В середине августа музыканты Госоркестра написали письмо в Министерство культуры с просьбой отстранить от должности главного дирижера ГАСО Марка Горенштейна. Худрука ГАСО обвиняли в хамстве, текучке кадров и невозможности нормально работать. В интервью "Ленте.ру" Марк Горенштейн ответил на претензии музыкантов, подробно рассказав о скандале на конкурсе имени Чайковского и гастролях в Японии.
"Лента.ру": Как вы оцениваете ту ситуацию, которая сейчас сложилась в Госоркестре?
Мне трудно ее оценивать, потому что бездоказательная риторика, применяемая моими оппонентами анонимно или полуанонимно, требует проверки документального источника. После подобных бездоказательных обвинений, я бы сказал, измышлений, оценивать ситуацию мне трудно по одной причине: я не понимаю этой ситуации. Я к ней был совершенно не готов. У меня нет пока никакого мнения. Для меня это какая-то фантасмагория.
То есть открытое письмо музыкантов, которое появилось в интернете, для вас было полной неожиданностью?
Я заочно знал, что они его написали. Я узнал о том, что они пришли в Министерство культуры, когда они в него пришли. Если кому-то кажется, что с помощью внезапно-заочных действий можно сделать что-то, чтобы я об этом не узнал, то это заблуждение.
А то, что музыканты в принципе решили его написать?
По моему мнению, я специально это подчеркиваю, по моему мнению, всю эту историю спровоцировали какие-то люди из Министерства культуры. У меня пока нет фактов, но я так думаю. Я так полагаю, потому что произошло слишком много случайностей, чтобы они оказались простыми совпадениями.
Какие "неслучайные" случайности вы имеете в виду?
Я вам отдам письменные документы, чтобы было понятно, что я разговариваю на языке фактов. Вы живете в нашей стране. Представьте себе, что вы работаете, допустим, в Министерстве печати. И в вашем Министерстве печати работает орган – газета "Тютькина правда". Вдруг двенадцать человек или пятнадцать из этой "Тютькиной правды" хотят поговорить с профильным замминистра, просто побеседовать с ним, рассказать о своих бедах. Сколько дней по этим основаниям они будут дожидаться первичного приема?
Долго.
Молодец. А здесь "удивительная" история. У нас 8 августа внезапно началась внеплановая проверка, которая длилась неполных четыре дня, хотя обычно она идет минимум две недели. По ее итогам одна из претензий заключалась в том, что мы купили утюг не с той статьи.
Это результаты проверки Госоркестра?
Да, у меня есть официальные результаты. Есть мелкие претензии, с которыми можно спорить, но с чем невозможно – так это то, что мы купили один утюг не с той статьи. Если это является существенным правонарушением, то у меня нет дальнейших комментариев.
По моим сведениям, 15-го числа, когда проверка должна была закончиться, в Министерство культуры был вызван некий человек, и его попросили привести других музыкантов, которые и пришли 16-го числа. Как вдруг оказалось, что в Минкульте все всё бросили и начали с ними разговаривать, я пока не знаю. Есть абсолютно подтверждаемая практикой и верная пословица, что всё тайное рано или поздно становится явным.
Вы уже высказывали предположения, что письмо инициировано кем-то из Министерства культуры, однако некоторые музыканты, возразили, что это не так. Они говорят, что сами решили написать письмо.
Я уверен, что не подписавшие это заранее составленное письмо оказались порядочными людьми. Заранее тиражированный текст письма люди подписывали после полупринудительных бесед с организаторами всей этой неприглядной истории. Я полагаю, что при такой организации "общих собраний" и появились эти подписи. Затем они это письмо принесли в Министерство культуры, и были уверены, что на следующий день меня уволят. Через неделю они дополнительно к заявлению в Минкульт вбрасывают это письмо в интернет в качестве якобы объективной информации, чтобы создать общественное мнение.
Понимаете, порядочные люди не скрываются за анонимными "никами". Если они сообщают правдивую информацию, то чего им опасаться? Я ведь не скрываюсь за "никами".
