В октябре новым руководителем телеканала "ТВ Центр" была назначена заместитель генерального директора ВГТРК Юлия Быстрицкая. В конце декабря стало известно о первых переменах на канале под ее началом: с "ТВ Центра" уволили ведущую Ольгу Бакушинскую, а ее социальное ток-шоу "PRO жизнь" закрыли. Это увольнение стало первым, о котором узнали СМИ (благодаря ЖЖ журналистки), однако далеко не первым внутри ТВЦ. В интервью "Ленте.ру" Ольга Бакушинская рассказала о том, как новое руководство зачищает канал под своих людей, как ТВЦ вслед за ВГТРК берет курс на полную лояльность государству и почему российская журналистика находится в безнадежном положении.
"Лента.ру": Как руководство телеканала формально объяснило закрытие передачи "PRO жизнь" и ваше увольнение?
Ольга Бакушинская: Формального объяснения не было. С новым руководством ТВЦ я не общалась и о том, что нашу программу закрыли, узнала несколько дней назад от своего шеф-редактора. Я разговаривала и с более высоким начальством - никто никому ничего не объяснил. У большинства членов съемочной группы заканчивается контракт, и, в принципе, это хороший повод, чтобы с нами попрощаться. У меня есть какие-то версии, но все они неофициальные. Пришла новая команда, и, по некоторым данным, будет новое социальное ток-шоу, его будут делать просто другие люди, с канала "Россия". Меня, надо сказать, удивляет отсутствие формального объяснения - мне бы хотелось услышать, чем я не подхожу, почему закрывается проект, достаточно успешный и любимый зрителями. Но я не буду добиваться этого объяснения.
Вы считаете, что это связано лично с вами - с вашей позицией, с вашими взглядами?
Я не знаю. Возможно, это отчасти связано с моей позицией, потому что мне не раз и не два говорили, чтобы я аккуратнее вела себя в интернете. Но это все были неофициальные разговоры - никто бумагу с печатью мне не предъявлял. Я могу только догадываться, что моя позиция по ситуации в стране может не нравиться новому руководству. К тому же недавно меня лишили премии, которая у нас практически зарплата, за извинения перед Собчак. Ее сначала позвали в программу, а потом отказали, потому что, очевидно, Собчак находится в стоп-листе (Речь идет о программе, которую Бакушинская намеревалась посвятить погибшей Марине Голуб; после того как руководство ТВЦ запретило ей приглашать в нее Ксению Собчак, Бакушинская извинилась перед Ксенией за "хамство" телеканала - прим. "Ленты.ру".).
Тогда тоже не было никакого объяснения этого отказа?
Не было. Я уже привыкла к тому, что формальных объяснений я не получаю.
Были еще какие-то люди, которые попадали в этот стоп-лист?
Были, но очень мало и только в период выборов. Когда шли выборы в Государственную Думу, можно было приглашать депутатов только из партии "Единая Россия". Но по нынешним временам, я считаю, это ничего. Вообще, у меня была очень свободная по нынешним временам программа, за что я не могу не поблагодарить прежнее руководство. Нас много ругали, нам предъявляли много претензий, но, в принципе, на нас не давили, и мы могли делать практически все, что хотим.
У меня "плохой" по нынешним временам характер: я не вру. Я склонна озвучивать то, что происходит, больше, чем другие люди на телевидении. И я должна отдать должное: моя позиция учитывалась. Руководство ко мне хорошо относилось и понимало, что я могу что-то сделать, а что-то не могу, потому что иначе мне просто будет стыдно смотреть на себя. Можно сколь угодно любить людей, которые способны на все, использовать их, но по большому счету относиться к ним как к расходному материалу. И я очень рада, что ко мне так не относились.
Что касается того, что происходит сейчас, я действительно думаю, что не моя позиция с экрана сыграла решающую роль, а то, что новому руководству нужны везде свои люди. Я таким человеком явно не являюсь. Когда приходит менеджер из большой тройки, у него есть свое видение того, что должно происходить, и более того - есть свои люди, которые могут это исполнить.
Но ведь Александр Пономарев (предыдущий гендиректор ТВЦ) тоже пришел с ВГТРК? Почему с ним не было такого конфликта?
