Компактный по букеровским меркам лонг-лист - 23 романа против 33 или 41 в прошлые два года - наконец-то уменьшился до шести. Список финалистов был оглашен в четверг, 2 октября. В нем не оказалось ожидаемых Александра Архангельского ("Цена отсечения"), Юрия Вяземского ("Сладкие весенние баккуроты"), Владимира Орлова ("Камергерский переулок"), Виктории Платовой ("8-9-8") и Андрея Тургенева ("Спать и верить"). Зато выявились очевидные фавориты премиального сезона. Во-первых, это Владимир Шаров с романом "Будьте как дети": он вошел и в шорт-лист "Большой книги". Во-вторых, это Илья Бояшов, побывавший в 2007 году лауреатом "Нацбеста". На "Русский Букер" претендует его маленький роман "Армада", на "Большую книгу" - "Танкист, или Белый тигр".
Вместо того, чтобы пытаться описать достоинства романов-финалистов, мы решили предложить читателям по два отрывка из них - из начала и из конца.
План был исключительно прост. Под видом дружественного визита снарядить корабли, подойти к Америке и накрыть ее термоядерным залпом. Страшно и навсегда. Прихлопнуть, как любил говаривать адмирал на сверхсекретных совещаниях Адмиралтейства, наглядно ударяя при этом ладонью по раскинутым картам. Его доводы одобрили. Оппозиция в Генштабе, убежденная, что войны теперь ведутся иными средствами, была посрамлена и на последнем совете молча складывала чемоданы.
{Дальше героев накрывают ужас безделья и синдром милитаристского сознания с элементами неосознанной тяги к тотальному разрушению}
Море забурлило переговорами, и на горизонте пролегла тень колоссального танкера. Десятки тысяч оборванцев на безобидных лоханках разинули рты. Крошечный человек-обезьяна зашелся плачем, но все забыли о нем. Лишь стон вытянулся из чьей-то особенно впечатлительной груди. Мир тем временем вновь торжествовал. Лондон транслировал "Божественную ораторию" Гайдна, Париж взрывался голосом Азнавура, "Голос Америки" предрекал ураган над Карибами, Гавана передавала речь бессмертного Кастро…
Писатель Дмитрий Александрович Громов (1910-1981) дожил свои дни в полном забвении. Книги его бесследно канули в макулатурную Лету, а когда политические катастрофы разрушили советскую Родину, о Громове, казалось, вспомнить было некому. Громова мало кто читал. Конечно, редакторы, определявшие политическую лояльность текстов, а потом критики. Вряд ли кого-нибудь могли насторожить и заинтересовать названия "Пролетарская" (1951), "Счастье, лети!" (1954), "Нарва" (1965), "Дорогами труда" (1968), "Серебряный плес" (1972), "Тихие травы" (1977)… Среди собирателей Громова использовались совсем другие названия - Книга Силы, Книга Власти, Книга Ярости, Книга Терпения, Книга Радости, Книга Памяти, Книга Смысла…
{В романе появятся еще шпионская сеть старух, "Неусыпаемая Псалтырь" и желудочная паника}
Я допишу последние слова. Уложу тетради - черную, серую, голубую и три коричневых - в нишу подъемника. Прикрою заслонку. Потом я сяду за стол. Соберусь с духом. Открою первую Книгу. Начну в хронологическом порядке, с Книги Силы.
...и вот представьте себе картину, Антонина Семеновна, - он бежит, разгоняется через всю комнату, да еще по диаxонали, чтоб длинней получилось, и xрясть ее об батарею! Держит за xвост, а бьет головой. А потом быстро распарывает брюxо и сует под микроскоп. А эта Леночка уже наизготове, и смотрит в окуляр, и чо-то там записывает в тетрадку... исследуют, как сердце у ей сокращается, скоко раз в минуту... И свинок этиx морских до десятка в день изводят, вся батарея в кровяной слизи! Трупики заворачивают в фольгу и тащут на помойку, а там коты уже ждут-дожидаются. Я говорю - коты ж вашиx свинок жрут, по дворам таскают, пачкают. Все соседи жалуются... А они мне - ну и что такого? Свинки вполне здоровые, мы их лекарствами не пичкаем, убиваем мгновенно - вы ж сами видите... Ну можно это выдержать?