Вот, например, на форуме "Классика" активно обсуждается письмо, и вот там одна женщина под ником Baba Lada, дико остроумная и смешная, спрашивает, как "письмо попало в интернет, коли адресовано лично министру". На что основатель и владелец сайта Борис Лифановский отвечает: "Письмо и сопроводительная информация были предоставлены представителями оркестра. Письмо открытое, и в министерстве культуры знали о том, что оно будет опубликовано".
Понимаете, какое "удивительное" совпадение. То есть некие люди в Министерстве культуры допустили утечку служебной информации до проверки этой информации документально. Другими словами, некоторые из организаторов интриги решили напасть на меня после конкурса Чайковского, будучи убежденными, что мои административные позиции пошатнулись. На этом форуме так и говорится.
Давайте поговорим о ситуации на конкурсе Чайковского.
В истории на конкурсе Чайковского, о которой написали ваши братья по цеху, журналисты, нет ни слова правды, это сплошная ложь. У меня есть видеозапись, на которой все абсолютно точно зафиксировано. Если вы ее посмотрите, то услышите, что этот конкурсант (Нарек Ахназарян – прим. Ленты.ру), которому двадцать два года и у которого пока еще все впереди, мне откровенно нахамил.
Поясняю: господин Ахназарян на репетиции, когда мы играли одно и то же место, так и не смог сыграть его правильно. Причем у меня с ним не было никаких скандалов, я его видел впервые. Сначала он говорил, что счастлив и мечтал со мной работать. Повторюсь, выйдя на сцену, он так и не смог сыграть место, о котором мы говорили выше. Я многократно и вынужденно ему повторял, что он неправильно играет вот это место. На пятый раз я сказал: "Нарек, я не могу в вас попасть, потому что вы играете неправильно!" На что юноша, которому 22 года, а мне все-таки 65 и я народный артист России, мне отвечает: "Другие играли, не знаю, как вы не можете". Я промолчал, и мы доиграли до конца, и я уже тогда понял, что это очень смахивает на провокацию, и понимал почему.
Специально для Вас поясняю: на прошлом конкурсе Чайковского господин Антонов, который в итоге получил первую премию, вышел на сцену. Перед ним сидел Большой симфонический оркестр имени Чайковского, не самый плохой оркестр на земле, и дирижер Эдуард Серов, которому тогда было почти 70 лет. Этому молодому человеку показалось, что ни оркестр, ни дирижер не знает Концерт-симфонию Прокофьева, который он должен был исполнять. Он устроил страшнейший скандал. Так как председателем жюри была его преподавательница Шаховская, она его поддержала. Впервые в истории конкурса Чайковского, за пятьдесят с лишним лет, ему разрешили поменять концерт. Он вечером вместо Концерта-симфонии Прокофьева играл Концерт Дворжака, и я полагаю, что именно на этом основании его сделали героем, потому что он готовил один концерт, а играет другой.
То есть Вы предполагаете, что история на конкурсе Чайковского – провокация?
За счет скандала он победил и получил первую премию. Этот юноша (Ахназарян – прим. Ленты.ру) на самом деле ни в чем не виноват. У меня лично к нему никаких претензий нет, кроме того, что он, к сожалению, плохо воспитанный человек.
Что произошло потом, что вы ему сказали?
