Главой РАН выбран Владимир Фортов. Он получил большинство голосов и следующие пять лет будет занимать должность президента Академии наук. На этом посту ему предстоит защитить организацию от критиков (среди которых как минимум один нобелевский лауреат) и решить ряд проблем, которые смело можно назвать хроническими.
Низкая эффективность работы ученых, невысокое качество научных статей, оплата труда, которая, мягко говоря, не очень привлекательна даже на фоне зарплаты разнорабочего, — это далеко не полный список претензий, наиболее часто звучащих в адрес руководства академии. Помимо этого, Фортову предстоит продолжить сопротивление попыткам Министерства образования и науки добиться (напрямую Минобрнауки на РАН влиять не может) если не расформирования, то реформирования РАН — пример Института теоретической и экспериментальной физики показал принципиальную возможность перехода отдельных институтов от одной структуры (Росатом) к другой (Курчатовский институт), причем перехода далеко не спокойного.
С таким ворохом проблем Фортову (который из всех кандидатов в президенты РАН изначально пользовался едва ли не самой большой поддержкой ученых) уже не уйти в кругосветное путешествие на яхте, планировавшееся на случай поражения. Ученому и специалисту по самому горячему состоянию вещества — плазме — предстоят весьма жаркие дни: академию нужно фактически выводить из кризисного положения. Которое во многом обусловлено деятельностью его предшественника Юрия Осипова.
Осипов бессменно руководил Академией наук с 17 декабря 1991 года, то есть почти со времен СССР (Беловежские соглашения подписаны 8 декабря). При нем организация пережила самые неблагоприятные годы в новейшей истории, и оценка роли теперь уже бывшего президента РАН неоднозначна: сам Фортов считает, что его предшественник спас академию, критики же указывают на утрату научного потенциала страны, непрозрачность решений руководства и отсутствие у него желания всерьез что-то менять.
Статус и авторитет Осипова подорвали его же собственные высказывания и действия на посту президента. Можно вспомнить, к примеру, скандал вокруг ранее судимого предпринимателя Виктора Петрика, во время визита к которому некоторые академики не скупились на похвалы откровенно псевдонаучным достижениям. Даже когда физическое отделение, инициировав проверку «гениальных изобретений», благополучно признало их не имеющими отношения к науке, ситуацию все еще можно было исправить. Но Осипов предпочел заявить, что не знаком с одиозными трудами Петрика. А потом в том же интервью «Газете.ру» поведать журналистам, что зарубежные ученые учат русский язык ради прочтения первоклассных публикаций в отечественных журналах.
Спустя некоторое время разразился скандал вокруг внедрения в МИФИ кафедры теологии, и Осипов снова вызвал нарекания со стороны научного сообщества — в частности, тем, что всеми силами избегал конфликтов с властью даже там, где к таким конфликтам подталкивала научная этика. Про деликатный и до сих пор непроясненный вопрос поставки приборов по завышенным ценам даже говорить нечего — важно, что со стороны руководства РАН тогда так и не последовало внятной реакции на публично озвученные учеными вопросы.
Незадолго до выборов 2013 года Осипов снял свою кандидатуру. После этого кандидатов фактически осталось двое: более консервативный Жорес Алферов (он же — лауреат Нобелевской премии по физике) и заявивший о своих реформаторских планах Фортов. Третий кандидат, Александр Некипелов, изначально не пользовался поддержкой. Фортов победил с запасом в пять процентов голосов, и теперь осталось дождаться лишь, когда его назначение одобрит президент России Владимир Путин. По всей видимости, этот этап является уже формальностью, поскольку никаких оснований ожидать отказа нет.
Если убрать из предвыборных обещаний академика стандартные фразы вроде «сделать Академию наук современным действенным инструментом научно-технического, инновационного развития страны» или «провозглашенный президентом В.В.Путиным новый этап развития страны и общества, основанный на инновационной экономике, открывает перед нашей академией хорошие перспективы развития», а также не менее пространные рассуждения о значимости тех или иных наук, то в сухом остатке мы получим, например, намерение увеличить роль региональных научных центров на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке. По мнению Фортова, эти научные центры могут активно взаимодействовать как с местными университетами, так и с «хозяйствующими субъектами» регионов, помогая им выработать проекты высокотехнологичного производства.
