О чем не заговоришь с документалистом Сергеем Лозницей - всегда закончишь одним и тем же. Последовательно снимающий "головное кино", проницательный режиссер-интеллектуал не может не коснуться в разговоре смелейших прогнозов относительно будущего киноискусства. Собеседники начинают разговор с "Блокады" - последнего фильма Лозницы, за который он получил множество наград, в том числе две российских - "Нику" и приз кинокритики "Белый слон". Но из блокадного Ленинграда разговор уходит в тернии Интернета; от ужаса XX века - к кошмару века XXI.
…Я хотел начать с полуслова. Идут женщины. Набережная. Движение камеры. Блокада. Потом - эпизод. Зенитки. Войти в картину не со статичных кадров, а с панорамирования города. Я взял следующие правила - практически нет средних планов, в основном общие; материал - только улица, город и люди в городе; никаких боевых действий - война проникает в город с неба. Мы смотрим за тем, что происходило внутри города, исключая жизнь внутри квартир и учреждений. Был, например, материал, как эвакуировали картины из Эрмитажа, но его я не мог взять, поскольку он выпадал из концепции.
- Но вы взяли эвакуацию коней Клодта на Аничковом мосту.
- Потому что это тоже улица. Это о том, как изменяется вид города. Меня интересовало, как меняется город, как меняются люди. В картине идет движение от лета к зиме. Солнечные планы - пасмурные планы. Движение в сторону смерти.
- Метафизика Петербурга.
- "В Петрополе прозрачном мы умрем, где властвует над нами Прозерпина. Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем, и каждый час нам смертная година". Но ведь это же не откуда-то взялось. Это же связано с этим городом - не с Курском, не с Тулой, не с Киевом. А я еще одно стихотворение Мандельштама вспомнил: "Как по улицам Киева-Вия ищет мужа не знает чья жинка, и на щеки ее восковые ни одна не скатилась слезинка. Не гадают цыганочки кралям, не играют в купеческом скрипки, на Крещатике лошади пали, пахнут смертью господские Липки. Уходили с последним трамваем прямо за город красноармейцы, и шинель прокричала сырая: "Мы вернемся еще - разумейте..." Смотрите, петербуржский текст спроецировался на другой город. Поскольку есть определенная чувствительность именно к этому виду переживания.
- Ваш фильм начинается с прохода пленных немцев по городу, а заканчивается - смертной казнью и салютом.
- Эпизод с пленными немцами я захотел оставить целиком.
- Его снимали разные операторы?
- Да, там в одном кадре мелькает второй оператор. Немцев провели по городу, как я понял, специально для того, чтобы снять хронику. И в каком-то из фильмов о блокаде пленные есть - кажется, в картине "Ленинград в борьбе". Кусочек. А остальной материал так и остался в архиве. Когда я его увидел, я понял, что он должен войти в картину. Я хотел смонтировать его полностью: как ведут, как собираются вокруг люди, как они превращаются в толпу, как толпа начинает проявлять чувства, кричать, плевать… А потом их просто уводят куда-то. Медленное накапливание агрессии, которое, вроде бы не разрешается ничем. Но там есть любопытство, там есть интерес. И таким образом я через этот эпизод представил город. Немцев специально провели по главным улицам и вывели на Невский проспект. Ленинград представлен не прямо, а опосредованно. Теперь, когда мы привыкли к городу, следующий шаг - сирена. Опасность с воздуха. И время меняется - с летнего на раннюю осень. Может быть, октябрь месяц. Принцип постепенного приближения. Я во многих фильмах его использую.
- Меня ваш фильм убедил в том, что стиль большой трагедии - это стиль медленного авторского кино. Длинные, длинные планы. Провинция Апокалипсис.
- Я смотрел много фильмов о блокаде, в которых есть текст, музыка. И я понял, что музыка и текст мешают мне вглядываться в изображение. Быстрый монтаж мешает смотреть. Поэтому, планы, которые я брал, я старался использовать их максимальную длину. Что, кстати, было довольно сложно, поскольку сами по себе они довольно короткие. Самый длинный план в картине - 20 секунд. Остальные в среднем 8-9 секунд.
