С февраля 2013 года на телеканале НТВ выходит политическое ток-шоу «Железные леди», которое ведут Тина Канделаки и главный редактор Russia Today Маргарита Симоньян. «Лента.ру» поговорила с Симоньян о том, почему в эфире она даже не пытается быть беспристрастной и объективной. Главред RT уверена, что российскому телевидению нужно ориентироваться на американские телеканалы, где ведущие уже давно не играют роль рефери в футбольном матче, но отстаивают собственную позицию.
Симоньян отказывается называть Russia Today пропагандистским каналом, несмотря на то что на деньги российского бюджета это СМИ пытается сформировать в США «альтернативную информационную повестку». «Мы даем позицию, альтернативную мейнстриму, и только на этом мы зарабатываем аудиторию», — объясняет Симоньян. Аудитория RT в США — там канал смотрят леваки и прочие «борцы с системой» — довольно солидная. По словам Симоньян, этот ресурс Россия должна использовать во время следующей информационной войны, чтобы не проиграть ее, как это произошло в 2008 году во время событий в Южной Осетии.
Главный редактор RT ничего страшного в ангажированности изданий и журналистов не видит. Для НТВ, например, главное — бизнес, поэтому каналу можно показывать скандалы и криминал, если это нравится аудитории, уверена она. При этом Симоньян считает, что и ее канал, существующий на государственные деньги, не должен заботиться о просвещении и общем уровне телезрителей. Поэтому она, например, с удовольствием показывает интервью с бывшей женой Рустема Адагамова, которое содержит намеки на сексуальное преступление, якобы совершенное Адагамовым в Норвегии. Сама Симоньян, впрочем, предпочитает Маркеса Дэну Брауну, а необъективным СМИ — «Коммерсантъ» и «Ведомости».
«Лента.ру»: Как вы оцениваете первые выпуски вашей передачи «Железные леди»?
Маргарита Симоньян: Я пока их никак не оцениваю. Это только руководство НТВ знает, что именно они хотят от передачи — больше высоких цифр или чтобы был некий статус у программы. Мне кажется, мы обязательно должны брать полемичные темы, и поэтому мне тема первой передачи кажется неудачной. Какую полемику можно устроить об упавшем [под Челябинском] метеорите? Поэтому передача была больше похожа на итоговую новостную программу.
Мы же идем к выработке формата острого дискуссионного политического ток-шоу. Соответственно, темы, мне кажется, у нас должны быть такие, которые вызывают конфликтные мнения у разных слоев общества. В этом смысле вторая программа (она была посвящена уходу из Госдумы депутата Владимира Пехтина, у которого нашли незадекларированную недвижимость в Майами — прим. «Ленты.ру») была значительно лучше, так как там было о чем и с кем поспорить.
Но во второй передаче вы вдвоем — особенно вы — просто нападали на справороса Илью Пономарева. Это такая стилистика? Получается, первое название программы — «Кавказские овчарки» — было более подходящим в этом смысле?
Я думаю, что если бы осталось название «Кавказские овчарки», то вы бы меня спросили: а почему вы согласились на такое название — не очень ласковое, скажем так?
Вот вы не очень ласково с Пономаревым обошлись, а с депутатом от «Единой России» Андреем Исаевым было совсем не так.
Я и не собиралась делать вид, что я вся из себя объективная. Я вообще не считаю, что ведущий должен быть обязательно объективным. К примеру, на американском телевидении это совершенно не так, это метода британского и в целом европейского телевидения. Я нападала на Пономарева больше, чем на Исаева, потому что идеи Исаева мне ближе, а что в этом такого? Я буду защищать те идеи, которых придерживаюсь сама, и не буду делать вид, что мне все равно. Наша передача совершенно не претендует на беспристрастность.
Разве это правильно?