{В промежутке встречаются беглые бараны, сумасшедшая актриса, Великая Ложа Украины}
Итак, друзья, мы уезжаем. К сожалению, во время действия нашего контракта я не смогу вести свой журнал, это запрещено. Я - абсолютно секретный агент, у меня новое имя и биография. Но когда я вернусь, мы снова будем вместе! Я куплю себе маленькое ранчо (например, в Техасе) и выйду на связь. Но надеюсь, что это случится не скоро. Ведь человек только тогда и счастлив, когда у него есть любимая работа. Желаю и вам всего хорошего. Хотя мой пример доказывает, что для достижения намеченной цели одного желания мало, нужна удача и большая работоспособность. Так что не жалейте себя. И тем более других.
Лысая Бритни Спирс билась в истерике, резала вены, крутила веревку из больничных простыней и пыталась на ней повеситься. Потом плакала, каялась, звала бывшего мужа Кевина Федерлайна и обещала родить ему третьего ребенка. И снова рыдала, поминала Вельзевула, называла себя фальшивкой, заказала лучшего в Соединенных Штатах Америки татуировщика и выжгла на своем затылке число 666.
{На двухстах с небольшим страницах романа упоминаются хазарская демократия, роман Дмитрия Быкова "ЖД", курганы Старой Ладоги, клубника и еще сто тысяч разных штук}
Признаться, я все же нервничал. И, доставая ручку, которую предусмотрительно взял из дома, поранил палец заостренным концом дужки на колпачке. На белый лист рядом с моим росчерком упала маленькая капля алой крови. Он удовлетворенно улыбнулся и, забрав подписанный контракт, заметил:
- Это было совершенно необязательно.
В сентябре четырнадцатого года, когда наше наступление в Восточной Пруссии окончательно захлебнулось, Ставка верховного командующего, не задумываясь, ввела в бой резервы. Были нанесены три контрудара. Основной - в Петрограде, Москве и прочих губернских городах: там толпы побили витрины сотен магазинов "Фрицев", "Гансов" и "Людвигов" и торжествовали победу - везде владельцы повывешивали таблички, где кириллицей крупными буквами было написано: "Извините, здесь не говорят по-немецки". И два вспомогательных фланговых, оба силами императорского Мариинского театра: в пятнадцатом году с его сцены разом исчезли воспевающие немецкий дух оперы Вагнера; кроме того, в знак солидарности с недавно оккупированной германцем Варшавой, там же, в Мариинке, дирекция внесла изменения в финал "Ивана Сусанина". Чтобы снять лишние вопросы, несчастных поляков теперь никто и никак не губил, они приняли смерть сами по себе просто от мороза.
{Впереди у читателя будут Ленин, беспризорники и священники, шаман и художник, тюрьмы и болота}
Дальше новые километры несчастных женщин и детей, стариков и молодых мужчин, военные, зэки, обычные крестьяне - жизнь перемолола их и перемешала, и понять, где кто, нелегко. Оборванные, голодные израненные, все они больны и изнурены до последней степени. Этим доходягам с трудом дается каждый шаг, и я понимаю, что без Божьей помощи болото им не пересечь. Пока же они идут и идут мимо нас, а мы смотрим на эти реки Вавилонские горя, страданий и, хоть мало кого знаем или, вернее, узнаем, стоим и ревем.
Ларичева вбежала под светлые своды поликлиники в сильном запале. Она торопилась и скользила на свежевымытом полу. Раздев ребенка, она рухнула вместе с ним и с пальто прямо на барьер раздевалки. Ребенок звонко закричал: "Сам тете отдам!" Тетя стала распихивать пальто, а Ларичева потянулась за сумками.
- Эй, тихонько, ребенка с высоты уроните! - испугалась гардеробщица.
{Дальше в этой стремительной книге появятся "порочный стебель, растение-паразит" вместо мужчины, АСУП, кружок развития речи, тетрадь Упхолова и другие удивительные явления}
- Извините! - обратилась она к Нездешнему. - Вы меня не отпустите проведать Забугину? Как это так, наш профком до сих пор не произвел никаких движений по поводу рождения ребенка? Ну, мало ли что перестройка. Дети рождались у людей даже во время войны. Да, я думаю, мы с вами можем это исправить. А сколько дадите. Его, кстати, как назвали? Тоже не знаете? Но ребенок-то мужеского пола или? Все-таки на цвет подарка влияет. Поразительно. И, не дожидаясь ответа от изумленного до не могу Нездешнего, аккуратно все сложила на столе, закрыла портфель и вышла из отдела. Сидишь, сидишь, не думаешь ничего. Раз думнешь, и то нехорошо - так говорил их идейный вдохновитель, белый старец, русский поэт. А что тут думать? Есть вещи, которые думой не одолеть, только если вставать, да идти.