- Интересный план, когда люди выбегают из какого-то помещения, потому что звучит сигнал тревоги. Люди спешат в бомбоубежище. Но зритель думает не о них, а об операторе, который снимает и, следовательно, никуда не торопится.
- Насколько я могу судить по дневникам и воспоминаниям, люди привыкают к бомбежкам. Через две-три недели на сирену уже не обращают внимание. Я читал дневник киевлянки Иры Хорошуновой, где есть запись о том, как люди стояли в очередь за маслом, прозвучал сигнал тревоги, а очередь не шелохнулась.
- Такой бы план Вы вставили в "Блокаду", если б нашли?
- Мне тогда бы пришлось создавать сирену. Хроника беззвучна, а без звука очередь была бы просто очередью.
- Отличный пример того, что мы теряем в дозвуковой хронике.
- Мы теряем даже тогда, когда человек вырезает нечто из пространства прямоугольником камеры. На самом деле, мы теряем все. Мы начинаем воспринимать все с точки зрения нашего дополнения. Достраивая неизвестное до нам якобы известного.
- И мы привыкли к этому достраиванию, как жители Киева и Ленинграда - к бомбежкам.
- В документе всегда есть авторский голос. Просто он может быть более или менее грубым. Но он слышен даже при выборе материала, тем более - при монтаже, при выборе звука. Для меня наличие какой-то определенной музыки, которая бы подчеркивала трагедию, неприемлемо.
- За "Блокаду" вы получили "Нику" и "Белого слона". Что вы снимаете сейчас?
- Я монтирую материал, который мы снимали на Белом море полтора года назад. Фильм будет называться "Артель". Я снимал семью, которая образует рыбацкую артель.
- Вы живете в Германии, а когда приезжаете сюда - наблюдаете какие-то изменения?
- Вот недавно я купил здесь диски с фильмами Энди Уорхола. А лет десять назад я не мог купить их.
- Не знали, где искать.
- Да, но я купил их в магазине "Киномир" на Сенной площади. Так что изменения за 10 лет произошли колоссальные.
- Сколько же должно пройти лет, что бы в магазине "Киномир" появились фильмы Сергея Лозницы?
- Не знаю. Все может произойти очень быстро. И может быть, это будут уже не диски, а какие-то блоки памяти, как винчестеры, которые мы будем покупать. И там будет, допустим, такой блок - все документальное кино России. Вот здешний феномен продажи DVD мне очень нравится. Чем больше фильмов на одном носителе - тем выгодней. На Западе я не видел ни одного диска с 8-ю, 16-ю или 4-мя картинами на одном диске. Потому что диск стоит от 9 до 30 евро.
- На Западе нет такого оголтелого пиратства.
- Да, но в силу того, что они пиратские, можно компилировать все. Идет поиск чего-то нового, и пираты открывают зрителю новые горизонты. Происходит насыщение рынка, и нужно копировать что-то еще. На той же Сенной площади я можно купить "Доктор Мабузе", "Доктор Мабузе игрок", "Завещание доктора Мабузе". Я видел в продаже фильмы Ходоровского. А в Берлине я не мог найти Фрица Ланга - ни в одном обычном магазине Берлина его нет. Во Франции, правда, ассортимент шире - там продается Мидзогути, Одзу, Эйзенштейн - очень много классики.
- Пока пираты не интересовались, Одзу и даже Годара сложно найти на DVD.
- Я думаю, все произойдет очень быстро.
- Я знаю, что вы по натуре футурологический оптимист. По вашей теории, скоро во всем мире на каждом углу будут стоять полиэкраны, кино умрет и DVD будет никому не нужно - так?
- Примерно так.
- Так что Лозницу не успеют издать.