А почему неправильно? Потому что так учат на «Би-Би-Си»? На Fox News, MSNBC нет беспристрастности. На CNN как бы есть, и все американские эксперты говорят, что именно поэтому CNN теряет аудиторию. В прошлом мае у них была самая маленькая аудитория в прайм-тайм за последние 25 лет. Это потому что вкусы у людей меняются, они уже хотят от ведущих (а не только от гостей) жестких полемичных мнений, а не попытки быть взвешенными. Поскольку я считаю, что американское телевидение точно в авангарде и нам до него очень далеко, и европейскому тоже, то мне кажется, что мы должны хотя бы попробовать следовать за авангардом. На нашем же телевидении все еще бытует старая европейская практика, что ведущий должен быть над схваткой, что он не должен выражать мнений.
Так к нашему ТВ, наоборот, основная претензия со стороны той же оппозиции, что на нем не беспристрастные ведущие, а Петр Толстой.
Вы телеканал «Дождь» давно смотрели? Посмотрите, какие вопросы и каким тоном на Hard Day's Night задавали мне, а какие — Познеру. Там что, беспристрастные ведущие? Ну о чем вы говорите?
Я про «Дождь» ничего и не говорил.
Вы приводите в пример каналы, которыми недовольна оппозиция. Беспристрастных ведущих в том смысле, в котором вы говорите, у нас нет нигде, но и небеспристрастных, о которых я говорю, тоже нет нигде. Петя Толстой, кстати, скорее был исключением, но его больше нет в эфире, а моя подруга Ирада Зейналова гораздо более объективистски делает программу [«Воскресное время» на Первом канале]. У нас ведущие всех каналов имеют какие-то взгляды, но при этом пытаются делать вид, что они объективны. Вот это мне не нравится, ведь ты такой же участник дискуссии, как и гости.
У нас принято, что ведущий как бы не в дискуссии, но это не политический вопрос, а форматный: что считать более профессиональным и модным. Мне кажется более модным и интересным, хотя бы если изучить рейтинги, когда ведущий не как рефери на футбольном поле.
Нападать нужно на всех гостей, а не только на неприятных вам людей.
Я как раз об этом вам и говорю, нападать на всех — это позиция беспристрастного рефери над схваткой. Ведущий, имеющий свое мнение, должен нападать на тех, чье мнение разнится с его собственным. Давайте делать то, чего хочет аудитория, а не то, чему нас учили в учебниках на журфаках десять лет назад. Я вас ненамного старше, но думаю, что мы учились примерно одинаковому представлению о прекрасном.
Наверное, но закончилось это немного разным.
Это правда.
Вот и канал вы делаете пропагандистский.
Мы не делаем канал пропагандистским, вы совершенно не правы. Мне категорически не нравится слово «пропаганда» и его коннотации. Мы делаем канал, у которого есть свой месседж, мы, в отличие от того же «Би-Би-Си», не пытаемся сделать вид, лицемеря, что у нас его нет. Мы позиционируемся как канал, который намеренно представляет альтернативную мейнстриму точку зрения по всем вопросам. 90 процентов вопросов, которые мы освещаем, никакого отношения к России вообще не имеют даже близко. Самая большая наша аудитория — в США, и если обычный московский журналист посмотрит наш американский канал, то в 90 процентах случаев не поймет, о чем идет речь. Эти имена и проблемы совершенно для нас нерелевантны. По всем этим вопросам мы даем позицию, альтернативную мейнстриму, и только на этом мы зарабатываем аудиторию. Ее не заработаешь, если будешь делать то же, что и CNN, но только дешевле.
Почему же это не является пропагандой-то?
Тогда пропагандой занимается и «Би-Би-Си», у которой на сайте написано, что она создана, чтобы нести в мир британские ценности. Если вы согласитесь, что это пропаганда, то, наверное, и я соглашусь, что с этой точки зрения и мы — пропаганда.
То есть вы несете русские ценности в США?
Нет. Мы несем взгляд, отличный от мейнстрима. Я не смогла бы вам сформулировать, что такое русские ценности, чтобы утверждать, что мы их куда-то несем.
Ваше отличие от американских каналов в том, что они частные, а у вас государственный.