Закончилась репетиция. После Ахназаряна репетировали еще двое солистов. Оркестр сидел уже пять часов, хотя по профсоюзным законам, он должен сидеть три часа сорок минут. Меня специально предупредили, что Интернет-трансляция ведется, только когда мы репетируем с солистами. Все солисты ушли, и я был абсолютно убежден, что трансляция закончена, как и было обещано. Вместо того чтобы отпустить людей домой, я начал репетировать с оркестром концерт Дворжака, так как Ахназарян был единственным, кто играл это сочинение. Я перфекционист и педант по своей сути, заставил оркестр остаться на репетицию, чтобы еще сорок пять минут с ними учить произведение для этого мальчика. Две камеры почему-то продолжают нас записывать. Разговор идет между мной и оркестром. Что я сказал? Вот цитата: "Пусть вас не заботит, что играет этот талант". Потому что понятно: кто играет Дворжака – талант. Если кого-то обижает слово "талант", то для меня это загадка. Цитата: "Ваше дело – играть то, что там написано, и со мной. Пусть это вас совершенно не заботит. Этот аул, который нам тут преподнесен, – это двоюродный брат Нишимото. Это я уже проходил". Я имел в виду его плохое воспитание и то выражение, которое он себе позволил. Для справки: Нишимото – дирижер, с которой мы ездили в Японию.
Дальше следует вторая фраза: "Вы играете очень громко в Дворжаке. Вы забыли, что это же не тромбон. Как бы он тихо ни играл, вы должны играть тише, чем он играет". То есть разговор был абсолютно в репетиционной манере и к национализму и к бытовой сфере не имел никакого отношения.
Журналисты написали, что я публично оскорбил Ахназаряна. Я не знаю, где был Ахназарян, но его уже три часа не было на сцене, и я убежден, что он слыхом не слыхивал о том, что я говорю оркестру.
Это было 25 числа. 26-го я как ни в чем не бывало прихожу на репетицию. Замечательно репетирую с оркестром, с другими прекрасными солистами. Вечером мне "внезапно" звонит директор департамента государственной поддержки искусства и народного творчества Министерства культуры Алексей Шалашов и говорит: "Интернет кипит. Гергиев в ярости. Министр в шоке". Я спрашиваю: "А что, собственно, случилось?" Честное слово, мне в голову даже ничего не пришло. В итоге у меня произошло временное расстройство здоровья, и мне дали больничный лист.
27 июня утром оркестр приходит на работу, видит, что меня там нет, и они (музыканты – прим. Ленты.ру) внезапно, без всякого давления, поскольку я на больничном и не прихожу в зал, пишут письмо министру, где говорят, что у нас все в порядке и за 9 лет нашей работы никогда не было конфликтов на национальной почве.
Оркестр утверждает, что письмо было инициировано не ими; а они его просто подписали.
Говорить можно многое, и это проблема говоривших. 29 июня – в "Московском комсомольце" появляется тенденциозная и по способу подачи материала заказная статья некоего Яна Смирницкого с интервью с господином Александром Чайковским.
6 июля выходит вторая статья господина Смирницкого, который опубликовывает список якобы претендующих на мое место.
Мои оппоненты пишут, что 29-го числа я инициировал заседание художественного совета. Там якобы музыканты голосовали, хотят ли они работать с Марком Горенштейном...
Артисты говорят, что вы пытались инициировать второе письмо…
Во-первых, это неправда, я его не инициировал, я сидел дома на больничном листе. Мне было сказано, что художественный совет после этой, по моему мнению, "заказной" статьи Смирницкого голосовал не "за" или "против" меня, а голосовал за то, чтобы не спорить с представителями желтой прессы.
В письме музыкантов есть два основных тезиса: с одной стороны, это хамское обращение с артистами, с другой – большое количество увольнений. Отмечается, что только за последние несколько лет из оркестра уволилось порядка 280 человек, а только за прошедший сезон – 60 человек.
Это ложь. Я представляю Вам официальную справку из отдела кадров ГАСО, где Вы увидите все по поводу увольнений. Справка включает период с 1.07. 2002 по 30.06.2011. Но мне сейчас хотелось бы начать с 2000 года. "Война", которую вели прежние музыканты ГАСО с Е. Ф. Светлановым, довела оркестр до полного краха. И когда пришел следующий дирижер, вакханалия с набором музыкантов продолжалась. Чтобы вам было понятно, каким образом набирали людей, приведу лишь один пример: человек идет по улице с футляром, к нему подходит инспектор Госоркестра и спрашивает:
- Вы кто?
- Альтистка.