- А какая разница, какой носитель? Какая разница, где это будет проецироваться? Я думаю, что скоро можно будет покупать блок-проигрыватель, кусок железа со всей мировой классикой. И он будет стоить какую-то вполне подъемную сумму.
- И кто это будет смотреть? Ваш коллега по футурологическим предсказаниям, писатель Дмитрий Галковский вообще утверждает, что скоро напишут универсальную программу, которая по множеству параметров, задаваемых пользователем, будет создавать уникальный фильм. Хочешь треш-хоррор с элементами мелодрамы - пожалуйста. Хочешь документальную комедию - легко. И т.д. Все будут смотреть только то кино, которое с помощью ПК создали сами.
- Думаю, он прав.
- Но такой способ фильмопросмотра требует смерти режиссерской профессии. Потому что режиссером станет каждый. Готовы умереть?
- Я думаю, что визуальный способ передачи информации будет изучаться в школе. Что такое монтаж, как соотносятся кадры, какое влияние они на нас оказывают, какие мысли можно передать с помощью монтажа. Монтажная программа скоро появиться в мобильном телефоне, и мы сможем монтировать наши визуальные сообщения. И отправлять их друзьям. Чем написать: "Я сижу там-то", - гораздо интереснее снять, смонтировать и отослать. Я уверен, что если б сейчас возникла такая штучка, такое устройство, им бы пользовались.
- Ну монтаж - дело не быстрое. В отличие от фото - щелк и отправил.
- Я думаю, что от этой штучки все равно не отказались бы.
- А много людей пользуются фотокамерами в телефонах?
- Пока все только начинается.
- А почему фотография не умерла, несмотря на обилие мыльниц?
- Я думаю, скорее умрут мыльницы, и останутся фотокамеры в телефонах. Появляется другой язык общения, а искусство - не умирает. Искусство кино тоже не умрет - как не умерли живопись и фотография. Просто для общего потока избирается наиболее эффектный и эффективный способ передачи информации. А все остальное существует где-то с краю. Искусство - всегда где-то сбоку. Смотрите, связано ли развитие романа с изобретением печатного станка?
- Конечно, оно увеличило скорость передачи информации.
- Больше людей смогли читать. И появилось больше авторов появилось. Форма стала развиваться быстрее.
- Но когда авторов становится слишком много, не обесценивается ли само понятие "автор"?
- Форма развивается, доходя до определенного насыщения. Но не обесценивается. Не думаю, что обесценивается. Очень много повторений, но вы отбрасываете повторения. Когда вы берете и читаете какой-то дамский роман - то все остальные дамские романы похожи на этот какой-то дамский роман. И какой смысл тогда читать остальные?
- Сейчас в кино происходит тоже самое. Вы посмотрели один русский блокбастер - и вряд ли нужно смотреть второй. К чему это приведет?
- Довольно скоро пространство снимаемого на пленку сузится. И все, что мы успели за этот период сделать, останется, а что не успели - увы. Существует определенный процесс, и мы не в силах его остановить. Этот процесс в том числе обладает технологическими параметрами. Кино сильно зависит от технологии. Смотрите, появился телевизор, телевизоров стало больше, телевидение стало активно развиваться, сейчас оно появилось в Интернете, а скоро появится в телефоне - да где угодно. Изображение стало оккупировать все поверхности - активно и агрессивно. Все движется в сторону более и более мобильных, интенсивных принципов передачи информации. И наиболее интенсивный побеждает. Передать не фотографию, а видеосюжет - разница. Конечно, предпочтение отдается видеосюжету, потому что он более информативный. Мы гораздо больше считаем, увидим из сюжета, чем из текста.
- Если мы многое увидим, то вряд ли многое услышим. Чтобы оценить звуковую дорожку фильма, мне нужно посмотреть его второй раз.
