Российская наука переживает не лучшие времена - с этой фразы уже не первый год начинаются статьи, описывающие положение дел в институтах и университетах на одной восьмой суши. Зарплаты ученых неприлично малы, законодательные нововведения не позволяют оперативно заказывать приборы и реактивы, качество исследований на много порядков отстает от Запада и так далее и тому подобное. Перечислять беды отечественных Платонов и Невтонов можно долго, но в этой статье речь пойдет не о препятствиях, встающих перед учеными на родной земле, а о сложностях заграничных лабораторий, куда почти неизбежно уезжают наши соотечественники, которые, несмотря ни на что, желают связать свою жизнь с наукой.
Чаще всего россияне отправляются в Соединенные Штаты. Второе место по популярности занимает Европа, а за ней следуют страны Азии, в последнее время здорово подтянувшие свои позиции в рейтинге любимых направлений научной эмиграции. Америку невозвращенцы выбирают по причине того, что в тамошних лабораториях сконцентрировано больше всего денег, а налаженная инфраструктура позволяет специалистам вообще не думать о "бытовых" проблемах лабораторий. Благодаря такому научному комфорту в американских институтах работают сильнейшие ученые со всего мира, которые поддерживают исследования в стране на очень высоком уровне.
В большинстве европейских лабораторий "труба пониже" - по сравнению со Штатами, там значительно меньше денег, и поэтому местные завлабы не могут позволить себе огромный штат сотрудников, которые бы в три смены работали на статьи в самых престижных журналах. В качестве новой родины Европу обычно выбирают за относительную близость к милым сердцу березкам и более или менее спокойный темп жизни и работы (в США за высокое жалование и прочие бонусы приходится платить изматывающим трудом и исчезающе короткими отпусками). Ну и, по сравнению с отечественными НИИ, уровень научных изысканий в Европе все равно куда как выше.
Такой ситуация была до недавнего времени. Однако в последние годы она начала меняться - и меняться не в лучшую для Европы сторону. Одна из причин перемен - постоянное сокращение финансирования научных исследований в связи с непрекращающейся финансовой рецессией. Но нехватка денег не является основной причиной кризиса европейской науки - она всего лишь усугубляет его. Истинный корень всех бед кроется в самой системе построения научной карьеры, которая определяет весь путь ученого на Западе. По крайней мере, такого мнения придерживаются ученые, работающие в Великобритании.
Доводы британских исследователей собрали и систематизировали активисты протестного движения Science is Vital ("Наука жизненно важна"), созданного клеточным биологом из Университетского колледжа Лондона Дженнифер Рон (Jennifer Rohn) в сентябре 2010 года. Участники этого движения выступают против проводимых в стране реформ образования и науки, считая, что они приведут к гибели исследовательской деятельности на туманном Альбионе. В мае 2011 года активисты Science is Vital встретились с министром образования и науки Великобритании Дэвидом Уиллеттсом (David Willetts) и обсудили, в каком направлении правительству следует менять существующую систему.
То ли результаты встречи не удовлетворили Рон и ее коллег по движению, то ли в ходе беседы они выяснили, что не до конца представляют себе картину происходящего, но в итоге участники Science is Vital решили провести масштабный опрос среди ученых, чтобы выяснить, что не так с британской наукой, непосредственно у тех, кто ею занимается. Активисты проконсультировались с семью сотнями ученых, работающих в 160 институтах по всему Соединенному Королевству. Свое мнение высказывали люди, стоящие на всех ступенях научной карьеры - от студентов до руководителей отделов.
По итогам опроса активисты Science is Vital составили список главных сложностей, которые в скором времени могут привести к тому, что рейтинг Великобритании как одной из весьма уважаемых в ученом мире стран (хотя население этой страны составляет менее одного процента от общего населения Земли, британские специалисты "ответственны" за 10 процентов всех публикуемых научных статей) здорово пошатнется. На первое место Рон и ее единомышленники поставили сокращение количества постоянных позиций в институтах и университетах - сегодня подавляющее большинство научных сотрудников работают по двух- или трехгодичным контрактам. Шансы "прописаться" в каком-нибудь институте до пенсии очень малы - фактически, речь идет об одном человеке из нескольких сотен, если не тысяч ученых.
"Вы все время как будто учитесь - работаете в одной лаборатории несколько лет, а потом вынуждены искать себе новое место, часто в другом городе. Фактически, у ученых, в отличие от людей других профессий, нет постоянной работы - в такой ситуации очень сложно планировать семью и вообще чувствовать уверенность в будущем", - объяснила "Ленте.ру" недовольство своих коллег Дженнифер Рон. "Такая система приводит к дисбалансу: у вас есть тысячи молодых ученых с одной стороны, и совсем чуть-чуть профессоров с другой, а середина остается пустой - ставок для тех, кто уже вышел из статуса новичка, но не стал "боссом", нет. А именно эти люди и выполняют львиную часть исследований - они занимаются наукой не ради карьеры, а потому, что им нравится это делать", - добавила она.
Из-за такой неприятной неопределенности множество людей уходят из науки в самом начале своей карьеры - обычно на стадии получения степени доктора философии (PhD - аналог российской степени кандидата наук - прим. "Ленты.ру") или во время первого-второго постдока (тот самый краткосрочный исследовательский контракт, на который ученый должен предварительно найти себе финансирование; обычно это грантовые деньги - прим. "Ленты.ру"). Упрямцы, которые не желают менять профессию, вынуждены эмигрировать из Великобритании в страны с менее жесткими правилами, а точнее, с большим количеством постоянных ставок в институтах.