- А вы не хотите поработать в ГАСО?
- Хочу.
Никакого конкурса, никакого прослушивания (!!!). Затем выясняется, что эта женщина закончила Дальневосточное музыкальное училище. Это то же самое, если бы сегодня Вы, переехав в Москву из Тувы с образованием четырех классов начальной школы получили бы работу специальным корреспондентом газеты "Известия" в Вашингтоне.
То есть Вам нужно было качественно сменить состав?
При назначении на должность главным дирижером и худруком ГАСО передо мной была поставлена задача – возродить оркестр, сделать из него коллектив, который был славен на весь мир в середине 70-х – 80-х годах при Е. Ф. Светланове. И я принялся медленно, законными методами, посредством переаттестации освобождаться от людей, малопригодных для серьезной профессиональной работы. Таким образом, за девять лет, подчеркиваю – девять лет, с 2002 по 2011 год, из "старого" состава ГАСО, работавших до 2000 года, то есть до начала моей деятельности в Госоркестре, уволилось 65 человек старого коллектива.
Следующая колонка – это увольнения, как я это называю, по "гастрольным признакам". Поясняю. Допустим в оркестре работают 14 первых скрипок. Обычно для исполнения программ, требующих большего состава исполнителей, мы приглашаем в Москве на ту или иную программу то или иное количество дополнительных музыкантов со стороны. В рассматриваемом нами случае речь идет об абсолютно аналогичных вещах, только применимых к выездам оркестра за рубеж. В таких залах, как Gasteig в Мюнхене или Alte Oper во Франкфурте, или Avery Fisher Hall в Нью-Йорке, или Бирмингем-холл в Англии, несолидно играть неполным составом. Нужно добирать до 16 человек первых скрипок, и, соответственно, другие струнные группы тоже пополняются. Но чтобы взять недостающих музыкантов в поездку, необходимо оформить их на работу для официальной выплаты положенных им суточных. Естественно, после гастролей они увольняются и уходят в свои коллективы по месту своей основной работы. За девять лет (2002–2011) таких людей накопилось 57 человек.
Далее: два человека, к огромному сожалению, умерли. А третий по состоянию здоровья перестал играть на валторне. Четыре человека уехали на ПМЖ в другие страны. Три человека ушли на пенсию (возраст пенсионеров – 80, 70, 60 лет). Повторю тезис моих оппонентов: только за последний сезон из оркестра ушло более 60 человек. Это еще одна абсолютная ложь.
В последнем сезоне случилась печально знаменитая история с Японией. Понимаете, оркестр не был в Японии 14 лет. В июле 2002 года, вскоре после начала моей работы в ГАСО, я встречался в Москве с директором крупнейшего концертного агентства Japan arts господином Секетой, через которое с советского периода и до сегодняшнего дня гастролируют почти все наши оркестры. Он тогда сказал, что, пока он жив, через его компанию ГАСО никогда по причине, связанной с "выносом" из оркестра Светланова, в Японию не поедет. 9 лет я бился с этой проблемой.
В итоге был найден вариант, может быть, не самый лучший, но на то время, на мой взгляд, единственно возможный. Есть такая дирижер Томоми Нишимото, которой покровительствует TBS (Tokyo Broadcasting System), вторая по значимости телевизионная компания Японии. Нишимото известна тем, что приглашает через TBS оркестры разных стран, дирижируя 50-70 процентов концертов. Мы два года вели переговоры, и в итоге я пошел на компромисс, который в любом другом случае, кроме истории с Японией, считал бы для себя неприемлемым. Я согласился, что из десяти концертов три (!!!) буду дирижировать я, пять концертов – госпожа Нишимото, а два концерта мы поделим пополам.
