Одной из главных больниц Петербурга грозит расформирование, а на ее территории могут построить специализированное медицинское учреждение для сотрудников Верховного и Высшего Арбитражного судов. Документ, подписанный главой Управделами президента России Владимиром Кожиным, предписывает городским чиновникам в кратчайшие сроки подготовить предложение по переводу отделений 31-й городской больницы в другие помещения. Пациенты, врачи, волонтеры и горожане встревожены: в больнице, помимо прочего, работает высокотехнологичный онкоцентр, где успешно лечат тяжело больных детей; в случае переезда сохранить качество медицинской помощи вряд ли удастся. «Лента.ру» побывала в больнице и выяснила, что о возможном переезде думают врачи, родители больных детей и тесно связанные с онкоцентром волонтеры.
Городская клиническая больница №31 расположена в Санкт-Петербурге на Крестовском острове — по соседству с резиденциями Управления делами президента. Крестовский остров — зеленая зона между двумя рукавами Невы; земля в этих местах стоит дорого. Здесь, совсем рядом с пляжем Финского залива, идет многомиллиардная стройка футбольного стадиона «Зенит-Арена», которую в сентябре 2012-го жестко раскритиковал премьер Дмитрий Медведев. Здесь же расквартированы судьи Конституционного суда — их переезд в Петербург в 2007 году сопровождался скандалом: чтобы построить элитное жилье для представителей судебной власти, было решено снести детский дом, ясли и общежития завода «Красное знамя».
Слухи о том, что больница №31 может быть расформирована, появились еще в декабре 2012 года. Врачи утверждают, что впервые услышали о планах властей от более информированных родителей пациентов, забивших тревогу. На слухи обратили внимание депутаты городского законодательного собрания — и направили в начале декабря 2012-го запрос губернатору Георгию Полтавченко. 21 декабря Полтавченко официально ответил, что вопрос закрытия больницы не рассматривался.
Между тем, в начале января 2013-го был опубликован протокол заседания межведомственной рабочей группы по обеспечению переезда Верховного и Высшего арбитражного судов в Петербург. На бумаге, датированной 13 декабря, стояла подпись руководителя Управделами президента Владимира Кожина; документ предписывал в двухнедельный срок проработать варианты размещения судейских медучреждений на базе 31-й больницы с ее предстоящей реконструкцией. Согласно протоколу, со стороны городской администрации на заседании присутствовали вице-губернаторы Игорь Метельский, курировавший строительство и недвижимость (вскоре ушедший в отставку), и Ольга Казанская, которая отвечает за социальные вопросы. В центре внимания общественности сразу же оказалось уникальное отделение детской онкологии 31-й больницы, где лечат тяжело больных детей. Когда скандал вокруг больницы стал набирать обороты, губернатор призвал «не спекулировать на проблеме» и заверил, что в любом случае интересы больных детей непременно будут учтены.
Городская клиника №31 была основана в конце XIX века; вскоре после прихода к власти большевиков она сменила название с больницы общины святой Евгении на больницу имени Я.М. Свердлова. В советские времена здесь обслуживалась партийная элита, но в перестройку «Свердловка» стала одним из символов новой социальной политики. В 1990 году номенклатурное учреждение преобразовали в «Клинический центр передовых медицинских технологий», где стали лечить детей и пенсионеров. Отделение детской онкологии и гематологии (входит в состав центра онкогематологии при больнице) появилось около 20 лет назад — его основала и возглавила детский врач Маргарита Белогурова.
Сюда принимают пациентов с самыми тяжелыми формами раковых заболеваний. В 31-й больнице есть вся современная диагностическая техника, дорогие установки для лучевой терапии, радиоизотопная лаборатория, реанимационная техника для точной хирургии. Все это собиралось по крупицам, больница обустраивалась долгие годы — последний ремонт в клинике закончили только в сентябре 2012 года. Сейчас из отделения детской онкологии выходят здоровыми около 75 процентов пациентов, тогда как на заре своего существования оно работало фактически как хоспис — с пятью процентами излечившихся. Лечение здесь производят по стандартному медицинскому полису, то есть совершенно бесплатно — и это важное обстоятельство для тех горожан, которые не могут себе позволить зарубежных врачей.