Пономарев меня давно знал, еще по работе в газете ["Комсомольская правда"], и лично ко мне неплохо относился. Он поверил в наш проект, который мы делали долго и делали с нуля. Он мог быть недоволен, но я знаю, сколько он читал доносов на меня от разных людей, и до меня это никогда не доходило. Я хочу сказать спасибо за то, что меня берегли.
В ЖЖ вы написали, что ваш бэкграунд чужд Олегу Добродееву (генеральному директору ВГТРК)? Можете объяснить эту фразу?
Я не государственник, не охранитель. Более того, мне кажется, что я разумный человек, которому многое из того, что происходит, не нравится, и я не стесняюсь об этом говорить. Я не тот человек, который будет делать "Анатомию протеста" или документалку Аркадия Мамонтова. Я не тот человек, который это поддержит. Поэтому, мне кажется, в том тренде, который сейчас мы наблюдаем на ВГТРК, я совсем чужая. Этот вопрос касается не только меня, а очень многих людей, которые не готовы существовать в предложенном формате. Я не думаю, что им что-то объясняется. Людей просто просят выйти и закрыть за собой дверь. Не я первая. Многие программы закрылись, наверное, еще какие-то закроются.
Этот предложенный формат каков? Курс на большую лояльность государству?
Курс на полную лояльность. И не совсем государству. Государство - это все-таки больше, чем его руководство. Государство включает, например, моих зрителей или моих героев, а это совершенно простые люди.
У журналистов ТВЦ, которых увольняют, нет идеи объединиться, как-то громко протестовать против того, что их фактически выдавливают с канала?
Нет, люди на это не пойдут, я точно знаю. Люди сейчас думают, как им выйти из кризисной ситуации (а в СМИ сейчас кризис), как им найти новую работу и прокормить семью. Многие из них получали очень маленькую зарплату, на канале "ТВ Центр" отнюдь не было заоблачных зарплат. Мы все получали деньги, несравнимые с большими каналами.
Вы не общались с Пономаревым после его ухода? Он ничего не объяснял сотрудникам?
Нет. Он просто покинул свой кабинет, и этот кабинет занял другой человек. Никакого общего собрания на канале не было. Он тоже, насколько я понимаю, ничего заранее не знал, и ему предъявили уже готовое решение [совета директоров "ТВ Центра"].
Из вашего описания смены менеджмента на ТВЦ получается, что канал теперь попадает полностью в орбиту ВГТРК.
На ТВЦ пришли менеджеры с ВГТРК, и это было бы логично. Я была бы рада ошибиться, но пока ничто не свидетельствует об обратном. Перемены на канале только начинаются, должно пройти время, чтобы понять, что будет происходить с "ТВ Центром". Я думаю, что в ближайшие 3-4 месяца мы это узнаем.
С чем, как вам кажется, связано решение о смене руководства? ТВЦ - это канал московского правительства, поэтому, когда туда направили менеджмент с ВГТРК, в СМИ пошли разговоры, что это связано с предстоящими выборами мэра - якобы таким образом хотят обеспечить победу Сергею Собянину.
Я думаю, что в московском региональном телевещании куда большие надежды возлагаются на канал "Москва 24": он был создан с нуля, в него были вложены большие деньги. Я бы остереглась говорить о том, что теперь "ТВ Центр" будет затачиваться именно под Собянина. Ничто не свидетельствует об этом, скорее наоборот. Я думаю, что канал будет затачиваться под более статусных людей.
Под Путина?
Да, под Путина, например. Хотя, с другой стороны, под Путина и так уже все каналы заточены, кроме какого-нибудь Discovery.
Зачем тогда Путину еще один канал, который и так уже принадлежит московскому правительству? Что это - паника власти, боязнь потерять контроль?
Многие либералы любят писать в социальных сетях: эта власть переживает последние месяцы, у них все плохо, это агония. Я не столь оптимистично настроена. Мне кажется, что у нашей власти все хорошо и большие перспективы, более того, у нее есть большая поддержка среди населения.
Речь идет не о том, чтобы получить контроль над еще одним каналом - речь идет о том, чтобы получить контроль над всеми средствами массовой информации. Так, как это было в советское время, когда не было ни "Дождя", ни "Эха", ни The New Times, когда все более или менее переписывали газету "Правда". Это грустно для журналистов, которые хотят работать честно и говорить о том, что происходит, а не о том, что хочет видеть власть. Я думаю, что сейчас для них приходят черные времена.
