Бюджет России на 2011 год сверстан из расчета среднегодовой цены на нефть в 75 долларов за баррель. Уже в марте стало понятно, что если не повторится кризис 2008 года, то стоимость углеводородов будет выше: средняя цена на нефть марки Urals в феврале оказалась выше 100 долларов за баррель. Так что теперь перед Россией встал вопрос, куда девать сверхдоходы, чтобы они не помешали нормальному развитию экономики.
Еще 24 февраля, когда европейская нефть марки Brent неожиданно подскочила до 119 долларов за баррель, премьер-министр Владимир Путин, находясь в Брюсселе, попытался уверить европейцев, что для России высокие цены на нефть в современной ситуации не такое уж и благо. Впрочем, российские чиновники говорят про это на протяжении всего последнего десятилетия, которое, по идее, должно было стать решающим для снятия России "с нефтяной иглы" (любимое выражение чиновников). Должно было, но в итоге получилось ровно наоборот: высокие цены на нефть привели к тому, что необходимость многих важных реформ пропала - деньги появлялись в правительстве сами собой.
Кризис 2008 года наглядно показал, какими опасностями грозит слишком большая зависимость от нефти. Стоило ценам на мировом рынке резко упасть, как ВВП России начал снижаться, а ЦБ пришлось потратить треть своих золотовалютных резервов для того, чтобы курс рубля рухнул не слишком стремительно. Оказавшись без нефтяных денег, Россия принялась проедать Резервный фонд и занимать средства за рубежом. При этом, поскольку денег в закромах оказалось много, то об экономии бюджетных средств, хоть об этом и упоминали время от времени, всерьез никто и не думал.
На ближайшие годы правительство, чтобы справиться со своими расходными обязательствами, решило оставить минимальный дефицит бюджета. При этом в Министерстве финансов оговаривались, что бездефицитный бюджет в 2011 году возможен при средних ценах на нефть в 109 долларов за баррель. В октябре 2010 года, когда такие цифры озвучивал министр финансов Алексей Кудрин, столь резкое повышение стоимости углеводородов казалось фантастикой.
Даже в декабре 2010 года, когда бездефицитный бюджет России предсказал Goldman Sachs, в цены на нефть выше ста долларов за баррель верилось с трудом. Беспорядки в Тунисе, Египте, Ливии и странах Ближнего Востока ситуацию изменили: теперь уже кажется невозможным, что после того, как ситуация в регионе успокоится, цены вернутся к двузначным отметкам.
Для России высокие цены на нефть означают не только возможность сверстать бюджет без дефицита. Ведь с помощью углеводородов можно будет накопить и средства в Резервный фонд для будущих экономических спадов, и безболезненно повысить пенсии и зарплаты бюджетникам в предвыборный год, если такая необходимость вдруг появится.
Однако вместе со всеми этими выгодами в ближайшее время экономику России в связи с высокими ценами на нефть ожидают серьезные испытания. Прежде всего, это испытание инфляцией.
В 2010 году правительство не уложилось в собственный прогноз по инфляции - потребительские цены в России выросли на 8,8 процента. Впрочем, оправдание у чиновников было: все-таки предсказать засуху и неурожай они были не в состоянии.
В 2011 году в правительстве уверяют, что рост цен составит всего семь процентов. Пока до этого, правда, далеко: по оценкам ЦБ, в феврале годовая инфляция оказалась в районе 9,7 процента, а данные по росту цен за январь-февраль сильно обгоняют показатели тех же месяцев годом ранее.
Борьба с инфляцией стала едва ли не проблемой номер один для экономического отдела правительства. Об этом свидетельствует хотя бы то, что Владимир Путин включил столь любимый им "ручной режим" управления экономикой: именно после того, как премьер посетовал на слишком высокие цены на дизельное топливо, антимонопольщики возбудили против нефтяников третью волну административных дел, а нефтяные компании, в свою очередь, все как одна отчитались о снижении стоимости дизеля (а заодно и бензина) в рознице.
