Законопроект о реформе российских академий наук и о слиянии вместе РАН, РАМН и РАСХН вызвал серию протестов со стороны ученых. Наиболее активно выступили представители Российской академии наук, которые открыто заявили о своем возмущении, инициировали ряд открытых писем, провели митинг в центре Москвы и по сути добились если не отмены реформы, то пересмотра ряда ее положений. В то же время медицинская и сельскохозяйственная академии фактически промолчали. Немногочисленные отклики их представителей были либо сдержанными, либо положительными, число же критических выступлений можно буквально пересчитать по пальцам. «Лента.ру» разбиралась, что же представляют собой две молчащие академии и почему они не протестуют так, как РАН.
Президиум РАН выступил с категорическим протестом против преобразований, а еще раньше профсоюз Академии наук направил президенту страны Владимиру Путину телеграмму с требованием остановить реформу. Ученые организовали митинг у здания президиума РАН и добились поддержки со стороны зарубежных коллег.
Однако руководитель РАМН Иван Дедов заявил корреспондентам НТВ, что относится к изменениям положительно. Более того, 3 июля он встречался с Путиным и, как сообщает ИТАР-ТАСС, заявил, что РАМН уже давно предлагала некие радикальные изменения (суть их, впрочем, публике представлена не была). В интервью «Газете.ру» член-корреспондент РАН Владимир Смирнов сказал откровенно: «Члены медицинской академии — это зайчики. Ни один из них не скажет ничего против».
В РАСХН на известие о реформе тоже отреагировали сдержанно: президент академии Геннадий Романенко сказал ИТАР-ТАСС о давно назревшей необходимости реформ, но предпочел не комментировать предложение правительства до детального ознакомления с текстом. Академия, которая и раньше в новостных сообщениях появлялась крайне редко (сюжеты про состояние озимых на Кубани или правила разведения пчел популярностью никогда не пользовались), накануне собственной реорганизации также предпочла остаться в тени. Лишь 4 июля, уже после того как законопроект о реформе прошел первое чтение в Госдуме, Романенко предложил Владимиру Путину сохранить автономность РАСХН.
Российская академия медицинских наук, РАМН, была создана в 1944 году как Академия медицинских наук СССР. Сейчас в ее составе несколько десятков институтов, разделенных на отделения довольно причудливым образом: есть отделения клинической и профилактической медицины, а есть Северо-западное и Сибирское.
Сельскохозяйственная академия, РАСХН, существует с 1929 года, если считать от момента основания ВАСХНИЛ, Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина. Она включает в себя более двух сотен научно-исследовательских учреждений, среди которых как институты, так и ветеринарные станции. В 1992 году ВАСХНИЛ в несколько усеченном из-за распада СССР виде стала РАСХН, причем Геннадий Романенко, возглавивший организацию в 1990 году, свой пост сохранил.
Обе академии учредили в те годы, когда страна нуждалась не столько в развитии фундаментальной науки, сколько в решении практических задач. В 1929 году еще свежа была память о голоде в Поволжье, сельское хозяйство находилось в плачевном состоянии, а многие специалисты-агрономы покинули социалистическое государство вместе с другими эмигрантами. Нельзя сказать, что создание ВАСХНИЛ решило проблему радикально (в 1932-м страну охватил массовый голод), но определенных результатов достичь удалось: возобновились агротехнические исследования и селекционная работа. Создание АМН СССР пришлось на годы войны, и востребованность медицинской науки в это время, пожалуй, не нуждается в обосновании.
Важнее, однако, другое: именно в сталинское время происходили события, о которых официальная история РАМН или РАСХН умалчивает. В 1935 году в ВАСХНИЛ начал работу Трофим Лысенко, фактически подменивший науку идеологией и инициировавший преследование оппонентов.
Разгромными собраниями и даже увольнениями дело не ограничивалось. Николай Вавилов, один из главных оппонентов Лысенко, в 1940 году был арестован, а в 1943-м умер в тюрьме. Некоторых ученых казнили — например, Соломона Левита, руководителя Медико-генетического института, расстреляли еще в 1938 году. Репрессированы были не только биологи, работавшие в сельскохозяйственных областях, но и медики, причем на медицинских исследованиях — вдобавок к Лысенко — сказалось еще и «дело врачей».