И что? У нас в Америке конкуренты — частные каналы, а в Британии «Би-Би-Си» — совершенно не частный, и Sky News. По всему миру у нас конкурент «Аль-Джазира», который финансируется напрямую из кармана эмира Катара. Это американские каналы — исключение из правил, и по-хорошему не очень понятно, мягко говоря, зачем частному каналу CNN International. Внутреннее CNN зарабатывает деньги, а CNN International существует на ресурсы внутреннего, а мы знаем, что международные каналы не то что больше, но и хотя бы сопоставимых денег не зарабатывают. Я не хочу предаваться теориям заговора и предполагать, зачем нужно CNN International, прикрытое формулировкой «частный канал», поскольку никаких доказательств у меня нет. Но факт, что все остальные подобные каналы — Deutsche Welle, все виды «Би-Би-Си», France-24, все виды китайских каналов, которые в 2010 году официально объявили, что им выделяют шесть миллиардов долларов только на иновещание, — финансируются своими государствами.
Зачем вообще российскому государству показывать американцам альтернативные новости?
Неужели вам это правда непонятно? Вот честно.
Не особо.
Скажите, вы никак не следили за информационным пространством во время грузинской войны?
Следил чуть-чуть…
Если отбросить либеральные или консервативные ценности, если по-честному, вы искренне считаете, что информационное освещение было объективным с точки зрения реалий того, что там происходило?
Я не очень внимательно следил, так как был в Осетии, но я слышал, что есть претензии.
Не просто претензии. Люди, которые следили, даже самые архилиберальные, сходились на том, что это оголтелейшая пропаганда, которая выставляет Россию бессмысленным агрессором, который вдруг решил сожрать малюсенькое государство, которое никого не трогало и ничего не делало. Это было на всех каналах без исключения и в агентствах без исключения. Мне не нравится, когда такое происходит. Мне категорически не нравится, что в мире доминирует (и только последние несколько лет благодаря нам и «Аль-Джазире» перестает доминировать) один-единственный взгляд на что-либо. Потому что когда миром правит кто-то один — это не очень хорошо. Я считаю, что мир должен быть многополярным. Потому что кто-то один, каким бы он замечательным ни был, а я очень хорошо отношусь к США, я там училась, я люблю эту страну, я туда езжу, у меня там куча друзей, но каким бы молодцом ни был кто-то один, он неизбежно совершает миллиард ошибок. Что они, например, сейчас устроили с «арабской весной», и сами это понимают уже. Но поздно.
Информационное оружие, безусловно, используется в критические моменты, а война — это всегда критический момент. На то она и война. Это такое же оружие, как и любое другое. Понимаете? И говорить, зачем нам оно надо, — это примерно то же самое, что говорить: «А зачем нам Минобороны, если войны нет?» Ее сейчас, конечно, нет, и сейчас нет критического момента, когда нам нужно доносить до людей какую-то другую правду. Но в 2008 году он был, а у нас не было ресурса, потому что в 2008 году у нас не было нашего такого развитого американского канала, у нас не было такой большой аудитории, мы существовали только три года, у нас не было такого успеха на ютьюбе и на других онлайн-ресурсах, у нас не было своего агентства. Мы получили то, что мы получили, теперь мы гораздо сильнее. Я осмелюсь утверждать, что если бы 2008 год случился сейчас, картина в мире была бы другая.
Это конкретная точка, и тут вы правы, война шла информационная в том числе. Но мы же говорим про спокойное время.
Ну конечно, Министерство обороны не может начать обучать солдат, изготавливать оружие и вообще само себя создавать, когда война уже началась. Если у нас нет аудитории сегодня, завтра и послезавтра, это будет то же самое, что в 2008-м. В 2008-м у нас аудитория была не лучшая, хотя она все равно была, то есть что-то уже было сделано, но она была значительно меньше, чем сейчас, поэтому наш голос утонул в этом хоре, а сейчас не утонет. И если мы не будем каждый день работать над тем, чтобы это был голос, а работать над этим мы можем только одним способом — давая альтернативную информацию. Она никакого отношения не имеет к России, но она интересна аудитории. И мы знаем, что нас включают вот эти люди, они нас смотрят. И когда нам это пригодится, а может — никогда не пригодится, но когда пригодится, эти люди уже будут нас смотреть, они будут знать, что для того, чтобы узнать другую точку зрения, нужно включить нас. Давайте запустимся в эфир, когда война уже начнется?! Что будет? Не надо запускаться, ничего не будет, эффект будет нулевой.
