путин совершенно недвусмысленно показал, что он понимает под нынешним восточноевропейским пространством. Для него Восточная Европа - это то же пространство, которое в 1918 и 1939 году разделили между собой Россия (СССР) и Германия, а в 1945 - СССР, США и Великобритания. В событиях 1989-1991 годов руководство России видит не столько "победу демократии", сколько "поражение империи".
На место политической категории, которая позволила бы вести переговоры со всем Западом как с союзником, подставлена эмоциональная категория, в которой у Российского государства заведомо проигрышные карты. Демократов первой волны иногда называли "мальчиками из спецшкол" или "мальчиками в розовых штанах", а Путин с Ивановыми в политическом отношении оказались мальчиками из песочницы, которым не дали поиграть в войну.
Символической демонстрацией оскорбительного для населения страны политического инфантилизма Путина стало празднование 9 мая в Москве. Оно лучше всего показало остальному миру, что сегодняшнюю Россию Путин считает не новым демократическим государством, образовавшимся на руинах СССР, но единственной наследницей СССР и Российской Империи после утраты трехвековых завоеваний. Натягивая на хрупкий каркас молодого государства неудобоносимые музейные декорации, политики этого пошиба и не могут справиться ни с северокавказским сепаратизмом, ни с интеграцией бывших республик СССР в некое общее политико-экономическое пространство. Подписанием "дорожной карты" с Европой Россия обязалась и с другими своими соседями на юге думать об аналогичном документе, отказываясь от политики в духе последнего десятилетия.
Именно об этом - "мы потеряли свое, принадлежавшее нам" - глава государства снова проговорился на пресс-конференции по итогам саммита в Москве: "Вы знаете, в результате распада Советского Союза Российская Федерация потеряла десятки тысяч своих исконных территорий. И что вы предлагаете сейчас - начать все делить сначала? Вернуть нам Крым, часть территорий других республик бывшего Советского Союза и так далее. Давайте Клайпеду вернем нам тогда".
В сущности именно эта установка Путина (а до него - Жириновского и части политического окружения Ельцина) больше всего мешает России помочь русскоязычным гражданам, которые действительно нуждаются в культурной и социальной помощи на всем бывшем пространстве СССР. Но если от кого-то они и могли бы получить такую помощь, так только от ЕС, а не от российского государства, для которого это не частные граждане, но представители России, оказавшиеся на территориях политически враждебных государств.
Поэтому "дорожная карта" и называется так же, как документ, несколько лет назад декларировавший начало мирного процесса между Израилем и палестинцами. Скорость взаимопонимания путинской России и остальной Европы теперь будет зависеть не от абстрактного далекого Брюсселя, а от того, как пойдет диалог Кремля с самыми медленными кораблями конвоя - с конкретными малыми странами, находящимися в общем с Россией восточноевропейском пространстве.
Гасан Гусейнов