Впрочем, далеко не все британские ученые полагают, что ситуация настолько печальна. Профессор Ланкастерского университета, физик Питер Макклинток считает, что, хотя у британской науки и есть некоторые сложности, в целом дела в ней обстоят вполне сносно. "Процент статей, написанных британскими учеными, весьма высок, кроме того, именно сотрудники Манчестерского университета в прошлом году удостоились Нобелевской премии", - пояснил "Ленте.ру" свой оптимизм Макклинток. Ученый, уже не первый год имеющий постоянную позицию, не считает малое число постоянных ставок катастрофой: "Такая ситуация - норма для британской науки. Сколько я себя помню, постоянные ставки были только в крупных институтах, и их всегда было очень-очень мало. Так что ничего нового в этом нет".
Ситуация, когда ученый после защиты диссертации может не беспокоиться о своем финансовом благополучии независимо от того, насколько продуктивны его исследования, знакома всем связанным с наукой россиянам старше 40 лет. Тем не менее, Дженифер Рон не опасается, что увеличение числа постоянных ставок приведет к превращению британских институтов в аналоги советских НИИ. "Наличие постоянной работы вовсе не означает отсутствие конкуренции. Например, ученые на таких ставках могут каждые пять лет отчитываться перед специальной комиссией, и если их результаты будут признаны неудовлетворительными, они лишатся своих мест", - на ходу фантазирует Рон. Питер Макклинток согласен с ней: "Сейчас постоянные позиции есть у преподавателей и некоторых крупных исследователей - и этот факт никак не избавляет их от конкуренции. Я бы даже сказал, что эти люди существуют не просто в конкурентной, а в чрезвычайно конкурентной среде", - говорит он.
В других европейских странах, куда британские (а также российские) ученые уезжают в поисках лучшей жизни, ситуация отличается не сильно. Например, в Финляндии шансы получить постоянную позицию составляют меньше 10 процентов, рассказал "Ленте.ру" сотрудник Хельсинского университета, биолог Дмитрий Щигель. "В сущности, все мы работаем на гремучей смеси из уверенности в своих силах и успешности нашей науки и надежды на то, что еще один раз грант или временная позиция достанется именно тебе. Сейчас я работаю в очень хорошей группе, где статистика успеха нетипично высокая, но так не везде", - пояснил ученый и отметил, что финские и шведские ученые точно так же не уверены в своем будущем, как и их британские коллеги.
Надежда получить новый грант во многом мешает нормально выполнять работы, финансируемые из гранта текущего, потому что немалую часть времени ученые тратят на поиск очередных источников финансирования и заполнение необходимых бумаг. Поглощенные этими заботами постдоки последний год своего двухгодичного контракта не могут полноценно заниматься наукой. Руководители групп и профессора тоже уделяют поискам значительную часть своего дня. "Да, заполнение заявок на гранты отнимает много времени - но вот во Франции ученым не нужно так сильно бороться за финансирование, и, тем не менее, их научные результаты не лучше результатов британских ученых", - не соглашается с пессимистичной точкой зрения Макклинток.
В Штатах дела обстоят несколько получше - на науку там выделяется больше денег, и число постоянных ставок в университетах и институтах превосходит европейские показатели. Кроме того, молодые ученые по ту сторону Атлантики отличаются заметно большей активностью, чем в Старом свете - а именно они, в первую очередь, страдают от краткосрочных контрактов. "Дать молодым ученым возможность высказаться - одна из основных целей нашей кампании", - отмечает Рон и поясняет, что активисты не рассчитывают, что их призывы смогут прямо повлиять на решения правительства, так как в Великобритании действует так называемый принцип Холдейна, названный в честь жившего в начале XX века британского политика и философа Ричарда Холдейна.
Холдейн много лет возглавлял различные комитеты, занимавшиеся выделением средств на науку, и в 1918 году один из них постановил, что вопросы распределения финансирования внутри исследовательского сообщества должно решать само это сообщество, а не правительство. Хотя сам принцип Холдейна регулярно подвергается критике, с тех пор, как он был сформулирован, госорганы по возможности не вмешиваются в финансовые аспекты деятельности ученых (не считая, разумеется, принятия решений о размере этого финансирования).
Рон и ее единомышленники рассчитывают, что проводимые ими мероприятия помогут привлечь внимание общества к трудному положению дел в науке и спровоцируют их общественное обсуждение. Science is Vital - не единственное движение, пытающееся изменить ситуацию в британской науке. Самая известная организация подобного рода - это CASE (Campaign for Science & Engineering - кампания в поддержку фундаментальных и прикладных наук), в свою очередь, родившаяся на основе движения SBS (Save British Science - "Спасите британскую науку").
Работающие в Великобритании исследователи нередко состоят в какой-нибудь подобной организации - например, Питер Макклинток состоит в движении CASE. И, несмотря на принцип Холдейна, им удается менять ситуацию. Так, недавно правительство объявило, что в новом бюджете сохранится прежний объем финансирования, выделяемого на науку. "Хотя с учетом инфляции такое решение реально означает примерно 14-процентное уменьшение количества средств, это большая победа", - считает Рон. В том, что для полноценного развития науки в Великобритании, да и в любой другой стране, необходимы дополнительные средства, Питер Макклинток с Дженнифер Рон полностью согласен.