Лысенко был академиком ВАСХНИЛ (а с 1939-го — еще и АН СССР), но достаточно быстро свои выдающиеся лжеученые появились и в АМН СССР. В 1950 году Сталинскую премию и звание академика АМН получила Ольга Лепешинская, заявившая о самозарождении живых клеток. В том же году не менее сенсационные открытия представил Геворк Башьян: вирусы у него превращались в бактерии, бактерии выживали в кипящей кислоте. Башьяна разоблачили, но вовсе не из-за откровенно псевдонаучного характера исследований, а из-за недостаточного количества ссылок на Лысенко и Лепешинскую. Вплоть до середины 1950-х годов биологическая наука пребывала в состоянии фактически полного разгрома, как, соответственно, и обе академии.
После критики, появившейся в открытой печати в 1952 году, говорить о конце лженауки тоже не приходится. Спустя десять лет, в 1962 году, в сборнике трудов Казахского педагогического института мы находим работы с заголовками «Преподавание новой клеточной теории в педагогическом институте». Еще позже, в 1970-м, за издание в США книги о Лысенко насильственно госпитализировали в психиатрическую клинику биолога Жореса Медведева, уволенного перед этим с поста руководителя лаборатории в Институте медицинской радиологии АМН СССР. Даже в наши дни многие официальные издания РАМН и РАСХН предпочитают не вспоминать о том, что в стенах обеих академий всерьез исследовали самозарождение клеток в крахмале, доказывали превращение капусты в брюкву и предлагали соду в качестве универсального лекарства и средства от старения.
Конечно, было бы ошибочно полагать, что репрессии и расцвет лженауки совершенно обескровили обе академии. В состав и ВАСХНИЛ, и АМН СССР входили ученые, получившие мировую известность — например, один из теоретиков плановой экономики Василий Немчинов или нейрохирург с мировым именем Николай Бурденко. В этих академиях работали Владимир Филатов (первая пересадка роговицы в мире), Владимир Демихов (один из первых трансплантологов; своим учителем его назвал впервые пересадивший сердце Кристиан Барнард) и Всеволод Клечковский (был в числе первых в мире, кто применил радиоактивные изотопы для исследований в области физиологии растений).
Однако даже после того, как последователей Лепешинской и Лысенко выдавили с большинства постов, академии оказались далеко не в идеальных условиях. И АМН, и ВАСХНИЛ были изолированы от мирового научного сообщества, а близость к практическим задачам сыграла с ними злую шутку: полноценные исследования многих тем с последующей открытой публикацией были просто невозможны. Могла ли в 1970-е годы быть опубликована (да еще и в международных изданиях) работа с анализом эффективности мелиорации в Средней Азии? Из нее следовало бы, что Аральское море обречено на высыхание, а почвы засолены. Могли ли появиться открытые публикации с анализом динамики продолжительности жизни в СССР или числа абортов по регионам? Все это сугубо риторические вопросы.
Самоубийства, алкоголизм, экологические катастрофы — этому просто не было места на страницах обычных научных журналов. Максимум, что могли позволить официальные открытые публикации, так это написать, например, про «существенное перепотребление хлебных изделий и картофеля и явное недопотребление таких ценных продуктов, как овощи, бахчевые, фрукты и ягоды». В переводе на обычный язык эта фраза из брошюры «Формирование разумных потребностей в условиях развитого социализма» общества «Знание» означала попросту дефицит овощей.
К концу советской эпохи о состоянии сельского хозяйства красноречиво говорили магазинные полки, с которых исчезли многие продукты питания. Безусловно, обвинять в последнем только ВАСХНИЛ странно, но вот плачевное состояние медицинской науки можно поставить в вину прежде всего АМН СССР — кто, как не профильные институты, должны были заниматься ее развитием?
Уже в новейшей истории России были выпущены официальные методические рекомендации по применению «диагностики по Фоллю», причем в том числе и для обнаружения наркотической зависимости. В США тот же метод приведет на скамью подсудимых, поскольку признан мошенническим. Мировое научное сообщество не признает ни диагностику по Фоллю, ни пользу радоновых ванн (радон вышел из моды у врачей еще в первой половине XX столетия), ни эффективность многих популярных российских лекарств.
Только в 2007 году Формулярный комитет РАМН потребовал немедленно исключить из перечня жизненно важных средств ряд лекарств с недоказанной эффективностью: церебролизин, триметазидин, хондроэтинсульфат, винпоцетин, пирацетам, фенотропил, арбидол, римантадин, валидол, инозин и валокордин. Все эти известные в России лекарства были разработаны еще при АМН СССР, однако многие из них довольно давно рассматриваются за рубежом как неэффективные или обладающие гораздо более узким перечнем назначений (как в случае с римантадином).
Даже некоторые диагнозы вызовут у европейских или американских врачей недоумение: «дисбактериоз» отсутствует во всех международных документах и за пределами бывшего СССР, а «повышенное внутричерепное давление», известная многим родителям формулировка, используется в англоязычной литературе только в контексте тяжелых и угрожающих жизни состояний.