В 2008-м он был не нулевой, но, мягко говоря, не блестящий. Сейчас он был бы несоизмеримо лучше, как раз за счет того, что мы показываем американцам альтернативные новости про них самих. Мы же это показываем не для того, чтобы революцию в США устроить. Это смешно и дико. А для того чтобы завоевать аудиторию.
В США не было своего условного телеканала «Дождь». Они, кстати, большие молодцы — что-то я их часто упоминаю, но они, думаю, вам ближе по духу — и завоевывают аудиторию не потому, что они самые профессиональные, самые дорогие — у них все сделано на коленке, но они показывают вещи, которые больше нигде не показывают. У нас так же в Америке. И соответственно, в критический момент у нас будет эта нарощенная аудитория, которая привыкла к нам идти за второй стороной правды, и мы этим, безусловно, воспользуемся.
Мне всегда казалось, что общественная функция журналистики в том, чтобы критиковать власть и показывать ее проблемы, поскольку кому ее поддержать и так всегда найдется.
Кроме того, чтобы поддерживать и критиковать власть, есть еще миллиард других функций. Не знаю, откуда у вас ощущение, что функция журналистики именно в том, чтобы критиковать власть.
Одна из функций.
У меня ощущение, что функция журналистики — информировать свою аудиторию о том, что происходит. А критиковать власть или поддерживать власть — это функция соответствующих общественных и политических организаций. А журналистика как таковая не предусматривает внутри себя общественные или политические организации. Она предусматривает внутри себя, как проводники своей функции, средства массовой информации. Я считаю, что цель средств массовой информации и общественная функция — информировать о том, что происходит. Соответственно, если в СМИ считают, что происходит что-то, за что власть нужно критиковать, то хорошо бы ее критиковать. А если считают, что происходит что-то, за что ее неплохо бы похвалить, то хорошо бы ее и похвалить. Мне не нравится наше совершенно наивное представление о том, что СМИ, которые против власти, объективные. Да они такие же необъективные. Они так же поддерживают интересы тех, кто против власти, и никакие они не объективные и не большие молодцы, чем те, кто поддерживает власть.
Вот и замминистра связи Алексей Волин недавно высказался, что работать на дядю — нормально. Вы тоже так считаете?
Мне кажется, что немножко не очень правильно развешивать ярлыки и раздавать однозначные формулировки о целях, в том числе в журналистике. Когда я училась на журфаке, моим нелюбимым предметом были основы теории журналистики, так как там утверждалось, что основ теории журналистики ровно семь — объективность, оперативность и еще что-то. Мне это казалось смешным и нелепым, потому что совершенно понятно, что это схоластика, и это ради красивых фраз. Мы это должны заучивать и сдавать, а я бы лучше пошла на съемку или репортаж бы сделала про что-нибудь.
Цель журналистики зависит от целей и задач конкретного СМИ. Если у собственника цели и задачи только зарабатывать деньги, то, значит, тем, кто там работает, нужно выполнять эти задачи. Но полно и СМИ, которые считают, что зарабатывание денег для них не на первом месте и их задача — критиковать власть. Если вам ближе такая формулировка, идите в это СМИ и критикуйте власть. Это их философия, что для них это в первую очередь не бизнес, а некий общественный институт. Я только за. И так бывает, и так бывает.
Я, возможно, неточно выразился. Тот же «Дождь», возможно, излишне оппозиционен, критиковать можно и нужно всех, но не критиковать власть нельзя. А вы вот входили в московский избирательный штаб Путина. Это вам кажется нормальным для журналиста?
Мы возвращаемся к изначальному вопросу. Если вы посмотрите на Америку, то будете потрясены, какое количество руководителей международных СМИ кочует из властных органов и обратно. Три годика в Госдепе, три годика в СМИ, а потом в ЦРУ — и это работа, а не на общественных началах, как делала я. Вы назовете хоть одно сколько-нибудь влиятельное американское СМИ, которое во время выборов не объявляет публично о поддержке одного из кандидатов? Это абсолютно нормальная практика.
Мы-то не в Америке.