Практически все собеседники «Ленты.ру» — и родители пациентов, и медицинский персонал, и волонтеры благотворительных фондов — говорят, что появление единственного в регионе общедоступного высокотехнологичного онкологического центра стало плодом многолетнего труда всего коллектива врачей, которые при любой возможности привлекают средства благотворительных фондов или частных спонсоров. «Если бы они не были такими классными, они бы не притянули столько людей, которые им помогают,» — примерно в этих словах выражается общее мнение. Почти у каждого помещения в детском отделении висит металлическая табличка с дарственной надписью. Например: «Эта процедурная отремонтирована и оборудована людьми, которые очень любят детей».
Сегодня в детском отделении на лечении состоят 36 детей — от грудничков до подростков. На частные средства здесь организована просторная игровая зона: большие окна выходят в парк, на аккуратных полках — настольные игры и конструкторы Lego, на стене — плазменный телевизор с солидной диагональю. Игровая притягивает детей, которые могут самостоятельно передвигаться по отделению, хотя бы толкая перед собой капельницу. От лежачих больных день и ночь не отходят родители. В основном это мамы, которые, кажется, чуть спокойнее своих мужей переживают семейную беду.
«Городские власти обещают, что в результате переезда дети не пострадают, но ведь они уже страдают! Врачи помимо своей тяжелой работы занимаются сбором подписей, разговаривают с фондами, с правозащитными организациями. Родители тоже пишут письма Путину, Медведеву, Кожину, [министру здравоохранения Веронике] Скворцовой, [уполномоченному по правам ребенка Павлу] Астахову, судьям — кому угодно. Один из родителей всегда выбит из колеи. Я ухожу гулять с ребенком, а жена сидит за компьютером, читает новости, а потом — наоборот», — Александр Кузьмин, отец восьмимесячного Алексея, поправляет очки, потирая виски. На стене палаты висит иконка. Мужчина говорит, что за последние полтора месяца не только начал разбираться в медицинских терминах, но и поверил в бога.
Алексей попал в 31-ю больницу в начале декабря вскоре после операции на головном мозге. Ребенок прошел курс химиотерапии. На днях его ждет следующий, более тяжелый. Пока маленький Алексей опирается на перильца кроватки, смеясь и роняя соску, Александр выговаривается. «Понимаете, перевести нас в любую другую городскую больницу — все равно что вынести больных детей на лед Финского залива. Так даже честнее будет, а результат тот же, — говорит отец Алексея. — Если есть желание и срочная необходимость куда-то перевести детей, сделайте это по-людски, а не в авральном порядке, абы куда. Нужно строить новое здание онкологического центра, советуясь с нашими врачами, узнавая, что нужно для здоровья пациентов. Чиновники не воспринимают всерьез, что 31-я больница — единственное в своем роде медицинское заведение на Северо-Западе. Здесь есть лаборатория крови, которая выдает анализы в течение получаса. Это многопрофильная клиника, где всё лечат под одной крышей. Случись что — в соседнем здании реанимация, весь персонал обучался в Европе, работает оперативно».
Александр Кузьмин с женой и их соседи по больничному коридору направили письма практически всем чиновникам, которые могли бы повлиять на ситуацию (ответов пока не получили), и подписали петицию, обращенную непосредственно к Владимиру Путину. Кажется, что в своих рассуждениях родители пациентов больше полагаются на веру в удачное разрешение ситуации, чем рационализируют проблему — история с переводом детей в другие больницы кажется им абсурдной, и в этих обстоятельствах они предпочитают во всем слушаться врачей.