И тут случается большое несчастье: 11 марта – страшнейшее землетрясение и страшное цунами. К этому моменту контракт еще не был подписан. МИД РФ не рекомендует российским гражданам ехать в Японию. Я полагал, что это конец, что на этом всё закончится. Но через три недели МИД снял все ограничения. И тогда я организовал собрание оркестра, где пытался объяснить ситуацию с японской поездкой. Повторяю: контракт еще не был подписан. Но если бы я его подписал, а в аэропорт вместо 106 человек, к примеру, пришло бы 60, это обозначало бы срыв гастролей, выплату огромной неустойки и как финальный результат – окончательное прекращение существования названия "ГАСО России имени Е. Ф. Светланова" как юридического лица.
Так вот. Я провел два собрания и в итоге, после второго, попросил, чтобы каждый, поставив плюсы и минусы, обозначил свое желание или нежелание ехать в поездку. Результат: 48 – "за", 48 – "против", 10 воздержались, что я расценил как оставление решения на усмотрение администрации. Я начал разговаривать с каждым персонально из нежелающих ехать и уговаривать согласиться на поездку. В итоге 33 человека из 48 несогласных удалось уговорить. С остальными это было бесполезно. Некоторые находились в абсолютно истерическом состоянии, ужасно боясь радиации и землетрясения, хотя зона отчуждения у Фукусимы была определена в 20 километров, а мы должны были начинать гастроли в Токио, находящемся в 280 километрах от места трагедии, и дальше ехать на юг, где расстояние до Фукусимы только увеличивалось. Кроме того, я заставил внести в контракт положение, что в случае землетрясения в 7,5 баллов до выезда оркестра из Москвы признается форс-мажором и мы никуда не едем, а в случае такого же землетрясения во время пребывания в Японии нас немедленно отправляют на родину. Это легко проверить, это есть в контракте. Но все равно некоторым объяснять что-либо было бессмысленно.
Например, ко мне приходит один из отказников и говорит: "Марк Борисович, я не смогу поехать". Я спрашиваю: "Что случилось? Почему?" – "А меня теща не пускает". Я ему говорю: "А вам сколько лет?" Он говорит: "42". Я отвечаю: "Что Вы от меня хотите?" – "Я хочу написать заявление". – "Пишите". А один из музыкантов сказал, что его мама ляжет на взлетную полосу и не пустит самолет! Ну невозможно же разговаривать с неадекватными людьми! Госоркестр не может и никогда не будет работать по прихоти чьей-то матери. В итоге таких людей оказалось 17 человек.
Что такое 17 человек ушедших? Для того чтобы поехать в Японию, нужно найти 17 пришедших. Мы фантастическими усилиями находим 14 человек, причем не только из Москвы, а даже из Питера. Когда мы вернулись, естественно, что 14 взятых на поездку уволилось. В итоге уволилось 17 и 14 – это 31. А всего уволилось за последний сезон не более 60, как говорят мои оппоненты, а по официальной справке из отдела кадров ГАСО 47, четыре из которых были взяты на гастроли в Курган, чтобы исполнять "американскую" программу. Значит, остается 43, которые написали заявления по собственному желанию.
Если вы возьмете все эти цифры, которые я вам здесь привел, и из 233 человек вычтете "старый" Госоркестр, гастроли и далее по списку, останется 69 человек, то есть менее 8 человек за сезон. Если мне кто-нибудь скажет, что 69 человек за 9 лет – это текучка, то тогда я не понимаю, что такое стабильность.
И еще, что касается Японии. Я считал и считаю сейчас, что это была больше политическая, чем гастрольная история. Мы просто обязаны были туда поехать, особенно имея в виду притязания некоторых политических деятелей Японии на северные острова. Наша поездка была демонстрацией того, что Россия приходит на помощь первой, что она не на словах, а на деле дружит с японским народом и готова в самую трудную минуту подставить свое плечо. Мы были первым симфоническим оркестром, который не только из России, а со всего мира, который в полном составе, после страшнейшей трагедии приехал в Японию. Нас встречали как национальных героев. И я надеюсь, что благодаря этой поездке Россия приобрела множество новых друзей в Японии.
А денежные штрафы – это действительно частая практика в ГАСО?