Но вы же мне сами ее приводили в пример. Я считаю, что журналист должен поддерживать те идеологии, которые ему близки, и не поддерживать другие. Если СМИ позиционируется как беспристрастное, то идущий на митинг сотрудник подрывает авторитет своего СМИ. Не надо врать себе и начальству, нужно идти работать на тот же «Дождь», который беспристрастным себя не считает, как я понимаю. Если хочешь поддерживать власть, то можно работать в «Комсомольской правде», на трех телеканалах. А если хочешь поддерживать объективность, то иди в «Коммерсантъ» или «Ведомости».
Кстати говоря, мне не кажется «Лента.ру» объективным СМИ, мне кажется, вполне очевидно, что она поддерживает оппозицию, судя по заголовкам, по выбору новостей и особенно колонкам. А я не хочу, чтобы мне было очевидно. Я как потребитель предпочитаю такие СМИ, как «Коммерсантъ», который был и, может, еще остается объективным.
То есть вы предпочитаете СМИ, которые работают не так, как ваше?
Абсолютно, но я в меньшинстве. Точно так же я предпочитаю писателя Маркеса Дэну Брауну, но ничего не поделать с тем, что большинство предпочитает последнего. Мы же не о моих пристрастиях говорим, а о том, что определяет интересы аудитории и куда развивается телевизионная мода, которая ориентируется на широкую аудиторию.
Но должно ли телевидение потакать интересам аудитории или пытаться повышать уровень среднего зрителя?
Возвращаемся к предыдущему спору о функциях журналистики. Если вы считаете, что журналистика, как в Советском Союзе (в хорошем смысле слова), должна людей воспитывать, как школа, и чему-то учить, прививать им вкус, то, значит, журналисты, придерживающиеся ваших принципов, должны работать в СМИ, которые занимаются именно этим, а не работают на широкую аудиторию. Я бы, например, не хотела возвращаться во времена, когда за основную массу населения решали, что им нельзя что-то смотреть, потому что это пошло, глупо и портит вкус. Мы сознательно отказались от той схемы построения общества, где все решается за тебя.
Возможен ли на вашем канале позитивный сюжет, например, о Навальном и его антикоррупционной деятельности?
Мы не рассматриваем сюжет с точки зрения того, позитивный он или негативный. Навальный у нас в эфире много раз был, и если вы возьмете наши сюжеты, там нет позитива или негатива. Сюжеты делает репортер, который рассказывает то, что он видел. Сам по себе сюжет не несет в себе оценочного заряда. Если его посмотрит человек, который считает, что во власти все мерзавцы и Путин должен уйти, то он скажет: какой классный и обаятельный Навальный. А человек, который считает, что не надо раскачивать лодку и организовывать шествия вместе с националистами, подумает: какие они мерзавцы, вот эти.
Что касается отдельного сюжета, то у нас даже сюжет об антикоррупционной деятельности Медведева не проходил в эфир без эксперта, который сказал бы что-то в пику этой деятельности. Вы что же предлагаете нам на рекламный бюджет взять Навального?
Нет, но вы же освещаете деятельность Джулиана Ассанжа и защищаете его, явно считая, что выдвинутые против него обвинения ненастоящие, то есть являются, скорее всего, частью политического преследования.
Ну, я точно не нахожусь в позиции, чтобы комментировать еще не состоявшиеся решения иностранных судов. Поэтому что касается обвинения Ассанжа, я не буду говорить вообще ничего просто по юридическим соображениям, просто не имею на это никакого права — ни навредить ему, ни принести пользу. Что касается очевидного признания того факта, что Ассанж — это, возможно, главный светоч той самой альтернативной информации и альтернативного взгляда на жизнь, который мы исповедуем и который является нашим редакционным месседжем, это очевидно. Понятное дело: встал против системы, круто.
Вот система ему отвечает: завели на него дело, неважно, может, оно настоящее, а может, и нет…
А вам как кажется?
Мне, честно говоря, никак не кажется. Я не знаю.
Вот и я на этом остановлюсь.
Не кажется ли вам история Навального, против которого заводят кучу дел, достаточно сомнительных, похожей на историю Ассанжа?
