Российский оппозиционер Александр Долматов, покончивший с собой в голландском Роттердаме, начал «странно вести себя» в ноябре 2012 года. В интервью «Ленте.ру» адвокат Долматова Марк Вейнхаарден пояснил: это проявилось в том, что его клиент неожиданно перестал говорить о российских спецслужбах (прежде он был «открытым»), а вскоре и вовсе исчез — связаться с ним защитник больше уже не смог. Вейнхаарден также отметил, что Долматов был вне доступа даже в тот момент, когда местные власти отказали ему в предоставлении политического убежища. Подавать апелляцию на это решение адвокату пришлось по собственной инициативе — без консультации с клиентом.
Александр Долматов покинул Россию после обысков по делу о беспорядках на Болотной площади. Не дождавшись, пока в «болотном деле» следователи присвоят ему какой-либо статус, активист «Другой России» направился через Киев в Нидерланды. В Голландию он въехал 9 июня 2012 года. «Лента.ру» выяснила у Марка Вейнхаардена (Marq Wijngaarden), почему из лагеря беженцев Долматова перевели в тюрьму, в чем заключалась ошибка голландских властей и как активист жил в эмиграции.
«Лента.ру»: Как вы стали представителем Долматова? Как он впервые с вами связался?
Марк Вейнхаарден: У меня хорошо известная адвокатская контора в Нидерландах. Долматову посоветовали с нами связаться и попросить представлять его интересы.
То есть он связался с кем-то в Нидерландах — и уже эти люди посоветовали ему обратиться к вашей фирме?
Да, это так.
Вы можете сказать, с кем он изначально связался в Нидерландах?
Нет, это конфиденциальная информация.
Долматов писал своим друзьям, что рассмотрение его просьбы о предоставлении убежища было отложено. Это так?
Нет, это абсолютно не так. В действительности, ему отказали в убежище. Я пригласил его в свой офис, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Он не пришел. Я не смог с ним связаться, потому что он не брал трубку и не реагировал на мои смс, он не ответил на письма, и в последний день, когда это было возможно, я обжаловал отказ в предоставлении убежища. Это означает, что он по голландским законам все еще легально находился в стране: если вы обжалуете решение, то это приостанавливает силу решения об отказе в убежище — и вы можете оставаться в Нидерландах. Это я сделал в прошлую пятницу [11 января] — последний день, когда можно было подать апелляцию, потому что не смог с ним связаться.
Почему его поместили в депортационный центр?
Это произошло по ошибке голландских властей.
Как это случилось?
Я не знаю, но в воскресенье [13 января] полиция решила, что они выяснили, будто он нелегально находится в Голландии, то есть что он не подавал апелляцию. Очевидно, они не знали, что апелляция была подана за два дня до этого.
То есть ошибку совершила полиция?
Либо полиция, либо иммиграционная служба. Никто, кроме полиции или иммиграционной службы, не производит подобных проверок. Кто-то совершил ошибку, отметил, что он нелегально находится в Нидерландах. Но он находился легально. Вы первый журналист, с которым я разговариваю после того, как получил разрешение [на это] от его матери.
Где Долматов дожидался решения своего запроса об убежище? Мог ли он покидать центр для беженцев и свободно передвигаться по стране?
Обычно, если вы получаете отказ в убежище и подаете апелляцию, вы просто живете в центре для беженцев, можете спокойно передвигаться по Нидерландам, идти, куда вы заходите. Нужно отмечаться раз в неделю — для того, чтобы оставаться в системе. В остальное время вы предоставлены сами себе. Александр был задержан.
Когда он точно был задержан?
М-м-м... В прошлое воскресенье [13 января 2013 года].
Как часто вы его навещали в центре для беженцев?
Всего семь раз (речь идет именно о центре для беженцев — прим. «Ленты.ру»).
Как он себя чувствовал? Был ли он в депрессии?
Что-то очень странное случилось. Прежде он всегда открыто говорил о том, что произошло, о своих контактах с российскими властями и российскими агентами.
Вы имеете в виду ФСБ?
Да, ФСБ и аналогичные спецслужбы. Затем однажды, в ноябре [2012 года], он пришел в мой офис — тогда уже была опасность, что ему откажут в убежище, и я собирался обсудить с ним это. [И тут] он внезапно перестал говорить о русских спецслужбах и людях, которые работали там и кого он знал. Ранее он спокойно говорил об этом. Он объяснил только, что в России — это серьезное преступление, это считается разглашением гостайны, и что он больше не может об этом говорить (Долматов в России работал ведущим конструктором на закрытом ракетном предприятии ОАО «Корпорация «Тактическое ракетное вооружение», у него был самый низкий уровень допуска к гостайне — прим. «Ленты.ру»). Я спросил его об этой перемене [в настроении], поскольку раньше он был очень открытым, а теперь избегал зрительного контакта, все время смотрел в пол. Я спросил: что случилось? Что-то случилось, что заставило вас изменить поведение? С вами связывалась ФСБ? Он сказал: «Нет, нет, нет, нет». И объяснил, что просто изменился со временем. Его поведение изменилось драматически. Мое личное заключение — с ним что-то случилось, что заставило его измениться, и я думаю, что самым логичным выводом будет то, что с ним недавно связывались из ФСБ.