Кроме этого, академик призывал активнее привлекать в науку молодых специалистов. Впрочем, никаких конкретных стратегий в его программе предложено не было: Фортов упоминает лишь, что в мировой практике «зарплаты ученых должны 1,5-2 раза превосходить средний региональный уровень», а РАН могла бы частично компенсировать расходы ученых на съем жилья.
Другой, столь же ожидаемый пункт программы заключается в предложении упростить процедуру выделения денег на научные закупки. Однако и здесь конкретных мер, которые могли бы стать альтернативой закону ФЗ-94, не приводится. К примеру, сложно найти если не новизну, то хотя бы что-то конкретное в таком заявлении: «Объемы финансирования фундаментальных исследований в институтах и отдельных лабораториях должны основываться на их результативности и их научном уровне». Тот факт, что Фортов, в отличие, скажем, от Александра Некипелова, все же уделил этой проблеме определенное внимание в своей программе, позволяет рассчитывать на снижение бюрократической нагрузки на науку, однако ожидать радикальных изменений, по-видимому, не стоит.
Кроме этого, Фортов заявляет о необходимости массового обновления используемых в лабораториях РАН приборов, «возраст которых зачастую измеряется десятилетиями». При этом он настаивает на том, что закупать стоит в первую очередь продукцию отечественных производителей, и даже предлагает пустить на эти цели часть резервных фондов, предполагая, что такой шаг может помочь в развитии высокотехнологичного производства в стране в целом. Это предложение хотя и звучит достаточно общо, но, в отличие от абстрактных «разбюрократизировать» или «улучшить материальное обеспечение», уже может претендовать на роль ключевого во всей программе. Равно как и идея ввести в России систему постдоков.
Предложение выделить временные позиции постдоков действительно может поменять российские академические реалии. Суть ее в том, что специалист с кандидатской степенью (отсюда и название: английское postdoc — сокращение от postdoctoral, «тот, кто занимается научной работой после защиты диссертации») работает по контракту в течение определенного времени — к примеру, нескольких лет. Переход же на постоянную позицию возможен при достижении определенных, заранее оговоренных результатов. Такая схема, как подчеркивает Фортов, действует во всех исследовательских центрах США и активно внедряется в других странах. Более того, академик отмечал, что систему постдоков фактически внедрили в отдельных институтах РАН, таких как Институт теоретической физики имени Л.Д. Ландау. Возможно, что именно это будет сделать проще всего, поскольку схожие предложения выдвигались и в Министерстве образования и науки.
По мнению Фортова, система постдоков способна привлечь в науку лучшие кадры и будет способствовать мобильности ученых. Эти же аргументы приводил и недавно ушедший в отставку замминистра образования и науки Игорь Федюкин, говоривший о том, что в итоге позиция постдока где-нибудь в Сибири должна стать привлекательной не только для местных, но и для столичных ученых.
Еще одна идея, претендующая на новизну, заключается в создании при РАН учебных центров для подготовки будущих ученых. Как быть при этом с университетами, впрочем, неясно. В конце концов, физфаки готовят физиков, а не банковских аналитиков или IT-специалистов (специальности вроде «физик-менеджер» существуют, но их все же меньше, чем теоретиков или специалистов по радиофизике), так что перспектива этого предложения под вопросом. Возможно, Фортов попытается реализовать его в усеченном виде — к примеру, открыв магистратуры для дальнейшей подготовки выпускников, имеющих степень бакалавра.