Почему вам дела против Навального кажутся сомнительными, а против Ассанжа не кажутся сомнительными? Потому что вам Навальный симпатичнее из-за своих политических взглядов? А я бы предпочла в том, что касается судебных дел, не высказывать свое мнение до решения суда, потому что мне очень не хочется еще больше, чем это сейчас делается, подвергать сомнению судебные решения, потому что тогда будет бардак, просто анархия, если мы все сами будем делать выводы, виновен ли человек или невиновен, не опираясь на судебные решения, мы так далеко зайдем.
Просто мне кажется, что можно легко сравнить Ассанжа и Навального, хотя масштаб, конечно, меньший. Тот же пехтинг…
Вы сейчас хотите сказать, что я считаю, что на Ассанжа наехали несправедливо, а на Навального — дождемся суда? Я вам не сказала, что на Ассанжа наехали несправедливо. Я вам сказала, что я и в том, и другом случае не комментирую решения суда и выводы следствия.
Но Ассанжа же вы назвали светочем.
Правильно. Я назвала Ассанжа светочем выразителей определенных чаяний людей. С этой точки зрения Навальный — такой же светоч. При чем тут суд и то, в чем его обвиняют? Я вам сказала: я не знаю, виновен в этом Ассанж или нет, и комментировать это не буду. А то, что он выразитель чаяний и светоч в этом смысле огромного количества людей, значительно большего, чем Навальный, — медицинский факт. Но то, что Навальный — тоже выразитель чаяний и дум довольно большого количества людей и тоже в этом смысле для них светоч, — тоже медицинский факт. Как это соотносится с тем, справедливо или несправедливо их преследуют по суду, я не знаю. Я не буду это комментировать ни в том, ни в другом случае.
Вас не смущает работа на телеканале НТВ, имеющем довольно сомнительную скандальную репутацию — даже хуже, чем у Russia Today? Наверное, нет, но все же.
И Russia Today, и НТВ имеют плохую репутацию, смею предположить, в среде ваших друзей и знакомых в соцсетях. Огромное количество людей в нашей стране, которые и являются аудиторией НТВ, представления не имеют, о чем вы мне сейчас задали вопрос — почему это вдруг НТВ имеют какую-то хуже репутацию. И что такое вообще Russia Today? Но вы ориентируетесь на других людей — видимо, на тех, кто больше склонен читать «Ленту.ру». А я в данном случае ориентируюсь на людей, которые склонны смотреть НТВ, которое вы смотрите вряд ли. Поверьте мне, таких людей больше.
НТВ в последние годы делает упор на криминал, скандалы или разоблачения оппозиции.
И выходит на первые позиции по рейтингам в стране. Люди, которые НТВ смотрят, ничего дурного в нем не видят.
И вы тоже?
Я считаю, что репутацию канала создает его аудитория. То, что у аудитории НТВ нет претензий к НТВ, — это медицинский факт. Это ж цифрами подтверждается.
Если расчлененку показывать каждый день, то неудивительно.
Ничего подобного! Делать что-то, что людям интересно, очень сложно. Я этим много лет занимаюсь. И это совершеннейшая иллюзия, что если показывать целыми днями порнуху и расчлененку, тебя будут смотреть. Нужно иметь своеобразный талант поймать волну аудитории. У руководства НТВ этот талант, безусловно, есть. Кулистиков был моим начальником много лет, и во многом благодаря ему я в Москву вообще переехала, и у меня нет сомнений, что если бы большая часть аудитории хотела смотреть концерты Чайковского, он ставил бы им их. НТВ — это бизнес, а не советское телевидение, которое должно учить детей, как читать книжки.
Цинично как у вас получается. Можно вспомнить интервью бывшей жены блогера Рустема Адагамова Татьяны Дельсаль, которое вы хотели даже передать в Следственный комитет. Думаете, это работа журналистов?
Я разговаривала сама с Дельсаль для того, чтобы уговорить ее на интервью, что происходит крайне редко. Делала я это, потому что это эксклюзив. Было круто в тот момент получить интервью Дельсаль, она никому интервью не давала, все это обсуждали, и любой вменяемый главный редактор любого СМИ понимает, что это клево.