- Опять-таки, на этом пути что-то обязательно потеряется. Мы можем представить такой же разговор между сторонниками печатного станка и рукописных текстов. В рукописи видно, как подрагивает рука и чувствуется дыхание автора, а печатный станок по отношению к автору обезличен. Но печатный станок победил. Потому что он обладает большей скоростью передачи. Это биологический процесс - как передать генофонд, сохранять информацию. Это способ защиты природы от потери информации. Мы не соотносим эти процессы с биологией, а зря. Абсолютно биологическая идея развития. Не потерять мысль, не потерять ноты. Книга, которая издана тиражом 1000 экземпляров, имеет меньше шансов потеряться, чем рукопись, которая сделана в единственном экземпляре.
- Есть опасность, что этот код некому будет читать, поскольку все будут заняты его созданием.
- Сейчас мне, для того, чтобы собрать о чем-то информацию, не нужно идти в библиотеку и проводить там несколько недель в поисках книг и фотографий. Достаточно войти в интернет и по ключевым словам найти все, что мне необходимо, за два дня. Книга едет в Германию из России 5-7 дней, а при помещении ее в интернет достаточно 5-7 секунд, чтобы открыть ее на своем компьютере. Я сижу у себя дома и читаю журналы, для покупки которых нужно было бы приехать в Россию - например, "Новый мир" или "Знамя". Наши возможности владеть информацией расширяются, и мы тоже меняемся. Мы учимся классифицировать информацию, находится в этом поле. Сначала - ошеломление. А потом, когда привыкаешь, знаешь, как ходить, как искать и что читать, - гораздо быстрее начинаешь мыслить.
- Чем можно объяснить интенсивность этого процесса?
- Я думаю, что все большую роль в нашей жизни начинает играть один орган - мозг. Лихорадочное движение в сторону познания. Не руки, не ноги - мозг. Тут мы подошли к главному вопросу - кто мы, что мы и зачем.
- Не спешите отвечать.
P.S. Узнав, что я иду смотреть "Блокаду" и потом собираюсь разговаривать с Лозницей, петербургский журнал "Сеанс" попросил меня задать ему вопрос о Ларсе фон Триере к рубрике "Портрет". Вопрос застал Лозницу врасплох. Он обещал подумать и прислать ответ по мейлу. Письма долго не было, и вдруг оно пришло. К сожалению, опоздание оказалось фатальным для публикации. А текст его, между тем, прекрасен.
"Я со старым следом улитки - невыполненным заданием. И это вовсе не значит, что я его выполнил, - но все еще помню. Помню так же о том, что было у меня настроение, и я сам себе наговорил текст по заданию, с которым, текстом, мог бы безусловно согласиться. Дело было темной ночью в каком-то поезде, - то ли на восток, то ли на запад - но уж точно, что поезд не компании "Метропа".
Случается так, что не всегда наши возможности совпадают с нашими проявлениями. Точнее, не всегда возможности наших проявлений совпадают с возможностью их фиксации. Вот к чему пытался прорываться автор, о котором мы говорили, в своих работах - во всяком случае, картина про "Идиотов" - тому свидетельство. Понятно, что идиотами выглядят обыватели, соответствующие понятию "норма", а "анормальные" - соответственно в этой дихотомии занимают оставшееся свободным место. Понятно, чем вызвана необходимость догмирования поведения при проведении экспериментов - а именно экспериментами, более всего, я могу назвать, картины этого автора. С одной стороны это эксперименты над теми, кто участвует в съемочном процессе, с другой стороны - это эксперименты над зрителями, - тоже участниками процесса, - по ту сторону зеркала. Сколько тут сторон - это тоже еще вопрос открытый и чем дальше движение, - тем больше отражений. Понятно, чем вызвано нарушение возведенных в догму постулатов - ведь не про титры, в конце концов, кино.
Я так часто повторяю слово "понятно"... Когда смотришь на рисунки Эшера - они понятны. Посмотрите на бесконечно поднимающихся сверху вниз человечков. Где-то там недалеко граница, за которой нам нечего больше говорить. Немота - не есть признание бессилия, - но чувство такта и знание места. Вот такой у меня получился короткий текст. Исполняю обещание, обрубаю хвостик".
Константин Шавловский для журнала "Дирижабль"