Мне не хочется, чтобы журналистика становилась служанкой идеологии. Многие журналисты сейчас начинают рассуждать: мне все равно, что делать, у меня нет своей позиции, у меня есть только моя зарплата. А если ты говоришь то, что думаешь, тебя немедленно записывают в оппозиционеры. Я часто сталкиваюсь с этим в социальных сетях. Когда ты говоришь: "Ребята, вот это нехорошо", - тебе сразу пишут: "У-у-у, да вы либерал". Это очень смешно - в отсутствие нормального политического спектра все, кто говорит разумные вещи, автоматически становятся революционерами и либералами.
Вы участвовали в протестных акциях в этом году?
Да. Я была на Болотной, была на Сахарова, на "Марше миллионов" в июне. Я ходила не за кого-то, я ходила за себя, за своего ребенка. Нас очень часто обвиняют в непатриотизме, но, мне кажется, я ходила именно из патриотизма. Мои предки родились в России, они много сделали для этой страны, они думали, что когда-нибудь я буду жить хорошо. Но, к сожалению, кони все скачут и скачут, а избы горят и горят. Люди, которые стояли рядом со мной на этих митингах, приходили по той же причине. Они, может быть, не хотели заниматься политикой, но политика пришла в их дом.
В эфире вы когда-нибудь упоминали отношение к происходящему в стране?
У меня не политическая программа и не тот формат, где я могла бы выражать свое отношение к текущим событиям. Однако странная вещь: можно говорить о врачебной ошибке, можно говорить об отсутствии отопления при минус 40, можно говорить о том, что девушке упала на голову плита по вине ЖКХ - и это все равно все упирается в коррупцию. А коррупция - это уже политика.
У нас был жуткий выпуск о том, как женщина случайно попала в вытрезвитель в провинции и там ее изнасиловали работники вытрезвителя. Она не может добиться правды и не может получить какую-то поддержку правоохранительных органов, потому что ее изнасиловали правоохранительные органы. И если начинаешь об этом говорить, трудно уже назвать такой формат неполитическим. В этом смысле я выражала свое отношение в эфире. Иногда приходили недовольные отклики от тех, кто упоминался в программах, доносы на меня Пономареву - притом что программа не политическая. Формат нашей программы - это происшествия с маленьким человеком.
И как маленький человек чувствует себя в нынешних условиях?
Ужасно. Столько боли, сколько я видела на своей программе… Я стараюсь относиться к этому как врач: если он будет умирать с каждым больным в реанимации, он не выживет. В Москве еще можно чего-то добиться - обратиться к чиновникам, например. Когда человек оказывается в маленьком городке с одним феодалом, он практически пропал. В основном наши герои - люди из провинции, и я вижу, что им очень плохо. Но, как известно, наш народ терпелив, поэтому они пытаются чего-то добиться в наших судах, пытаются что-то сделать, пойти на телевидение. Но я мало чем могу им помочь. Я могу пересчитать по пальцам случаи, когда наши эфиры кому-то помогали сдвинуть дело с мертвой точки. Ощущение полного болота.
То есть СМИ не могут ничего изменить?
Нет. Это мое глубокое убеждение. Когда я начинала работать в журналистике - "Ого! О нас написали статью в 'Комсомольской правде'!" - сразу все бегали, пытались что-то решить. Сейчас - ничего, глухо. Можно лечь костьми на съемочной площадке, кричать, обращаться к кому угодно, называть конкретные фамилии - полное ощущение, что называешь эти фамилии стене.
С чем связан такой кризис журналистики?
Мы сами виноваты. Когда все это еще начиналось, Путин сказал что-то вроде: "Журналистика - как девушка, она должна сопротивляться мужскому натиску". Я не помню точно эту фразу, но смысл был таков. А если девушка, извините, всем дает, то, соответственно, ее все и употребляют. Я глубоко уверена, что журналистика сама легла, расслабилась и получила удовольствие. В 2000-е годы многие журналисты, в том числе и с именами, в сущности, продали свою профессию - и за большие деньги.
У меня даже нет по этому поводу никакой грусти, потому что это объективная реальность, ее уже не изменить. Молодые журналисты, которые сейчас только собираются стать кем-то, очень часто говорят: "А где больше платят? А что нужно сделать, чтобы больше заплатили?" У них нет вопроса, что нужно сделать, чтобы осуществить себя профессионально. Я вижу, конечно, молодых журналистов, которые этого не хотят, но это не мейнстрим.