Об уровне сельскохозяйственной науки в стране может говорить подборка, сделанная специалистом по пищевым добавкам (флейвористом) и известным популяризатором науки Сергеем Белковым. Например, он обнаружил официально проведенные в одной из лабораторий Роспотребнадзора исследования образцов йогурта: если верить заверенным печатью данным, бактерий в них больше, чем атомов.
А председатель общественного совета при Минсельхозе Андрей Даниленко говорил о молочном жире, содержащем аминокислоты, которые в свою очередь расщепляют жир (на самом деле жир в принципе не может содержать аминокислот). Пальмовое масло, по его мнению, получают из стволов дерева (это примерно соответствует утверждению о добыче яблочного сока путем пропускания яблоневых сучков через мощную дробилку).
РАМН и РАСХН оказались практически не в состоянии сдерживать распространение лженауки, а состояние тех сфер, для развития которых эти учреждения создавались (медицина и сельское хозяйство), в последние несколько десятилетий можно охарактеризовать только как удручающее. РАН на этом фоне смотрится намного лучше: Россия располагает ракетно-ядерными технологиями, физики из академических институтов заняты в престижных международных проектах вроде строительства термоядерного реактора ITER, работают на коллайдерах и разрабатывают приборы для марсоходов. Более того, физическое отделение РАН после обнаружения скандальных фильтров Виктора Петрика нашло силы создать специальную комиссию, которая признала изобретения предпринимателя не имеющими отношения к науке. Несмотря на поддержку Бориса Грызлова, занимавшего тогда пост спикера Госдумы, сомнительную с научной точки зрения программу «Чистая вода» удалось исключить из числа федеральных проектов. РАМН и РАСХН же пока не могут похвастать ни существенным вкладом в мировую науку, ни активной общественной деятельностью.
Глава Роспотребнадзора Геннадий Онищенко уже упрекал коллег по РАМН в том, что они не участвуют в формировании программ по борьбе с аномально высокой смертностью в России. По его мнению, академики игнорируют борьбу с табакокурением и алкоголизмом, не формируют предложений по демографической политике. В итоге борьбой за демографию все-таки занялись, но уже вовсе не академики; РАМН задалась целью повысить свою научную, а не общественно-политическую эффективность. РАСХН в это же время критических замечаний не встречала и вообще на страницах газет появлялась редко: единственной новостью, о которой написали большинство СМИ, стала история с попыткой чиновников изъять земли Павловской биостанции под застройку.
Задача науки не сводится к обеспечению каких-то экономических или социальных показателей. Основной целью науки все-таки является получение нового знания, которое может оказаться бесполезным в краткосрочной перспективе, но востребованным спустя несколько десятков или даже сотен лет. Например, подобный вклад внесли работы математиков по римановой геометрии, которая потом нашла применение в теории относительности, тоже поначалу относившейся к сфере фундаментальных, а не прикладных исследований.
В современном мире для оценки эффективности научных организаций (будь то университеты или исследовательские лаборатории) используют несколько разных методов, и едва ли не главную роль среди них играет оценка числа публикаций. Каждое новое открытие принято публиковать в специализированных журналах, и потому подсчет публикаций и цитируемости работ позволяет грубо оценить результативность того или иного научного центра. Правда, тут есть свои тонкости: по официальным данным РАМН, около 58 процентов опубликованных в 2011 году статей собрали нулевое количество упоминаний в других работах: фактически это означает, что они оказались никому не нужны.
В российской базе цитируемости научных статей институты РАН уверенно обходят и РАМН, и РАСХН. Первое место занимает Объединенный институт ядерных исследований в Дубне (там, например, синтезировали ряд ранее неизвестных химических элементов), второе достается физико-техническому институту имени Иоффе. Перечень подтверждает выводы зарубежных наукометрических агентств: лучше всего в стране занимаются физическими исследованиями, а с медициной и биологией дела обстоят не очень хорошо.
Причем медико-биологические центры, попавшие в первые полсотни учреждений в базе цитируемости, относятся не к РАМН, а к РАН. Это, например, Институт биоорганической химии им. М.М.Шемякина и Ю.А.Овчинникова: на момент подготовки статьи на главной странице сайта этой организации размещалось сообщение о запуске экспериментального производства инсулина. Институт цитологии и генетики в Новосибирске, Институт биохимической физики им. Н.М.Эмануэля в Москве и даже Институт химической биологии и фундаментальной медицины (снова Новосибирск) тоже относятся к РАН.
