19 июня пермский Музей современного искусства PERMM остался без своего директора Марата Гельмана, а Пермь — без главного идеолога-революционера, которому она во многом обязана званием «культурной столицы». Напряжение в отношениях куратора с нынешними властями возникло давно: Гельман постоянно боролся за свободу искусства от цензуры, его же регулярно обвиняли в провокационности и трате слишком больших средств на городские фестивали.
Официально карьера Гельмана, который является источником раздражения для чиновников, в Перми завершилась, закончилась ли революция — это вопрос, но, кажется, самое время подвести хотя бы ее промежуточные итоги. О результатах работы Гельмана и его команды, а также перспективах культурного развития региона «Лента.ру» поговорила с режиссером Борисом Мильграмом, искусствоведом Надежой Беляевой, и.о. министра культуры Пермского края Игорем Гладневым и архитектором Борисом Бернаскони.
Борис Мильграм, режиссер, художественный руководитель Пермского академического Театра-Театра:
Конечно, плохо, когда один из главных идеологов уходит. Но в сложившейся ситуации он слишком экстремален, его побаиваются, вот и все. Смогут ли сохранить музей — вопрос. Надеюсь, что музей останется (у него замечательная коллекция) и что люди, управляющие культурой в крае, найдут достойного директора, который сохранит музей современного искусства. Это очень важно, потому что в стране пока еще не сложилось ментального понимания, что такое современное искусство.
Один из результатов работы — это проведение фестиваля «Белые ночи» в Перми. В этом году фестиваль наверняка наберет более миллиона посещений. Совершенно очевидно: это успех и среди народа, и среди художественного сообщества. Пермь стала активным центром культуры, если судить по масштабу фестиваля и по качеству музеев и театров.
Никто не знает, что будет дальше. Давайте следить за историческим процессом. Сейчас наступило время других трендов, и то, что год или два назад было правильным и востребованным, поменяло вектор, направление. Деятельность Гельмана вообще конфликтует с тем трендом, который существует в стране. Увольнение вызвано страхом, какими-то обязательствами. Я не знаю точно, но думаю, что этим.
Борис Бернаскони, архитектор, победитель конкурса на проект Пермского музея (так и не осуществившегося):
Культурная революция делается долго, она не может произойти за пять лет. То, что сейчас происходит, — это просто начало естественного процесса. Пермь, при всем уважении — город довольно, я бы сказал, примитивный с точки зрения повседневной среды. Я говорю про архитектуру, про кафе, рестораны, магазины, музеи, выставки. Хотя в Перми, конечно, есть мощный фундамент для развития. Но этому городу понадобится еще несколько десятков лет, чтобы эту среду как-то развить.
Вообще в России сложно что-либо реализовать. Если говорить про реализацию, то в Перми за этот короткий период ничего не удалось. Примитивная среда своей примитивностью поглотила все попытки эту примитивность изменить. Мне кажется, что это глубинное психофизиологическое состояние постсоветского человека, когда тот, желая на самом деле в глубине души чего-то нового, всячески этому противится. Если бы это (попытка культурной революции — прим. «Ленты.ру») было не в Перми, а другом регионе постсоветской России, произошло бы примерно то же самое — это можно наблюдать в качестве примера и в других проектах Гельмана в регионах — потому что для этого нужна критическая масса людей, мыслящих иначе. В Перми критическая масса для этого недостаточна. Конечно, ничьей вины в провале нет, просто для кардинальных изменений необходима критическая масса мыслящих по-другому людей.
Я бы разделил в этой истории две личности: Гельман профессионально занимается созданием современного культурного слоя, а [Олег] Чиркунов (пермский губернатор в 2005-2012 годах — прим. «Ленты.ру») профессионально занимается политикой, и, судя по всему, в его политической карьере это был эпизод, которому он не придал особого значения.
Я считаю, что реализация — это такая вещь, которая не терпит компромиссов. Если со стороны Чиркунова и Гельмана происходили компромиссы, то они влияли отрицательно на реализацию культурной революции. Это очень простые вещи: если ты сказал что-то, то ты должен это сделать. Если ты сказал и не сделал — вся конструкция схлопывается.
К примеру, реставрация Речного вокзала — не самая сложная задача, поверьте мне как архитектору, ее можно реализовать за два года, включая проект. А если ты не можешь за семь лет отреставрировать здание, то построить новое здание, тем более не сможешь. В этом и есть подлинная реализация: либо ты занимаешься ею, либо ты занимаешься чем-то другим, а все декларируемое всего лишь сверкающий красками современного искусства фон, или эпизод в виде случайной встречи с высоким. Так бывает: пришел в музей, увидел работу Леонардо да Винчи «Мона Лиза», на заднем плане этой работы обнаружил прекрасный пейзаж, и тут вдруг тебе пришла в голову хорошая идея, ты вышел из музея — и все забыл. Вот так это выглядит. Но ничего страшного, может быть, Мона Лиза вдохновит следующие поколения на уже настоящую культурную революцию.
Игорь Гладнев, и.о. министра культуры Пермского края:
Пермский культурный проект ассоциируется не только с Маратом Александровичем Гельманом, но и с теми творческими силами, которые есть на территории Пермского края, и с партнерами, которые оказывают колоссальное влияние на формирование культурного пространства. Среди них и Спиваков, и Мацуев, и еще ряд деятелей искусств и культуры, которые приезжают сюда как на территорию благоприятствования.