Не уверен, потому что это довольно мерзкая тема.
То есть СМИ должно обсуждать только высокие темы, и если властитель умов, член Координационного совета оппозиции...
Да он в КС не ходит, в дебатах не участвовал. Он фигура не очень большого масштаба.
Думала, вы более объективны, а вы защищаете человека по делу, в котором не разбираетесь, и защищаете КС. Это обсуждали все в вашем кругу, в котором возмущены, что федеральные каналы, чтобы не будоражить, не показывают темы, которые, как кажется этому кругу, обсуждают все. А когда что-то происходит мерзкое в вашем кругу, вы используете эту же логику, которую сами же осуждаете. Как же так? Если вы говорите в одном случае, что освещать нужно все темы, а в другом, что не надо, так как это мерзко, то это двойные стандарты.
Вы только что сказали, что НТВ показывает расчлененку, потому что это частный канал, но вы-то живете на государственные деньги и могли бы тогда концерты Чайковского показывать.
Мы не государственный канал (некоммерческая организация «ТВ-Новости», которая владеет RT, получает субсидии из российского бюджета — прим. «Ленты.ру»), но и госканалам никто задачи воспитывать вкус аудитории с 1991 года не ставит. Нам интервью с Дельсаль добавило цитируемости, да и вообще, это как минимум профессионально — в такой ситуации взять у очевидного ньюсмейкера интервью. Мы звонили и Адагамову, но он отказался говорить.
Если же возвращаться к вашему изначальному вопросу, то это было ее условие, чтобы мы передали интервью в правоохранительные органы. Этого не понадобилось, так как они сами взялись за дело еще до того, как мы могли бы что-либо кому-то передать.
Что касается слухов о вашем назначении главредом НТВ…
Это вам нужно обратиться к тем людям, которые этот адский инсайд распространяли. Я про это ничего не знала и не знаю. Это не имеет ни миллиметра серьезности под собой. Может быть, конечно, эти люди более информированы о моей судьбе, чем я.
А зачем вы вообще пошли на НТВ ведущей?
А вам зачем нужно писать колонки в другие СМИ?
Если тема интересная, то почему нет? Да и деньги тоже.
То же самое. Абсолютно. Я получаю, конечно, хорошую зарплату, но точно не такую, которая позволяла бы мне не думать о деньгах. Я никогда в жизни не брала взяток и откатов, у меня огромная армянская семья, в массе своей нищая, дом, купленный в ипотеку в 65 километрах от МКАД, и поэтому ни от какой высокооплачиваемой и интересной работы, которая не противоречит моим принципам, я никогда не отказываюсь. Я еще сценарии за деньги по ночам пишу.
Но это же выход в публичность?
Нет, вы можете мне не верить, но я не люблю себя в эфире. Я на телевидение попала совершенно случайно в 18 лет, в разгар кризиса, когда мне нужна была работа, так как тупо есть было нечего. А так я хотела заниматься писательством и печатной журналистикой. Я не переношу, когда меня узнают, я через это прошла, так как была достаточно успешным репортером, прошла Беслан, меня стали узнавать на улицах. Это было не очень приятно.
Я публичность не люблю, я не крашусь, я не делаю прическу, на работу хожу в платьях и уггах
(достает из-под стола темно-серый сапог Ugg и демонстрирует мне). Я не ношу в реальной жизни все эти наряды, которые я ношу на НТВ. Я совершенно другой человек, я это не люблю все. Но если бы мне предлагали сопоставимые деньги за другую какую-то работу, я, безусловно, занималась бы другой. Но как-то вот предложений не поступало. Я понимаю, что в это можно не верить, и я вас понимаю, если вы в это не верите. Но так сложилось. И другой профессии я не знала и не знаю, если я с 18 лет занимаюсь этим. Если бы я ее знала, я бы больше удовлетворения испытывала. По крайней мере я не испытывала бы этих комплексов, которые испытываю сейчас. Я, например, никогда себя в эфире не смотрю, у меня семья садится меня смотреть, а я ухожу наверх и надеваю беруши, чтобы не слышать. Мне неприятно. Я не могу это объяснить. Конечно, это комплексы. Но если бы я могла писать книги на тех же условиях, я бы, конечно, лучше писала их.
