11 мая 2006 года писатель Борис Акунин, он же литературовед и переводчик Григорий Чхартишвили, представил журналистам свой новый роман - двухтомный "ФМ", признание в любви Федору Михайловичу Достоевскому. Презентация была устроена с размахом: с бутафорским окровавленным топором, золотым перстнем с бриллиантом и охраной и самым настоящим Борисом Гребенщиковым.
Новый роман Акунина, напечатанный издательством "Олма-пресс", нагружен интерактивными "крючками и зацепками": к нему "прилагаются" интернет-сайт с викторинами, тестами и конкурсами, стишок-загадка, премия самым умным читателям в виде пресловутого ППП ("перстня Порфирия Петровича"). "Мне хотелось бы, чтобы как можно больше народу читало классику, интересовалось ею, потому что мне интереснее будет жить с такими читателями. Мы с ними будем лучше понимать друг друга", - объяснил весь этот сложный маркетинговый план писатель, ссылаясь на "эгоистические" мотивы.
"ФМ" выйдет тиражом триста тысяч экземпляров. Точнее, уже вышел: форумы поклонников Акунина пестрят сообщениями о том, что книгу можно купить не только в России, но и в Израиле и США. Официальная премьера должна была состояться 20 мая, в день рождения писателя. Остается лишний раз поразиться трудностям и хитростям российского книгоиздания.
На пресс-конференции Борис Акунин поделился своими планами на будущее, которые, несомненно, порадуют преданных поклонников Эраста Петровича Фандорина. Новая книга о его приключениях выйдет "до конца этого года". Одновременно готовятся экранизации одного из романов о Пелагее и шпионского романа из проекта "Жанр". Сам этот проект, к слову, писатель решил оставить на время (напомним, в нем вышло три книги: детская, фантастическая и шпионская). Когда автора спросили о возможности переноса на экран новейшего "ФМ", он сначала сказал, что книга плохо подходит для кино, а следом сымпровизировал любопытную концепцию: объединить в одной картине традиционную костюмную драму и современную анимацию в японском стиле - манга. В ипостаси Григория Чхартишвили, а не "массовика-затейника" Акунина, писатель обдумывает два или три новых текста, но не может выбрать, какой из них его "больше заряжает".
В качестве Бориса Акунина Григорий Чхартишвили нашел замечательную нишу, которая удовлетворяет и его амбициям, и своеобразному чувству долга перед аудиторией: он вплавляет в современную массовую культуру явления инородные по жанру и стилю, главным образом, русскую литературу XIX века. "ФМ", видимо, пока является вершиной этой игры: в современный детектив врезана литературная мистификация. Фигурирующая в книге повесть "Теорийка" - это якобы первая версия романа "Преступление и наказание", написанная Достоевским как криминальная новелла в период острого безденежья.
Акунин ничего не придумывает, кроме романной завязки. Все остальное - это игры в стиль. В столкновение, как он сам говорит, современного глянцево-гламурного языка с языком XIX века. Во взгляд на эпоху и фабулу снаружи и изнутри. Самого писателя эти игры в мета-литературу "заводят" (едва ли не самый часто звучавший на пресс-конференции глагол).
Акунин на словах отказывается от интерпретации и оценки текста, то есть от литературоведения: говорит, что ему интереснее история литературы. В случае "ФМ" - это гипотетическая предыстория создания одного из главных русских романов о проклятых этических вопросах - ценности человеческой жизни, идеологии личности и ее риторике. Впрочем, отвечая на один из вопросов на пресс-конференции, Акунин рассуждает о том, что убийства одной старушки-процентщицы было бы достаточно для морального осуждения Раскольникова. Но Достоевский точно уловил то ли дух времени, то ли массовые настроения: читатель непременно оправдает героя, поскольку жертва - уж очень гадкий персонаж. Эта легкость оправдания Федору Михайловичу была видна как на ладони, поэтому Родиону Романовичу по воле автора приходится убить "смиренную и пугливую" Лизавету, никому не мешавшую. Так вскрывается механика романа: писатель не только рассказывает историю, но предвидит читательскую реакцию и заранее направляет эмоции и мысли аудитории в нужное ему дидактическое русло. Прием этот широко применялся (и применяется) как раз в массовой литературе. Трудно было им не воспользоваться самому Борису Акунину, искушенному знатоку масскульта, не чуждому дидактики.
Культуртрегерские игры писателя имеют целью уловить несколько уровней читательской аудитории: просто любителей детективов, вдумчивых любителей детективов, любителей русской литературы и поклонников литературных игр. Читая "ФМ", как ранее цикл о Пелагее, первые две категории добровольно привьют себе незаслуженно опостылевший школьный курс литературы в ослабленной форме. Не мытьем, так катаньем (но не железной рукой) загонит Акунин своих любопытных читателей в русскую литературу. Третьи, если не побрезгуют массовым жанром, смогут взглянуть другими, "отстраненными" глазами на хорошо знакомые произведения. Формалист Акунин знает, как занять четвертую группу читателей: они непременно станут искать, где в тексте звучит умелая стилизация под Достоевского, а где - подлинная цитата из "Преступления и наказания".
К слову, было бы большой несправедливостью полагать, что Акунин пишет только ради того, чтобы развлекать (и получать деньги, добавят меркантильно настроенные скептики). Писатель нашел способ высказывать свои гражданские и политические воззрения в необременительной и душеполезной форме. Тварь он дрожащая или право имеет, в конце-то концов?
Юлия Штутина