Российский Онкологический научный Центр им. Н.Н.Блохина, первый институт РАМН в списке, занимает 64 место. Но с РАСХН ситуация еще более удручающая: Всероссийский научно-исследовательский институт лекарственных и ароматических растений РАСХН из Москвы находится на 362 месте (сразу за Кабардино-Балкарским госуниверситетом), а Всероссийский НИИ защиты растений РАСХН в Санкт-Петербурге попал на 466-е, обойдя на один пункт Поволжскую государственную академию физической культуры, спорта и туризма в Казани.
В поисковой системе PubMed запрос всех статей с авторами, работавшими в Russian Academy of Agricultural Sciences (РАСХН), дает всего 91 публикацию. Для сравнения, такое же ограничение для Russian Academy of Sciences (РАН) приводит к появлению списка из 15487 статей, а запрос авторов из Russian Academy of Medical Sciences (РАМН) — 3827 работ. Это меньше того, что приводят в самой РАМН, однако не стоит забывать: внутриакадемические отчеты и русские журналы без электронных версий статей большинство ученых в мире даже не открывает, а вот PubMed стоит в закладках браузера почти у всех.
Разумеется, было бы ошибкой считать, что в той же РАМН не делают ничего стоящего. Совместно с институтами РАМН, медицинскими университетами и клиниками Минздравсоцразвития ведутся, например, разработки основанных на собственных дендритных клетках препаратов для лечения рака, причем речь идет не о единичных опытах на мышах, а о клинических испытаниях. В России успешно разрабатывают вакцины против гриппа, а в области фундаментальной науки стоит упомянуть публикации сотрудников лаборатории цитогенетики Научного центра психического здоровья и Института фармакологии СО РАМН: они были отмечены международной премией Scopus Award как самые цитируемые в своей области. Причем автор одной из этих работ, директор Института фармакологии Александр Дыгай в 2011 году считал российскую фармакологию достаточно перспективной отраслью, которая в состоянии разрабатывать современные лекарства при условии адекватного финансирования.
В РАСХН, несмотря на практически полный провал с публикациями, есть группы, занятые сбором и сохранением растительных коллекций. Эта работа занимает даже не годы, а десятки лет и имеет важное значение для дальнейшей разработки новых сортов культурных растений: необходимые для решения практических задач гены могут присутствовать в каком-нибудь малопримечательном кустарнике с несъедобными плодами. Кроме того, предпринимаются попытки создать современные исследовательские центры прикладного характера: например, в ГОСНИТИ в начале 2013 года организовали специализированный наноцентр для изучения конструкционных материалов на микроскопическом уровне.
В 2011 году в РАМН прошли выборы. Иван Дедов вместе с вице-президентом по науке Александром Арачковым сменили своих предшественников, которыми многие в академии были недовольны. Против предыдущего вице-президента Михаила Пальцева даже возбуждали в 2009 году уголовное дело по нецелевому использованию средств (правда, вскоре его закрыли).
Смена руководства РАМН сопровождалась заявлениями о том, что необходимо поднять цитируемость научных работ, повысить качество публикаций и вообще превратить откровенно слабые институты если не в мировые лидеры, то хотя бы в нечто пристойное на фоне аналогичных центров развитых стран. В интервью STRF.ru Арчаков прямо говорил, что исследователи из РАМН должны иметь индекс Хирша не ниже 5 (сам он имеет 30; это заметно выше, чем, например, у главы Курчатовского института Михаила Ковальчука) и что писать в низкорейтинговые журналы не имеет смысла.
Если учесть, что в такие издания («с импакт-фактором ниже 5») попадает вообще вся российская научная периодика, то это и в самом деле революционное предложение. Особенно с учетом того, что за год до этого президент РАН Юрий Осипов совершенно серьезно говорил: «Если человек — специалист высокого класса, то он будет и русский язык изучать, и читать статьи на русском». Это заявление вызвало недоуменные комментарии ученых (от сдержанных до откровенно издевательских), но и уже при новом президенте академики РАН говорили о необходимости публикаций даже в малочитаемых или вовсе неизвестных за рубежом изданиях.
Отчасти новое руководство РАМН действительно может претендовать на звание реформаторов, так что ставка, возможно, делалась именно на это: молодая и активная группа исследователей-медиков встанет на сторону министерства против седовласых академиков РАН с их старыми бумажными журналами, которые практически никто не читает. Но это в теории. На практике, конечно, в самой РАМН примеров малопродуктивных ученых найдется более чем достаточно.