Медики говорят: вопрос не в наличии свободных коек для пациентов, а в комплексной терапии, особых условиях для онкологических больных и специальном оборудовании, которое порой вовсе невозможно перевезти на новое место. Например, нельзя демонтировать и переместить в другую больницу аппарат в радиоизотопной лаборатории, интегрированные операционные. За последние несколько лет в больницу было вложено 200 миллионов рублей бюджетных средств, еще больше поступило спонсорской помощи. Сотрудники отделения по-разному высказываются о ситуации: пожилые санитарки улыбаются и не верят, что больнице придется съехать: «Народ — это сила, а тем более — общественное мнение. Люди отсюда не уйдут. И что дальше — они ОМОН пригонят, что ли?» Врачи занимают более активную позицию: «Если говорить прямо, заведомое ухудшение условий лечения — это возможное убийство пациентов. Значит, во-первых, власть нужно осведомить об этом. Второе — общество должно быть в курсе, на что идут деньги налогоплательщиков. Третье — пациенты этой больницы, дети и взрослые, лишаются своего конституционного права на медицинскую помощь, — говорит один из врачей отделения детской онкологии. — Нужны конкретные действия по информированию, по протесту, а не эмоции и версии».
У завотделением детской онкологии Маргариты Белогуровой постоянно звонят телефоны. Она отвечает по рабочим вопросам, а журналистов просит перезванивать, сетуя, что скандал вокруг больницы мешает лечить пациентов. В ее маленьком кабинете стол, кресло, книжный шкаф с профессиональной литературой и детские игрушки. Над компьютером доктора Белогуровой висит распечатанный лист с фразой: «Если в душе недовольство — определи фактор, нарушающий гармонию, и устрани его».
Белогурова, как и другие врачи, в комментариях сдержанна.
Уже после того, как скан протокола совещания в Управделами президента попал в СМИ, а в ЖЖ стали распространять пост под заголовком «Российские чиновники всерьез принялись за детей», в блогах и социальных сетях появилась информация о том, что на врачей давят сверху, требуя прекратить контакты с журналистами. Сотрудники отделения это не подтверждают, но и не опровергают; впрочем, от общения с прессой не отказываются.
«Как [вице-губернатор Петербурга по социальным вопросам и демографической политике Ольга] Казанская может просить нас не высказываться? У нас же не крепостное право. Она просто высказала недовольство некоторыми словами родителей. Например, у нас есть замечательная бабушка, которая говорит: «Заведующая каждый день плачет…» Ну что это? Я, наоборот, сдерживаю эмоциональный накал, потому что эмоции — плохой советчик в любом деле, — говорит Белогурова. — Ольга Александровна полтора часа пыталась нам объяснить необъяснимое — почему больница [для судей] нужна именно здесь. В городе полно места, на острове тоже земля есть. Но на этот вопрос, видимо, ни у кого нет ответа». Белогурова не верит, что идея разместить стационар для судей исходила от городских властей: «В комитете по здравоохранению работают врачи, которые понимают ситуацию».
Новость о том, что принято решение о строительстве нового онкологического центра, озвученная городскими властями на фоне скандала с расформированием 31-й больницы, стала для заведующей отделения детской онкологии сюрпризом. Никого из сотрудников ее отделения об этом не оповестили, как не включили коллег Белогуровой и в губернаторскую комиссию, которая должна оценить возможность перевода 31-й больницы в другое место. «Пока еще ничего не решено, но я очень надеюсь, что шумиха заставит принять взвешенные решения и, упаси Господь, не навредить детям и больным в других отделениях», — говорит Белогурова.
Отделение детской онкологии, по мнению Маргариты Белогуровой, привлекло особое внимание общественности не только в силу специфики темы. «Наше отделение — может быть, самое дружное в больнице, и сообщество онкологов в России очень тесное. Мне звонили обеспокоенные коллеги, они готовят сейчас заявление от профессионального сообщества. Поймите, даже в нашей стране, где сложно складываются отношения с властью, никто на улицу детей выкидывать не будет», — говорит Белогурова. И заключает: «Онкологический центр надо делать, безусловно, но по уму и не спеша, с привлечением специалистов. Питер достоин иметь специальный центр детской онкологии. Но нам даже сроки не могут обозначить — если больницу надо будет покидать, каким временем мы располагаем для переезда? Полгода? Год? Два? Это мой единственный вопрос — если решение о закрытии больницы неизбежно, сколько у нас есть времени? Но решение же еще не принято».