За пять лет ярчайшими творческими событиями стала деятельность всех учреждений культуры на территории края, а не только наших бесспорных лидеров: галереи, Театра оперы и балета Курентзиса Теодора Иоанновича, Театра-Театра, Театра юного зрителя, театра «У моста» Сергея Федотова. Марат Александрович, как человек, который в определенной степени являлся организатором и идеологом, безусловно, внес свою лепту и в значительной степени сформировал облик, настроение.
За это время город Пермь стал городом, который обсуждается. В то же время позиции города-строителя, города-охранителя, города — промышленного центра, точки науки, образования и классической культуры мы несколько утратили. Балансировать культурную политику, естественно, надо, и мы будем это делать.
Проект «Пермь — культурная столица Европы 2016» в том формате официального проекта, который требует оформления соответствующих регламентов, сейчас не является приоритетным. С современным искусством город планирует продолжать отношения, я не хочу рассматривать это событие (увольнение Гельмана — прим. «Ленты.ру») как некую парадигму, которая перечеркивает все хорошее, что было сделано.
Надежда Беляева, президент Пермской государственной художественной галереи:
Это конфликт власти, музея современного искусства и отдельно Гельмана. Его почему-то всегда воспринимают отдельно. И в отношениях музея с обществом есть и плюсы, и минусы, и в отношениях музея и власти. Чиркунов давал музею полный карт-бланш, сегодняшняя власть определила некие рамки.
Что сделано в Перми за это время? Во-первых, в России появился первый музей современного искусства, который так бы о себе заявил. Был уже музей у Анны Гор (нижегородский филиал ГЦСИ) и у Алисы Прудниковой филиал ГЦСИ на Урале, но им не удалось так заявить о себе. А сегодня музей современного искусства используется как ресурс активизации творческой жизни, и его функция — быть двигателем культурного развития. Появился музей, стали привозить журналистов, о Перми заговорили не только в России, но и в мире — это плюс. Активизировалась неформальная арт-жизнь, художникам без образования дали высказаться на фестивале «Живая Пермь».
Еще была открыта «Арт-резиденция», которую уже сделал сам город, среагировав на активность, конечно, не без влияния Марата. Наконец, в Перми появился музей фотоискусства, пусть он еще находится в зачаточном состоянии. Пермь смогла повлиять на активизацию центров современного искусства по всей стране — на ГЦСИ и в Нижнем Новгороде, и в Екатеринбурге, и на другие регионы, где ситуация была грустная. Алиса Прудникова потом пригласила Екатерину Деготь и сделала замечательную Уральскую индустриальную биеннале современного искусства. Пермь повлияла даже на Петербург. Депутаты из Санкт-Петербурга на полном серьезе присылали письма с вопросом: почему это вы культурная столица, когда есть мы? Пермь дала толчок к развитию самоидентификации других территорий.
Кто-то говорит о минусах. Вот фестиваль «Белые ночи», идеологом которого тоже является Гельман, изначально ставил своей целью и задачей — не только усладить пермяков, но и привлечь туристов, то есть работать на имидж «культурной столицы». Тем не менее про эту задачу, кажется, забыли. В первый год не получилось, потому что фестиваль только раскручивался, во второй год об этом не думали, а в этот — забыли. Фестиваль занимает один кусок эспланады города Пермь, а в Екатеринбурге биеннале, которая получилась очень интересной, покрыла весь город, хотя там бюджет меньше.
Самый, наверное, большой минус в том, что само общество не было использовано как серьезный творческий ресурс, не творческая его часть, а более широкая. Это вызвало отторжение и в политических, и в творческих кругах. У нас было три лидера перестройки, и если двое были модераторами, то исполнитель, я считаю, был плохой. Продвижение этих идей нужно было отдать обществу, а они взяли на себя и идею, и исполнение. Как это делать технологически, Марат, наверное, как политтехнолог, должен был знать.
Основная аудитория музея — молодежь, совершенно правильная целевая аудитория. Там появилось новое искусство и музыка, но в основном нам выдавался гастрольный вариант. Нам привозили выставки, коллективы, а это значит, что формировалось в культурном плане общество потребления, а не созидания. Пока происходило именно так, возможно, дальше бы было по-другому, но мне кажется, что нужно было сразу [обращать внимание на своих]. Это была ошибка.
В принципе, конфликт существовал всегда, с самого начала, потому что пермское общество не использовалось как активный ресурс в преображении культурной среды. Нет никого здесь что ли, плохие пермяки? Но получился же, например, фестиваль «Камwа» Наташи Шостиной (международный этнофутуристический фестиваль, который проводится в Перми ежегодно — прим. «Ленты.ру»), который пытались потеснить, но она все-таки сделала его в этом году. Пермяки даже окрепли в этом противостоянии.
Власти тоже тяжело принимать такие решения [увольнять], потому что они непопулярны. Сегодня кто герой? Марат. А министр пошел на расстрел. Для меня Марат — достаточно креативный человек, но я бы никому такого года, как у Марата, не пожелала. Он немножечко забыл, что в мире есть талантливые люди и нарождающиеся таланты. Это политический конфликт, это не конфликт интересов культурной элиты. Злобствующие есть всегда, но меня беспокоит, когда и элита радуется.
Марат, наверное, что-то перешел, потому что есть в конце концов заказчик. Но власть не права, она не проконтролировала человека, который провокационный сам по себе. Она же купила этот продукт. Для меня здесь нет правых. Нельзя принимать чью-то сторону. Но я не думаю, что если пермская общественность захочет привлечь к каким-то проектам Марата, власть в этом откажет. Того, что сделано, уже не свернуть. Другое дело, кто будет управлять. Всегда, когда меняется управленец, происходит затишье.