Филип Рот в возрасте 79 лет объявил об окончании писательской карьеры. В интервью французскому изданию Les inRocks он заявил, что вышедший в 2010 году роман "Немезида" - это его последняя книга. Писательству Рот посвятил 50 лет жизни, и американская литература без него так же немыслима, как и он без нее.
Филип Рот - еврейский писатель, этнограф американского местечка, бытописатель поколений, летописец ассимиляции. В конце 50-х он неожиданно ввел в американскую, а затем и мировую литературу специфический мир еврейских кварталов Нью-Джерси, с их особенным укладом, с людьми, которые в Америке пережили гибель европейской еврейской культуры - мир, о котором, не будь Рота, никто за его пределами, возможно, и не узнал бы.
Персонажи книг Рота до того собирательны, что часто кажутся карикатурными, и одновременно до того фактурны, что часто кажутся автобиографическими. Нет такого еврейского типажа, который не отразился бы в героях его романов, со всеми вечными рассуждениями, комплексами и недостатками. При этом Рот сознательно отметал лирическую, горько-комедийную традицию идишской литературы - у него есть сочувствие, но нет пощады.
Возможно, поэтому главный американский еврейский писатель - одновременно и главный анфан-террибль: в синагогах книги Рота только что не жгли, что, разумеется, вызывало все более ожесточенные выпады с его стороны и толкало его на все более смелые эксперименты. Это противостояние, отчасти навязанное, в результате стало локомотивом писательского успеха Филипа Рота.
Наивысшей точкой конфликта стал выход в 1969 году романа "Случай Портного", где внутренний мир отпрыска типичной американской еврейской семьи показывался с изощренной безжалостностью и неслыханной для литературы тех лет откровенностью. Книга принесла Роту мировую славу и определила его творческий путь на десятилетия вперед: без "Портного" не было бы Натана Цукермана, альтер-эго Рота и персонажа девяти его романов, последний из которых вышел в 2007 году.
Филип Рот - американский писатель. Его Саммит-авеню - это не просто улица в еврейском квартале Ньюарка. Это мир, где через дорогу - католический приют, где в трех остановках автобуса - черные районы, где вдалеке видны небоскребы Нью-Йорка. Его книги - про Америку, а его Америка - это Америка середины XX века: страна, вобравшая в себя миллионы людей с разной судьбой, страна величайшего эксперимента по адаптации человека, вдохновленного идеей могущественного и справедливого государства. И одна из самых страшных книг Рота - "Заговор против Америки" - о том, как эта идея разрушается, а государство постепенно, шаг за шагом превращается в тоталитарное, фашистское.
Рот вырос в Ньюарке, и люди, населявшие городок его детства, стали персонажами всех его книг. Дети, спавшие на двухэтажных койках в тесных комнатках домишек, которые в послевоенные годы снимали в окрестностях Нью-Йорка евреи-служащие (сами - дети недавних переселенцев из России, Литвы, Польши, Венгрии), росли и на страницах романов Рота, становились типичными американскими евреями следующих поколений: врачами, преподавателями, литераторами. Их глазами он смотрит на смежные, "внешние", не связанные с еврейством проблемы американского общества - так, в "Людском клейме" Натан Цукерман рассказывает историю университетского профессора, по недоразумению обвиненного в расизме, что едва не разрушило его жизнь.
Поэтому, впервые заговорив в 2011 году о скором завершении писательской карьеры, Рот объяснял: "Мне 78 лет, я уже ничего не знаю о современной Америке. Я вижу ее по телевизору, но я в ней не живу".
Филип Рот - писатель старой школы, старой закалки, старого, верного поколения. Для этого поколения в литературе не было идеалов, зато его идеалом была сама литература - как работа, как способ мышления, как способ существования. Рот проводил за писательской работой каждый день в течение 50 лет, в свободное время преподавал литературу, в оставшееся - читал.
Никакой другой жизни Филип Рот не знал. "Все главы в моей автобиографии будут посвящены тому, как я сижу один в комнате, уставившись в пишущую машинку, - вспоминал он в интервью тридцатилетней давности. - По сравнению с таким бессодержательным повествованием даже Сэмюэл Беккет покажется Диккенсом”. Но и американская литература не знала жизни без Филипа Рота, который за 50 лет написал три десятка романов и бесчисленное количество повестей и рассказов.
Жизнь Рота сконцентрировалась в литературе, в литературных экспериментах, но в них отразилась и жизнь американской литературы. Рот безостановочно пробовал новые формы, испытывал хороший вкус на прочность, проверял границы дозволенного. В 60-х он писал книгу об онанисте, в 70-х - о мужчине, превратившемся в женскую грудь; в 80-х вышел его роман из пяти частей, где каждая противоречила остальным, в 2000-х - антиутопия об американском фашизме. Многие из этих книг стали вехами в американской литературе, работы Рота отмечены всеми мыслимыми литературными наградами - кроме Нобелевской премии, и тот факт, что ее Филип Рот пока не удостоился, считается одним из самых главных недоразумений в ее истории.
Теперь он говорит: "Я отдал роману всю свою жизнь. Хватит! Не хочу больше ни писать, ни читать, даже говорить о литературе не хочу". Вряд ли в этих словах есть обида - Рот не из тех, кто обижается, да и обижаться ему не на что. Может быть, есть усталость - Рот не из тех, кто устает, но все-таки 79 лет не шутка.
Однако, скорее всего, есть ощущение, что свое слово в литературе он уже сказал. "Я не думаю, что еще одна книга что-то изменит, - говорит Рот в интервью Les inRocks. - К тому же новая книга может оказаться неудачной, а кому нужна еще одна посредственная книга?"