А вот РАСХН на ниве реформаторства похвастать нечем. Достаточно вспомнить, что ее президент Геннадий Романенко занимал еще пост главы ВАСХНИЛ, а что касается научных журналов и публикаций, то ситуация с ними в сельхозакадемии вряд ли может быть охарактеризована как-то иначе, чем просто катастрофическая.
Возможно, впрочем, что РАСХН рассчитывает уйти от реформы под крыло Минсельхоза и именно поэтому не проявляет активности. Возможность перевода академии под управление профильного министерства, как писала «Российская газета», уже обсуждали на министерском заседании. В США сельскохозяйственные исследования ведутся именно специальным отделением министерства сельского хозяйства, и логики в этом решении больше, чем в том, чтобы соединить в одну структуру Институт космических исследований и Северо-Кавказский НИИ горного и предгорного сельского хозяйства.
Отдельно стоит сказать о том, как представлена деятельность академий для неспециалистов. Если изучать не профильные журналы, а официальные сайты институтов РАМН и РАСХН, то можно увидеть много интересного. Привычный нам интернет (появившийся, кстати, именно в научной организации — Европейском центре ядерных исследований) уже давно сделал онлайн-библиотеки и базы данных столь же естественными научными инструментами, как, скажем, компьютер или микроскоп. Но Всероссийский НИИ экономики сельского хозяйства РАСХН в разделе «Результаты исследований» показывает абсолютно пустую страницу.
Официальный сайт РАСХН в «Публикациях сотрудников» предлагает подборку работ за 2000-2006 годы, причем это не полные тексты, а всего лишь библиографические данные. Что, например, скрывается за пунктом «300 смелых и умелых ? 2000», понять невозможно, а у «Докладов РАСХН» нет не только доступных онлайн английских текстов статей, но и аннотаций на русском. Почитать статью «Феноменологические модели поведения домашних свиней по отношению к человеку», к сожалению, также не удалось: эта информация доступна только в бумажных библиотеках.
Впрочем, на фоне издания «Вестник Российской академии сельскохозяйственных наук», по адресу которого находится явно посторонний (хотя и сельскохозяйственный по тематике) блог без подробных данных об издателе, «Доклады» смотрятся еще пристойно. А сайт РАМН, на котором нет перечня институтов с активными ссылками на их страницы, но хотя бы есть рассказ «Сибирская наука входит в мировую», вообще кажется эталоном публичности.
Доступный онлайн сборник трудов НИИ фармакологии Сибирского отделения РАМН оказался фактически бесполезным: кроме названий там нет ничего, даже содержания. Впрочем, среди скучных заголовков иногда встречаются весьма любопытные работы — скажем, труды академика СО РАМН Влаиля Казначеева. Он проявил прямо-таки нетипичную для его коллег публичность, рассказав журналистам о своих исследованиях паранормальных явлений, и даже записал ролик, посвященный некоему инновационному продукту.
После второго чтения законопроекта о реформе научных академий планы по слиянию РАН, РАМН и РАСХН несколько изменились: их по-прежнему планируют объединить в одно федеральное государственное бюджетное учреждение, но не сразу, а «постепенно»; при этом все три академии сохранятся как самостоятельные юридические лица. Третье чтение депутаты перенесли на осень, так что об окончательной конфигурации будущей «большой РАН» мы узнаем лишь через несколько месяцев.
Но какой бы она ни была, тому, кто действительно возьмется проводить реформы в РАМН и РАСХН, предстоит нелегкая задача. Часть институтов явно придется сократить и оптимизировать: маловероятно, что сотни региональных филиалов и десятки журналов вносят столь уж весомый вклад в науку. При этом придется как-то отделять заброшенные пустыри с ржавыми тракторами от действительно ценных ботанических коллекций, а последователей Лысенко — от ученых, занятых важной, но не предполагающей большого числа публикаций, работой. Исследования по акклиматизации плодовых деревьев, например, требуют нескольких лет, и это хорошо бы учесть при экспертизе текущих проектов.
Кроме того, есть РАМН, руководство которой изъявило желание проводить реформы в жизнь, но пока что не смогло справиться со своими собственными проблемами, причем значительная часть этих проблем принципиально отличается от задач, которые приходится решать руководству РАН в ее нынешнем составе: среди институтов РАМН есть немалое число клиник, а не научных лабораторий в обычном смысле этого слова. К тому же в ряде институтов РАН уже занимаются медицинскими темами, так что необходимо еще и корректно поделить сферы ответственности.
Ни одна из этих проблем не кажется неразрешимой, но заниматься ими стоит все же не в той атмосфере секретности, которая сопровождала разработку ставшего скандальным законопроекта.