Как выглядит лагерь для депортируемых? Это тюрьма? У него была возможность пользоваться мобильным телефоном?
Это как тюрьма. В лагере нельзя пользоваться мобильным телефоном.
Это было в Амстердаме или в Роттердаме?
В Роттердаме.
А жил он в Амстердаме, как ранее сообщалось?
Нет, он жил в центре для беженцев в окрестностях Роттердама.
То есть он все это время жил в Роттердаме, а затем его выдворили из центра для беженцев и переместили в лагерь для депортируемых?
Сначала полицию вызвали (речь идет о событиях, случившихся в воскресенье, 13 января — прим. «Ленты.ру»), потому что он попытался покончить с собой.
А что о двух других попытках самоубийства?
Нет, я знаю только об одной [попытке самоубийства] — в воскресенье.
Расскажите о предсмертной записке, которую оставил Долматов.
Единственное, что я знаю о предсмертной записке — это что она была адресована семье. Я знаю, что он попросил, чтобы его тело перевезли в Россию. И я знаю, что российские власти уже работают над этим.
Кто нашел записку?
Я не знаю. Идут расследования, одно ведет специальный комитет по психическому здоровью и еще одно — голландская полиция.
Когда он впервые попытался покончить с собой?
Насколько я знаю, это было в воскресенье.
Он в этот момент был уже в лагере для депортируемых или еще в центре для беженцев?
В центре для беженцев.
Была только одна попытка?
Я не знаю.
Каким образом он пытался покончить с собой? По нашим данным, он пытался перерезать вены, это так?
Я не знаю.
А какова причина его смерти?
Того, что произошло в четверг [17 января] утром? Он повесился.
Он повесился у себя в камере?
Очевидно, да.
После того, как он впервые попытался покончить с собой, он встречался с психологами?
Его осматривал врач — не думаю, что это был психолог, но я не уверен — в понедельник, и доктор решил, что ему не требуется госпитализация, поэтому его поместили в лагерь для депортируемых. Сначала — в воскресенье — его забрала полиция (речь идет о вызове полиции из-за попытки самоубийства — прим. «Ленты.ру»), в понедельник его осмотрел врач, который решил, что состояние его психического здоровья — не основание для госпитализации. И полиция взяла его под стражу, но теперь не из-за его здоровья, а из-за иммиграционных законов.
Его забрала полиция в тот же день, когда он попытался покончить с собой?
Да, как я узнал.
Когда вы видели его в последний раз?
В последний раз я видел его в ноябре.
В лагере в Роттердаме — он ожидал депортации?
В действительности, это депортационный центр, расположенный на авиационном поле.
Он ожидал там депортации?
Да, это место, где люди ожидают депортации.
Депортация была неизбежной?
Нет, это не так. Депортация была бы незаконной, так как у него были все основания находиться в Голландии. Они допустили ошибку.
Если предположить, что его бы поместили в депортационный лагерь на законных основаниях...
Но они не должны были туда его помещать. Они считали, что он не подавал апелляцию, тогда как он ее подал — я сделал это за него.
Людей из этого лагеря всегда депортируют?
Да, это последнее место перед тем, как людей высылают из страны на самолете.
То есть пути назад нет?
Да, обычно нет. Но если бы я знал, что он находится там, то я бы исправил все с помощью одного телефонного звонка.
Могли его депортировать в Россию?
Да, могли. Собственно, они это и собирались сделать.
Но это же противоречит Конвенции ООН о беженцах.
Нет, это работает, только если вам дали убежище. Если прошение об убежище было отклонено, то вы не считаетесь беженцем и можете быть депортированы на родину.
То есть он ожидал депортации в Россию?
Это то, что они фактически должны были сделать, и это было противозаконно, потому что у него было право тут находиться. Апелляция — это простая вещь. После того как вы ее подаете, начинается процесс, и он длится три-четыре-пять месяцев. Вы можете находиться в это время в стране легально, и он должен был оставаться в центре для беженцев. Но из-за ошибки полиции — они думали, что он не подавал апелляцию — его поместили под стражу, чтобы депортировать.
Друзья Долматова рассказывали, что он жаловался на голландские власти, которые расспрашивали его о работе на российском оборонном заводе.
Нет. Насколько я знаю, в своем заявлении на получение убежища он указал, что не может говорить о том, над чем работал в России, и его требование соблюдали. Его не расспрашивали подробно, на какое предприятие он работал. Когда его спросили, чем он конкретно занимался на работе, он ответил, что не может рассказать об этом, и никаких вопросов за этим не последовало. Правда, это не значит, что какие-либо другие люди не спрашивали его об этом, у меня таких данных нет.
Его ведь задержали не из-за того, что он отказался рассказывать о своей работе?
Нет, это не так.