Вы же написали недавно книгу.
Да, я заработала на ней за три года 54 рубля.
Вы вели колонку на чуждом вам идеологически «Коммерсантъ-ФМ». Вас не беспокоило, что ее появление называли чуть ли не началом заката «Коммерсанта»?
У вас в «Ленте.ру» говорили?
Ну нет, в социальных сетях.
Я не знаю, я не читаю Фейсбук, я не знаю, что там говорили. Ну, наверное, говорили. Население модного русскоязычного Фейсбука склонно так говорить, насколько я имею о нем представление. Я высказывала там такие же взгляды, какие везде высказываю. Мне предложили колонку, мне показалось это полезным, чтобы рассказать о том, что делает RT, людям, которые так или иначе формируют некое представление. Я старалась RT упоминать в каждой колонке, и «Коммерсанту» это не очень понравилось.
После вашего резкого выступления в адрес участников митинга 6 мая вас называли отличным преемником Пескова на посту пресс-секретаря Путина. Не думали об этой работе?
Венедиктов утверждал, что видел уже подписанные бумаги на назначение Пескова главой МИД, а меня — на его место. Мы с Песковым это обсуждали и смеялись. Это полный бред, этого просто не могло бы быть.
Вы не хотите?
Я бы никогда не хотела работать чиновником либо депутатом, я очень надеюсь, что не попаду в ситуацию, когда других способов кормить семью у меня не будет. Это невозможно для меня по складу личности, а еще — потому что у меня жуткая аэрофобия. Я панически боюсь летать, а жизнь пресс-секретаря проходит в самолете. Да я умру через месяц от транквилизаторов и ужаса.
Вам кажется, что история с Pussy Riot сильно повредила имиджу России?
Да, колоссально. Я не помню такого вреда имиджу России со времен смертей Политковской и Литвиненко и той же грузинской войны.
Это тоже была информационная война?
Я неплохо знаю этот мир, и полный бред — считать, что участники мирового правительства строчат телеграммы на все телеканалы мира, чтобы это освещать так, а это так, тут раздуть скандал. В некоторых СМИ это так и работает, но в целом — нет. Мы как-то обсуждали это с моим другом политологом Стивеном Коэном, и он сказал, что существует некий так называемый narrative, контекст, заранее определенное отношение к тому или иному.
Грубо говоря, если мы пишем про Гитлера, то понимаем, что Гитлер плохой, если мы пишем про Сталина, то большинство из нас тоже понимает, что он плохой, и пишет с этой идеей в голове. У подавляющего большинства западных журналистов в силу «холодной войны», привычного отношения к СССР, безусловно, перенесенному на Россию, есть некий контекст. Ты пишешь про Россию плохо и не будешь даже разбираться. Так было и есть, и исключения из этого довольно редки.
Но в случае с Pussy Riot главная причина в том, что это с ума сойти какая телевизируемая и журналистская история: девчонки, одна из них красивая, плохой Путин, они против него, а он их сажает в тюрьму, а у них дети. Про храм все вообще начисто забыли (в кабинете Симоньян помимо десятка экранов, на которые выводятся Russia Today и каналы-конкуренты, есть и несколько икон — прим. «Ленты.ру»), он почти даже не упоминался там в большинстве того, что я читала. Выглядело это так, что девочки просто спели песню против Путина — неважно, где, а Путин их посадил в тюрьму. И это звучит, не надо же разбираться в истории. Это будут читать.
А вы противостояли этому?
Мы рассказывали, конечно, эту историю, как она была. Все российские истории, которые попадают в мейнстрим, мы освещаем значительно подробнее, чем этот мейнстрим. И мы рассказывали в том числе про храм, показывали картинки, людей, которые этим недовольны, давали опросы общественного мнения. Люди, у которых заранее нет такого настроя, что Путин их посадил ни за что, посмотрят и скажут: да фиг его знает, что бы у нас сделали, если бы они в храме такое устроили. Мы старались придерживаться менее оценочной линии.