Координатор программ благотворительного фонда «Адвита» Елена Грачева работает волонтером уже восемь лет, в том числе и в 31-й больнице, куда постоянно приходят ее коллеги и единомышленники — помогают родителям, играют с детьми. По основному роду занятий Грачева — преподаватель и филолог: она работает учителем русской литературы в Санкт-Петербургской классической гимназии и сотрудничает с киноведческим журналом «Сеанс». Фонд, в котором она работает, считается одной из самых эффективных волонтерских организаций; «Адвита» не давит на жалость при поиске спонсоров и отвергает принцип «вышибания слезы», а призывы вроде «Дайте три миллиона, а то этот ребенок умрет» в организации и вовсе запрещены.
Ситуация с 31-й больницей Грачевой кажется непонятной, а последствия решения о переводе больницы — страшными. «Почему врачи и пациенты вообще должны переезжать? Точка зрения, что судьи должны лечиться в особом, выстроенном за забором стационаре — это советское наследие, — разводит руками Елена. — Есть в Петербурге президентский медицинский центр, загруженный всего на 20 процентов, есть простаивающая больница МЧС. В цивилизованном мире нельзя предположить, что чиновники должны учиться и лечиться в отдельных заведениях».
Взгляд Елены Грачевой на проблему — это, с одной стороны, точка зрения внешнего для больницы человека, с другой стороны — мнение крайне осведомленного эксперта. Она подробно перечисляет, какую дорогостоящую технику и аппараты нельзя будет перевезти в другие городские больницы, и описывает ситуацию, при которой больному ребенку придется ежедневно ездить через весь город на лучевую терапию. Здесь Грачева не сдерживает слез. Детей из 31-ой облучают в городском онкоцентре на Березовой аллее, это 10 минут по парку. Другой лучевой центр есть только в поселке Песочное.
«Почему город должен терять 400 высокотехнологичных коек? И не только детскую онкологию, а всю больницу? Людей не удивляет сам факт наличия номенклатурной больницы. Я думаю, что постсоветский человек деморализован — у нас слишком большой комплекс жертвы. Люди не верят, что можно решать проблемы сообща. А благотворительные фонды — это общественные службы взаимопомощи, которые возникают там, где не справляется или не успевает неповоротливая государственная машина, — говорит Елена. — Если пропал человек — звоните в «Лизу Алерт», у вас приемный ребенок — в «Родительский мост», если друг потерял документы — в «Ночлежку». Это система безопасности общества».
Грачева также считает, что городские чиновники не заинтересованы в расформировании больницы: «Я думаю, ни Казанская, ни Полтавченко не хотят отдавать больницу. Двухнедельный срок по тому протоколу заседания уже истек. Если бы они хотели принять такое решение, оно бы уже было принято. И в каждом интервью говорят — еще ничего не решено. Только что в больницу были вложены сумасшедшие деньги, это означает, что городские власти совершенно не представляли, что произойдет. У нас на руках есть только одна вещь — в опубликованном протоколе присутствует фраза о социально-бытовом обеспечении, об объектах торговли. Мне кажется, здесь решения завязаны на Управделами президента, как и все, что творится на Каменном острове (больница расположена на Крестовском острове, а правительственные дачи — на Каменном; острова находятся рядом — прим. «Ленты.ру»). Если бы больница находилась в Купчино, ее бы никто не тронул».
В то же время в Управделами президента утверждают, что разместить судей на территории 31-й больницы предложила именно администрация Петербурга. Окончательное решение о судьбе передового онкоцентра и клиники в целом еще не принято — и на фоне возникшего общественного резонанса (за больницу вступились даже представители Русской православной церкви) оно выглядит совсем неоднозначно. Свои итоговые рекомендации на тему того, где же все-таки следует размещать в Петербурге больницу для судей, специальная комиссия — как раз та, куда не вошли представители 31-й клиники — примет 25 января 2013 года.