Да, я это признаю. Чтобы объяснить, мне нужно привести пример, понятный вам из жизни. Вот вы работаете в газете "Известия", или "Комсомольская правда", или "Лента.ру". Вам дали задание сегодня подготовить материал к завтрашнему выпуску. Вы приходите на работу и говорите: "Ой, вы знаете, я вчера так загуляла, что не успела это приготовить, я подготовлю материал через неделю". Сколько секунд вы будете там работать? Я думаю, недолго.
Знаете, в чем заключается у нас самая главная проблема? Наши музыканты теперь хотят, чтобы с ними разговаривали "по-западному", а вести себя они хотят только "по-восточному". Что означает "по-западному"? На Западе музыканты приходят предельно готовыми к каждой репетиции. Я на протяжении 18 лет работы главным дирижером пытаюсь добиться, чтобы музыканты к первой репетиции приходили готовые. Так работает весь мир, кроме России. Если мои музыканты приходят на первую репетицию и не знают партии, я первый раз их предупреждаю: "Еще раз – и тогда смотрите". Если это происходит во второй раз, я снимаю небольшое количество денег. В третий раз – снимаю полгранта. Полгранта – это довольно внушительная, болезненная история. Но другого выхода нет, так как нет никаких других рычагов, кроме финансовых.
У меня нет черного нала, я получаю деньги от бюджета и все до единой копейки отдаю музыкантам – до единой. Потому что у меня строгий контракт, и больше, чем есть в контракте, я не беру и никогда не брал. Из сэкономленных денег за год (кто-то болел, кто-то уехал за свой счет и так далее) все артисты до единого в конце года вот уже восемь лет подряд, с момента выдачи Президентского гранта, получают каждый год за октябрь, ноябрь и декабрь, кроме основного оклада, так называемые "премии", что обозначает по дополнительному окладу каждый названный месяц. Но вот об этом в "знаменитом" письме музыкантов не сказано ни одного слова.
А по поводу оскорблений… Ваши музыканты также говорят, что они работают в страхе и даже пьют таблетки.
Какие оскорбления? Зачинщики сегодня могут выйти хоть на демонстрацию и кричать, что я их стегал нагайкой, но это надо суметь доказать. По поводу таблеток. На моей памяти было только два человека, которые употребляли таблетки. Один виолончелист, уже не работающий в оркестре, не буду называть его фамилию, был алкоголиком. Когда он приходил после запоя, он вынужден был пить таблетки для того, чтобы у него перестали трястись руки, иначе он не мог ничего сыграть. А второй такой же – трубач, который работает до сих пор. Я ему прощал его запойные периоды, неприходы из-за пьянки на генеральную репетицию, потому что считаю, что алкоголизм – это такая же болезнь, как и любая другая. Сейчас он "зашился", но когда он вновь начинает пить, он не может играть. И тогда он начинает пить таблетки, чтобы смочь играть какие-то членораздельные ноты.
А насчет страха я думаю, что большинство подписантов сейчас находятся в состоянии, когда их начинает мучить совесть за подписанную "гадость". В отличие от них, я не говорю, что один создал великий оркестр, я говорю, что мы его создали вместе. Они пишут, что они одни – так не бывает: нет дирижера – нет оркестра. Не бывает плохих оркестров, бывают только плохие дирижеры – это известная истина. Я всегда говорил и говорю: мы сделали это вместе тяжелыми усилиями. Да, мой диктат, мое желание играть все на идеальном уровне не все могут выдержать, даже те, кто хорошо ко мне относятся, потому что я педант и перфекционист до потери сознания.
У нас за последние три года в Москве, по официальным данным Московской филармонии, продажа билетов по кассе – от 95 до 98 процентов. В любой стране, куда бы мы ни приезжали, мы всегда играем в переполненных залах.
И последнее по этому поводу, что я хочу сказать. Повторяю: оркестр для меня был и остается моей семьей, я все делал с ними вместе. То, что три или четыре маловменяемых человека решили поднять бунт, еще ни о чем не говорит. Я убежден, что если бы они это сделали открыто, то из 62-х 45 не подписали бы, я в этом стопроцентно уверен.
