Ситуация с выставкой русской и французской живописи из собраний четырех ведущих российских музеев, которую предполагается открыть в Лондоне в Королевской академии искусств, временно перестала накаляться. При этом реакцию в Великобритании и у нас эта бурная дискуссия вызвала разную. И понимание происходящего полярно.
Первый приступ панического страха постиг организаторов выставки "Из России: французские и русские шедевры из Москвы и Санкт-Петербурга, 1870-1925" в октябре. Тогда Нормана Розенталя, секретаря Королевской академии, распирало от гордости. Ему удалось решить сложнейшую задачу: договориться с четырьмя крупнейшими российскими музеями об организации выставки-блокбастера, не такой представительной, как сделанная для фонда Гуггенхайма "Россия!", но сопоставимой. Но в Москве тут же почему-то заговорили о том, что пока Великобритания не предоставит стопроцентных гарантий возвращения картин, ни в какой Лондон они не поедут.
Казалось бы, в ходе чуть ли не трехлетних переговоров Академии и музеев эту важную тему должны были обсудить и не раз. Но тут начавшийся шум был дополнительно подогрет публикацией в газете The Guardian комментария юриста Марселя Берлинса относительно гипотетических перспектив судебных исков против России, в которых картины могут быть использованы в качестве "заложников". Такие попытки действительно были: дважды гражданин Франции Андре-Марк Делок-Фурко, внук коллекционера Сергея Щукина, добивался возвращения себе полотен, ныне находящихся в собраниях Эрмитажа и ГМИИ. Кроме того, никто еще не забыл и прискорбный случай с арестом 54 картин из ГМИИ в Швейцарии в 2005 году, когда решение кантонального суда пришлось отменять на уровне правительства конфедерации.
Представители британского министерства культуры тогда, в октябре, еще не очень нервно реагировали на российские страхи: они просто пообещали предоставить нужные гарантии на правительственном уровне. Но тогда же промелькнуло сообщение, что в ноябре 2007 года будет принят специальный закон, гарантирующий произведениям искусства из государственных собраний иммунитет. Об этом говорилось довольно регулярно с 2006 года.
Закон об иммунитете в ноябре британским парламентом принят не был. Но что послужило причиной взрыва паники в России именно 19 декабря, не очень понятно. Факт остается фактом: директор ГМИИ Ирина Антонова заявила, что выставка в Лондоне, по-видимому, не состоится из-за отсутствия удовлетворительных гарантий, и картины вернутся в Россию из Дюссельдорфа, где они в настоящее время находятся.
Дальше началось что-то странное. Директора Третьяковки и Русского музея осторожно сказали, что об отсутствии гарантий они предупреждены, но это не значит, что выставка не состоится, надо подождать разъяснений от ведомств, которые курируют временный экспорт произведений искусства. Ведомства выступили, но тоже не в унисон. Заместитель главы Россвязьохранкультуры Анатолий Вилков, человек, ставящий главную подпись на разрешении на вывоз картин за границу, сказал, что никаких бумаг не подписывал. Его реплика при этом не означала "и подписывать не буду". Зато глава Роскультуры Михаил Швыдкой на следующий день выразился более определенно: выставка отменяется, имеющихся гарантий недостаточно.
Сказать, что заинтересованные стороны в Великобритании удивились, - ничего не сказать. Отказ от выставки был интерпретирован однозначно: все дело в политике. Отмена проекта - явление того же ряда, что и отказ выдать Александра Лугового, и закрытие Британского совета в России. То есть англичане полагали, что РФ не выпустит картины в Лондон, опасаясь ассиметричного ответа на свои последние действия.
К вечеру 19 декабря британское министерство культуры распространило заявление, в котором говорилось, что нужные гарантии России предоставлены будут в ближайшее время. Москве этого оказалось мало: Михаил Швыдкой объяснил, что нам нужен "локальный акт, составленный на основе акта 1978 года, в соответствии с которым решение любого суда Великобритании о наложении ареста на экспонаты нашей выставки будет принято только после их возвращения в Россию. Мы ни в коей мере не просим принять законодательный акт, поскольку понимаем, что на это уже нет времени" (цитата по "Коммерсанту").
Просить Россия, конечно, ничего не просила, но послание было интерпретировано в Лондоне правильно. 20 декабря к вечеру стало известно о том, что министр культуры Великобритании обещает пролоббировать скорейшее принятие нужного законодательного акта. Но даже при благоприятном стечении обстоятельств это произойдет не раньше начала января, когда парламентарии вернутся с каникул.
Утром 21 декабря западные газеты и агентства разместили материалы о том, что Россия все-таки привезет выставку в Лондон, если закон будет принят. "Russia gives go-ahead for 1 bn pounds art show loans" ("Россия разрешает выставку стоимостью в миллиард фунтов", The Guardian). " Russia OKs Art to Go to UK Under New Law" ("Россия отправит живопись в Великобританию по новому закону", The Associated Press).
Наши СМИ тут же продемонстрировали, как все то же самое можно сказать в иной тональности. "Россия не отправит картины четырех музеев на выставку в Лондон, пока закон, гарантирующий их неприкосновенность, принятие которого Великобритания намерена ускорить, не вступит в силу" ("Интерфакс"). "Роскультура признала недостаточными гарантии британской стороны о проведении в Лондоне выставки шедевров из крупнейших российских музеев. Переговоры между британской и российской сторонами продолжаются, и возможно, что выставка все-таки состоится, но в другие сроки" (Радио "Культура").
Ускорение принятия закона, пусть даже и ради выдающейся выставки из России, не похоже на нормальное поведение британских парламентариев. Таких парламентариев, наверное, в природе не бывает. Разве можно представить себе, будучи в здравом уме и трезвой памяти, чтобы наша Дума гальванизировалась ради чего-нибудь прекрасного? А чем британцы хуже? У них парламентская традиция подлиннее российской будет, не будем говорить во сколько раз. Так что меньше чем еще на пару серий этой некрасивой истории рассчитывать не приходится.