Тем не менее, высокая стоимость нефти на мировом рынке может сделать неэффективным даже "ручной режим". Поэтому для борьбы с инфляцией в начале 2011 года была применена артиллерия Центробанка.
Сначала ЦБ сделал то, чего от него давно ждали: поднял ставку рефинансирования с исторического минимума на 0,25 процентного пункта до восьми процентов. Таким образом, количество дешевых денег в стране должно было сократиться. Однако в России ставка рефинансирования не играет такой существенной роли, как в развитых странах, поэтому мера ЦБ была воспринята скорее как символ, обозначение намерений, а не как реальный ход в борьбе с инфляцией. Тем более, что ликвидности у российских финансистов по-прежнему очень много, одноразовым повышением ставки их не смутить.
Однако в начале марта Центробанк дал второй залп, гораздо более действенный. 1 марта первый заместитель председателя ЦБ Алексей Улюкаев заявил, что за февраль монетарные власти вынуждены были купить 4,5 миллиарда долларов на открытом рынке для того, чтобы рубль не укрепился слишком сильно. Вместо валюты инвесторам ЦБ передал рубли, увеличив таким образом объем денег в экономке. Иными словами, ЦБ помог инфляции на 130 миллиардов рублей - именно столько стоят 4,5 миллиарда долларов в рублях.
После констатации этого малоприятного факта Улюкаев заявил, что теперь ЦБ будет меньше влиять на курс национальной валюты. Для этого монетарные власти решили расширить плавающий коридор бивалютной корзины с четырех до пяти рублей. Кроме того, коридор будет "плавать" (то есть изменяться на пять копеек в ту или другую сторону) после того, как ЦБ накопит валютных интервенций не на 650 миллионов долларов, как было раньше, а всего на 600.
Такая мера для ЦБ не нова. Во всяком случае, в октябре 2010 года монетарные власти сделали то же самое: расширили коридор с трех до четырех рублей, а максимальные интервенции сократили с 700 до 650 миллионов.
В условиях борьбы с инфляцией меры ЦБ могут прочитываться приблизительно так: цены на нефть повышаются, поэтому повышаются инфляционные риски. Тем не менее, из-за дорогой нефти инвесторы скупают рубли, укрепляя национальную валюту и, тем самым, уменьшая темпы роста цен. Так пусть они и дальше укрепляют рубль, мы не против.
Против, правда, могут быть экспортеры, которые недополучают от дорогого рубля значительные сверхприбыли. Но поскольку основными экспортерами в России являются те же нефтяники, получающие доходы от высоких цен на углеводороды, то этим обстоятельством можно, хотя бы на время, пренебречь.
Другим немедленным следствием резкого роста цен на нефть для России стала активизация фондового рынка. Ведь, по идее, при увеличении стоимости углеводородов должны расти акции нефтяных компаний, а вместе с ними - и все остальные российские ценные бумаги.
И действительно, индекс РТС, например, в конце февраля 2011 года вплотную приблизился к важной психологической отметке в 2000 пунктов и, заодно, обновил максимум последних лет. Однако на ММВБ, основной российской биржевой площадке, все было не так однозначно. В начале февраля, например, ММВБ откатился к минимумам декабря 2010 года, и только потом стал восстанавливаться до максимальных отметок за текущий год.
Да и на РТС акции растут, что называется, не без скрипа: слишком уж сильны опасения в том, что высокие цены на нефть подорвут рост мировой экономики, а зарубежные инвесторы в неблагополучное время начнут выводить средства из потенциально рисковых активов и вкладывать их в более надежные ценные бумаги, не так подверженные рыночной конъюнктуре.
Так что получается, что высокие цены на нефть пока оказываются не слишком выгодны даже спекулянтам. Что уж говорить о простых россиянах, которые, вполне вероятно, смогут уже в ближайшее время увидеть последствия высоких цен на нефть в виде смены ценников на прилавках.