Говоря о системе высшего образования, Фортов в интервью газете «Троицкий вариант» подчеркивал, что ему близка организация МФТИ, подмосковного Физтеха. «Я убежден, что система Физтеха является наилучшей, поскольку она дает возможность рано приобщиться к научной работе, дает формат студентам не из учебников, которые пишут люди, которые сами не ведут исследований, а из первых рук тех людей, которые своими поступками и делами делают современную науку. Я считаю, что физтеховская система является в этом смысле оптимальной и ее надо развивать», — говорил ученый перед выборами. Однако если учесть, что сейчас все высшее образование находится в ведении вовсе не РАН, а Минобрнауки (и то с оговорками), симпатии, питаемые новым главой академиков к физтеховской схеме подготовки молодых ученых, вряд ли станут причиной немедленных изменений на физфаке МГУ или где-либо еще в университетской среде.
С университетами у РАН отношения далеко не идеальные. Другой кандидат, Александр Некипелов, в своей предвыборной программе прямо выразил недовольство тем, что в России стали делать ставку на университетскую науку (в частности, выделять мегагранты). Но это не единственное противостояние, в которое вовлечена РАН. Неясно, к примеру, и то, как именно Фортов будет договариваться с коллегами по Академии, где также нет единства относительно путей развития как науки в целом, так и родной для них организации.
Более того, министр образования и науки Дмитрий Ливанов фактически находится с академией в состоянии «холодной войны». Со стороны министерства привлекается нобелевский лауреат и первооткрыватель графена Андрей Гейм, который говорит про «дом престарелых» (и надо отдать должное Фортову, он уже пообещал лично переговорить с Геймом и выяснить, что же имелось в виду), а из состава общественного совета при министерстве в ответ на критические слова Ливанова выходят Жорес Алферов и вслед за ним Владимир Фортов.
С точки зрения Ливанова, РАН превратилась в косную, замшелую и неэффективную структуру, которая поглощает выделяемые ей деньги без особой отдачи. Кроме Гейма, критику РАН в той или иной степени поддерживают известный биолог Константин Северинов и экономист Сергей Гуриев: их имена стояли под опубликованной в 2009 году «Экспертом» статьей под названием «6 мифов Академии наук». Тогда Ливанов еще не был министром образования и науки (а Гуриев не ушел в отставку), так что его жесткая позиция сформировалась задолго до сегодняшних выборов. И если Ливанов все-таки удержит за собой пост руководителя ведомства, то новому главе РАН предстоит как-то с ним договариваться.
И академия, и Минобрнауки, и федеральные научные центры сейчас ведут борьбу за довольно ограниченные государственные финансовые ресурсы. Кроме того, неподконтрольность научных организаций РАН Министерству образования и науки приводит к тому, что обсуждение вопросов исследований или высшего образования выходят за рамки профильного министерства, а это, естественно, не способствует укреплению сотрудничества Ливанова и его подчиненных с академиками.
К сожалению, пространные заявления Фортова о поддержке молодых ученых, новых приборах и зарплатах на уровне полутора средних окладов по региону могут так и остаться всего лишь словами, потому что проблемы, которые нужно решить для их реализации, возникают не только на уровне академии, но и на уровне Министерства образования и науки, Министерства финансов и других ведомств. Вызвавший недоумение ученых закон о госзакупках, к примеру, принимался вовсе не в РАН, поэтому академикам придется вести диалог едва ли не со всеми государственными структурами. Вплоть до таможни, так как многие ученые жалуются на безобразные сроки доставки нужных в работе реактивов и материалов.
Российская действительность, деструктивные процессы в которой всегда запустить легче, чем созидательные, неоднократно оказывалась не по зубам даже самым отчаянным реформаторам. Конечно же президенту РАН, организации неоднородной во многих смыслах, будет крайне сложно собрать ее в единое целое из многочисленных лоскутков. Но и в случае, если Фортову будет сопутствовать успех, и он проявит качества присущие скорее опытным бюрократам и политикам, а не ученым, все же остается риск, что его попытки реформировать Академию Наук пойдут насмарку из-за недуга куда как более глубокого, чем тот, которым поражена научная сфера.