Государственная Дума 4 июля 2013 года приняла закон об амнистии для лиц, занимающихся предпринимательской деятельностью. Документ вызвал бурную дискуссию среди правозащитников и бизнесменов. Кому-то амнистия показалась профанацией, поскольку она не коснется Михаила Ходорковского. Иные возмутились тем, что она не распространяется на все части самой популярной у бизнесменов статьи «мошенничество». Наконец, глава ВТБ Андрей Костин вообще высказался против выхода на свободу «рейдеров и фальшивомонетчиков» (к слову, этой точки зрения придерживаются более трети опрошенных социологами россиян). «Лента.ру» встретилась с бизнесменами, которые в свое время ждали экономической амнистии, но так ее и не дождались.
Бизнесмена Андрея Рубанова задержали 15 августа 1996 года. Взяли на улице, когда он выходил из своего рабочего офиса в центре Москвы — а именно из подпольной конторы для обналичивания денег неясного происхождения. Типичное занятие для предпринимателя родом из девяностых, когда российский бизнес только начинался.
Позже Рубанов напишет:
«Они взяли меня вдвоем. Подошли, попросили предъявить документы, вежливо повлекли в машину. Ловко и корректно, с ужимками портье, открыли дверь, но запихнули внутрь уже вполне бесцеремонно. Первый — от него пахло луком и портянками — проворно сел за руль, повернулся ко мне и произнес, сверкая зубом из дешевого желтого золота:
— Теперь говори, где тут, в вашей Москве, район Лефортово. А то мы не местные.
Я оторопел. Не понял. То есть только что пойманный преступник должен сам указывать сыщикам дорогу до тюрьмы? И потом, почему сразу в тюрьму? А доказать?
— На светофоре направо, — мрачно ответил я, — и потом все время прямо, по набережной...
Так жертва подсказала палачу путь к эшафоту».
В СИЗО Рубанов провел три с лишним года, на свободу вышел в 1999 году. Первым делом поехал домой, попытался смыть тюремную грязь: несмотря на это, кожа его пахла тюрьмой еще несколько недель. Жить ему было решительно не на что: перед отсидкой он отдал своему компаньону, Михаилу Ткачу, неприкосновенный запас в размере 300 тысяч долларов; надо ли говорить, что от денег ничего не осталось. Освободившись, Рубанов работал сварщиком, землекопом, устроился прорабом на стройку к друзьям, торговал лампами; былого успеха в бизнесе он так и не достиг.
Сейчас он к нему уже и не стремится.
В 2013 году он мог бы отметить 14 лет со дня освобождения — своего рода юбилей, хотя и некруглый. Но Андрей Рубанов, бывший бизнесмен, а сейчас — известный писатель-фантаст, средних лет мужчина с щедрой сединой в черных волосах (такой цвет принято называть «соль с перцем»), о своей прежней деятельности рассказывает сухо: «До тюрьмы я занимался обналичкой и прочими обменными операциями. У нас в России бизнес устроен так, что ста процентам предпринимателей не нравится, как их контролируют, поэтому к услугам тех, кто продает "черный нал", обращаются все те же сто процентов. Нет такого предпринимателя, который не воспользовался бы "черным налом". Я считался человеком надежным, за деньгами шли ко мне».
Он начал свою деятельность в 1992 году; себя самого с долей иронией называет «молодым Растиньяком»: «Приехал в столицу из Электростали, стал завоевывать мир. Сначала было трудно, денег ни на что не хватало, ходил в штанах жены».
Позже Рубанов вошел в группу молодых людей, скупавших и продававших валюту в ГЗ МГУ, дальше — обналичка: «Был офис в центре Москвы, и не один. Обширная клиентура. Сверхприбыли. Мы зарабатывали 250 тысяч долларов в день, бешеную сумму по тем временам. Тратить не успевали, времени не было, даже квартир не купили. Пёрло страшно: были молоды, нам казалось, что мы Джеймсы Бонды. Видели, что ловим шанс, при определенных обстоятельствах сейчас были бы миллиардерами. Мы слишком быстро выросли на тех бешеных деньгах, потеряли голову. И я счастлив, что это прекратилось: если бы меня не посадили, то я, наверное, совершенно оторвался бы от реальности, сидел в Лондоне и считал, что поймал бога за жопу».
Самого Рубанова поймали, когда он обналичил очередные полтора миллиона долларов: по версии следствия, эти деньги пришли от тогдашнего мэра Грозного Беслана Гантамирова, который получил их в 1996-м из федерального бюджета: предполагалось, что на эти деньги закупят медикаменты для больниц Чечни.
Происхождение денег, по словам Рубанова, было ему неизвестно: «В офис по рекомендации хороших друзей пришли люди, попросили обналичить крупную сумму денег, обычное дело. Кто стоял за этими деньгами, я не знал. Ясно было одно: деньги увели, положили в карман, а я оказался крайним, и на меня завели уголовное дело по обвинению в мошенничестве».