Этим четверым показалось, что я зашатался, как сказал один пользователь форума "Классика", и вот теперь надо меня кусать и уничтожать, потому что дирижер и музыканты – антагонисты по сути, как режиссер и драматические артисты. Примеры Любимова, Арцибашева, Галямина, Рахлина, Иванова и Светланова и всех других режиссеров и дирижеров говорят именно об этом. Знаете пословицу российских музыкантов? Самый лучший дирижер – это мертвый дирижер. И это, к моему глубокому сожалению, не шутка. Это ответ на ваш вопрос.
Свое мнение члены любого художественного коллектива должны оставить дома – это принцип действия любого творческого организма. У нас разрушили Театр Маяковского, театр Любимова – не самых два плохих театра. Всегда привожу один и тот же пример: Товстоногов был величайшим режиссером, но после того как он умер, а артисты все остались прежними – Лавров, Басилашвили, Фрейндлих и так далее, театра не стало. Иначе на свете не бывает. И не может быть, чтобы артисты командовали режиссером, а музыканты – дирижером, потому что не может хвост командовать собакой, только наоборот.
Как бы вы прокомментировали мнение, что в ГАСО творческий застой?
Застой? У нас в Москве 12-14 государственных оркестров и пять театров с практически одинаковыми зарплатами, и везде необходимы музыканты. Что же зачинщики здесь так долго сидели? Возьмите статистику: у нас больше пяти лет работают 45 человек, больше трех лет работают 35 человек. Я не беру людей из других оркестров, как некоторые дирижеры, я выращиваю музыкантов сам, а как только я их выращиваю, их переманивают другие оркестры.
Возьмите репертуар, посмотрите. Это официальные данные. Мы за девять лет сыграли практически весь симфонический репертуар, начиная от Моцарта и заканчивая Эшпаем. Все это сплетни для непосвященных людей и нагнетания ситуации. И главное, о чем я еще должен сказать. Мы в 2005 году получили приз – первыми из российских оркестров – за лучшее исполнение и за лучшую интерпретацию Симфонии № 10 Шостаковича и Камерной симфонии Шостаковича, приз в Люксембурге, на мировом форуме. И когда сейчас мы выпустили "Евгения Онегина", западный критик сравнил меня с сэром Джорджем Шолти, написав, что с 1974 года такой записи ни один дирижер мира не делал.
Главное, что я хочу вам сказать, я не оправдываюсь. Я могу говорить об этом с юмором, потому что ничего, кроме юмора, вся эта ситуация не вызывает. Она меня каким-то образом, конечно, раздражает, но если кому-то кажется, что я вдруг начну нервничать, психовать, бить посуду, бросаться заявлениями об уходе, ломаться, то эти люди ошибаются.
Так вот я хочу закончить: оркестр – это моя семья, и то, что четыре человека завели весь этот кошмар, ни о чем не говорит. Музыканты – люди, в силу своей профессии, чрезвычайно эмоциональные и не очень уравновешенные: 27 июня пишут одно письмо, а 16 августа – совершенно противоположное.
А как вы дальше будете с ними работать?
Молча, как говорит мой сын. Знаете, за 18 с половиной лет моей работы в системе Министерства культуры обо мне не было сказано ни единого отрицательного слова. Кроме того, я получил огромное количество званий и благодарностей: "Заслуженный деятель искусств России", "Народный артист России", Государственную премию Правительства России, орден "За заслуги перед Отечеством" IV степени и сейчас был представлен к очередной правительственной награде. Если бы не эта история и не этот "друг-кукловод", который все это завертел, я бы получил и ее.
Как я буду с ними работать? Спокойно. Если у этих четырех людей, зачинщиков – не хочу называть ни одну фамилию – хватит совести смотреть мне в лицо, это проблема только их. Но я никому мстить не собираюсь. У меня есть одна история – я занимаюсь Музыкой.