В конце июня Министерство образования и науки (МОН) объявило о старте чрезвычайно масштабного конкурса, цель которого – привлечь в страну ведущих ученых. В ходе конкурса должно быть отобрано 80 специалистов, которые получат трехгодичные гранты размером до 150 миллионов рублей. “Лента.Ру” в течение месяца публиковала мнения об этом конкурсе как со стороны ученых, так и со стороны организаторов. Сегодня мы попытаемся подвести небольшой итог.
Цель нового конкурса МОН – создать в российских вузах сильные лаборатории, которые в течение срока действия гранта возглавляли бы ведущие мировые ученые. Претендовать на грант, сумма которого очень значительна даже по западным меркам, могли как российские граждане, так и граждане других государств. Совместно с выбранным вузом специалист должен был подать заявку на грант в период с 25 июня по 26 июля. Победитель обязуется работать в вузе не менее четырех месяцев ежегодно и нанять на работу нескольких сотрудников.
По задумке министерства, после того, как срок гранта закончится, в вузе-победителе должна остаться эффективно функционирующая лаборатория, способная проводить исследования на мировом уровне. Привлечь в Россию ученых, способных создать такую лабораторию, должна как раз колоссальная сумма, выделяемая на грант.
Сами ученые – по крайне мере, значительная их часть - к новой инициативе министерства отнеслись настороженно. Специалисты, работающие как в России, так и за рубежом, увидели в конкурсе несколько недостатков, которые, по их мнению, грозят если не свести на нет положительный эффект от всей затеи, то, по крайней мере, сильно уменьшить его. Если обобщить их доводы, то можно вывести две основные претензии. Первая - на момент начала приема заявок (и на момент окончания) не был известен состав экспертов, который будет оценивать поданные предложения. Вторая – за 30 дней, когда можно подать заявки, практически нереально успеть найти подходящий вуз, договориться с ним и оформить все документы.
Разработчики конкурса и люди, входящие в состав грантового совета – объединения, которое будет принимать окончательное решение о победителях, пытались объяснить критикам, откуда взялись эти ограничения. Например, во время конференции “Научная диаспора и будущее российской науки”, проходившей в Санкт-Петербурге непосредственно перед официальным объявлением о начале конкурса, ректор Российской экономической школы Сергей Гуриев, состоящий в грантовом совете, и директор Департамента международной интеграции МОН Сергей Иванец отвечали на вопросы ученых, которые потенциально могли бы претендовать на участие. Кроме того, корреспондент “Ленты.Ру” пообщался с ними и также поинтересовался, в чем причина несколько странных условий конкурса (ответы Гуриева можно прочитать здесь, а Иванца – здесь).
Объяснения людей, близких к разработке конкурса, не выглядели просто “отмазками” – это признавали даже ярые критики инициативы МОН. Но многих, тем не менее, эти объяснения не удовлетворили. Основной посыл тех, кто делал конкурс, - все мероприятие должно подпадать под действующее законодательство, а его нормы разработчики изменить не в силах. В частности, именно требованиями закона определяется необходимость подать заявки в течение месяца – все процедуры мероприятия проводятся по правилам открытого конкурса, которые накладывают именно такое временное ограничение.
Как рассказал Иванец, разработчики конкурса не просто пытались обойти ограничения – они пытались сделать это именно для того, чтобы конкурс напоминал мировые аналоги и, соответственно, был максимально удобным для соискателей. Чтобы сходство не было только внешним, министерство пригласило для разработки конкурса нескольких ученых, которых сочло достаточно компетентными в своих областях. В итоге многие условия и требования конкурса, в частности, требования к оформлению заявки и к отчетности по грантам, оказались достаточно разумными.
И, тем не менее, “шероховатости”, оставшиеся неизменными по законодательным причинам, сильно портят общее впечатление от конкурса. Независимо от того, какими окажутся его итоги, сам факт, что такие “шероховатости” присутствуют, в очередной раз ставит вопрос о необходимости пересмотра законодательных норм для такой специфической области как фундаментальная наука. Тем более, что ее важность для общества признают все, и в первую очередь, министерство образования.
Конкурс критиковали далеко не все ученые, а среди тех, кто, все же, критиковал, немалая часть, тем не менее, решила попытать счастья и подать заявки. По крайней мере, такой вывод можно сделать после беглого анализа поданных заявок – их оказалось 512. Кажется, примерно на такие цифры и рассчитывали в министерстве – в интервью “Ленте.Ру” Сергей Иванец отдельно подчеркивал, что немало российских исследователей – как уехавших, так и оставшихся – доверяют МОН и готовы сотрудничать с ним.
Логично, что министерство всячески развивает связи с такими учеными – взаимодействие с лояльным партнером по определению эффективнее попыток установить контакт с тем, кто воспринимает тебя в штыки. Другой вопрос, что при таком подходе существует вероятность слишком склониться в одну сторону, что непременно создаст ощущение не полноценного взаимодействия, а некоего подобия “междусобойчика”, когда все вопросы решаются исключительно в интересах не очень широкого круга заинтересованных лиц. И опять же, при делении исследователей на лояльных и не лояльных, не стоит забывать, что критики (по крайне мере, некоторые) ругают те или иные действия не из принципиального несогласия с идеей конкурса, а потому, что им действительно что-то кажется неправильным. А анализ причин недовольства может оказаться небесполезным для улучшения будущих программ.
В случае конкурса МОН скепсис некоторого количества людей был следствием того, что у них было очень мало информации. И министр образования и науки Андрей Фурсенко и Сергей Иванец утверждали, что у конкурса была очень широкая огласка. О том же говорил химик Артем Оганов, которому рассказал о новой инициативе иностранный коллега, услышавший о конкурсе по китайскому телевидению. Кроме того, как рассказал Иванец, довольно большому числу известных ученых информация была передана лично еще до официального объявления о конкурсе.
Возможно, инициатива министерства действительно рекламировалась шире, чем прочие программы, но, в любом случае, детальных разъяснений по поводу так смутивших исследователей моментов в этой рекламе не было. Иванец более или менее подробно рассказал, откуда растут ноги этих ограничений на конференции в Питере - именно там впервые было произнесено, что срок подачи заявок составляет месяц не потому, что МОН совершенно не понимает реалий научной жизни, а потому, что министерство не может проводить какие-либо процедуры поперек действующего законодательства. Но, во-первых, на питерской конференции присутствовала только небольшая часть диаспоры, а, во-вторых, конференция началась за день до старта приема заявок, когда все слова о причинах странных условий конкурса звучали, фактически, post factum.
В ходе обсуждения странной скомканности сроков в кулуарах конференции нередко всплывали соображения о “конкурсе для своих” – мол, кому надо, тот все знал заранее. Да, вероятно, если бы первое же сообщение о конкурсе сопровождалась пояснениями, почему министерство не смогло реализовать то или иное разумное положение, в кулуарах начались бы разговоры типа “еще ничего не начали, а уже оправдываются”. Но тут стоит хорошенько подумать, какие разговоры – и главное, их последствия – хуже для имиджа министерства в целом.
Впрочем, стоит отдать должное – пока министерство и вправду стремится сделать все процедуры максимально открытыми. С момента завершения приема заявок прошла всего неделя, а на сайте МОН уже появился список тех, кто подал свои проекты. Люди, следящие за ходом конкурса, даже успели провести беглый анализ представленной статистики. Вот что написал по этому поводу научный журналист Иван Стерлингов: “К сожалению, представленный список вдохновляет в недостаточной степени. Уже сейчас ясно, что конкурс надо было проводить в несколько волн по 15-20 новых грантов в год. Сейчас элиты на имеющиеся 80 мест никак не хватит”.
В интервью “Ленте.Ру” Сергей Иванец объяснял, что разбить конкурс на несколько этапов нельзя по причине того, что министерство финансов может выделить финансирование только до 2012 года, а уже вторая волна грантов завершится только в 2013 году. Остается надеяться, что несколько хорошо работающих лабораторий смогут создать даже те специалисты, которых пока однозначно нельзя причислить к “элитным ученым”. Но когда речь идет о 12 миллиардах (именно столько было выделено на конкурс) полагаться на надежды несколько легкомысленно, и, вероятно, стоило бы для начала организовать менее масштабную программу.
Возможно, многие бы несерьезно отнеслись к такой проверочной инициативе и восприняли бы ее как каплю в море, не способную кардинально изменить ситуацию в российской науке. Но, с другой стороны, на тестовом конкурсе можно было бы отработать все сложные моменты.
В общем и целом, делать какие-либо выводы относительно того, будет ли толк от нового конкурса, пока рано. Многие ученые, рассуждавшие о предыдущих попытках министерства (и РАН) вывести науку из кризиса, отмечали, что на бумаге такие инициативы выглядят вполне здравыми, а все “косяки” вылезают на этапе реализации. В данном случае похоже, что министерство всерьез попыталось продумать многие пункты, хотя и не смогло устранить некоторые важные недоделки. Вероятнее всего, на выделенные правительством деньги удастся создать несколько хороших сильных лабораторий, хотя КПД конкурса может оказаться далеко не таким высоким, как хотелось бы.
Самое интересное в том, как министерство будет действовать дальше – захочет ли оно прислушаться к критическим замечаниям, сказанным иногда не в самой вежливой форме, или же предпочтет отгородиться от неприятных стычек и замкнуться на общении с теми, кто так явно не выражает недовольства. Другими словами, станет ли этот конкурс продолжением наметившейся тенденции к диалогу или же, напротив, завершит ее.