Обналичив «чеченские деньги», Рубанов получил «по самые помидоры»: «Сидел в Лефортово и Матросской тишине на "общем корпусе": 32 шконки, сидит толпа человек в 120-140, спят по очереди, постоянно курят».
Уже выйдя из тюрьмы и став писателем, он расскажет об условиях в камере: «Курение длилось безостановочно, с момента пробуждения — и до самого вечера. Курили за разговором, за чаем, курили, отправляясь справить большую нужду, и после прогулки, и после обеда, и ужина, и перед сном. Курили от нечего делать. В итоге камера — даром, что имела четырехметровый потолок — вечерами заполнялась серо-сизым дымом, угаром и особенно раздражавшим меня тяжелым запахом горелых спичек».
Три года подряд Рубанова возили в Кузьминский суд, и в 1999 году вынесли приговор «за отсиженным», присудив те самые три года, которые Рубанов провел в СИЗО.
Его освободили в зале суда, и он почти сразу же начал писать.
Вторая глава его автобиографической книги «Сажайте и вырастет» начинается так:
«В прохладном помещении, отделанном зелеными пластиковыми панелями, мне предложили раздеться догола. Очень вежливый человек средних лет с погонами прапорщика на тощих плечах досконально изучил мою одежду, тщательно пройдясь узловатыми пальцами по всем ее швам. Затем мне позволили надеть трусы и оставили одного. Часа полтора или два, изнывая от невнятной тоски, я ждал, что будет дальше.
Вдруг прапорщик появился в сопровождении второго, в белом халате. Тот облачился в перчатки, с шиком бывалого прозектора звонко щелкнул их резиной по своим запястьям, а потом рекомендовал мне нагнуться и раздвинуть ягодицы.
— Ну что там? — спросил я, выполнив просьбу. — Амнистии не видать?»
В мае 2013 года уполномоченный по правам предпринимателей Борис Титов представил Владимиру Путину проект постановления об амнистии бизнесменов, осужденных по экономическим статьям Уголовного кодекса. Глава государства назвал документ «сырым». Тем не менее, 21 июня Путин, выступая на Петербургском международном экономическом форуме, предложил Госдуме принять закон об амнистии еще до летних каникул.
Законопроект Титова был изрядно переработан, закон об амнистии вступил в законную силу 4 июля 2013-го, и его положения далеки от идеала: амнистия затронет только тех, кто осужден впервые, а также тех, кто уже возместил или согласен возместить нанесенный ущерб и убытки потерпевших. Число уголовных статей, по которым изначально предлагалось амнистировать предпринимателей, сократилось почти вдвое: с 52-х до 27-ми. Статья 159 УК (мошенничество), по которой было осуждено самое большое количество бизнесменов, включая Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, в текст закона вообще не попала; вместо нее частично взяли статью 159.1 (мошенничество в сфере кредитования и предпринимательской деятельности), введенную в кодекс лишь в ноябре 2012-го.
Эти условия многим кажутся кабальными и недопустимыми: «Это не амнистия, а действие, напрямую противоречащее Конституции, — резко заявляет глава организации «Русь сидящая» Ольга Романова. — По 159.1 статье вообще практики нет, не успели никого осудить. Что же касается остальных статей, то получается, чтобы попасть под амнистию, ты должен даже под следствием заранее признать свою вину и возместить все убытки условному гражданину Петрову, хотя Петров, может быть, никакого иска о причиненном ущербе и не заявлял. С такой амнистией ни один неправосудно осужденный на свободу не выйдет».
«Амнистия удобна только для власти, которая хочет доброй казаться, это всего лишь подачка: вы кричите, что вас зажимают, вы хотите иметь благоприятный бизнес-климат, вот вам, получите. Но ведь просто так никто ничего не дает, с тебя обязательно будут что-то требовать взамен», — кипятится Руслан Телков, который весь прошлый год провел в СИЗО Зеленограда по обвинению в нарушении авторского права (ст.147).
По версии следствия, компания Телкова, специализирующаяся на изготовлении мебельной ткани, подделала два рисунка: «шкура ягуара» и «поверхность мрамора». Потерпевших не нашли, в январе 2013 года Телков был выпущен под залог, дело его пока еще не закрыто, так что Руслан имеет полное право подать документы на амнистию. Однако этим правом Телков пользоваться категорически не хочет: «Если я соглашаюсь на амнистию, то получается, что год в тюрьме я просидел зря, и не могу рассчитывать ни на какую реабилитацию. Ты же по амнистии должен оплатить ущерб потерпевшим, признать себя виновным, а я, например, себя виновным категорически не считаю: у меня конфисковали весь товар со склада, 525 рулонов ткани, которая давным-давно кем-то налево продана. Это не я должен выплачивать ущерб, это мне его должны возместить».
По утверждениям уполномоченного по правам предпринимателей Бориса Титова, благодаря амнистии на свободу уже вышли 13 человек; дела и фамилии десяти из них огласке не предаются.
Первыми по амнистии вышли молодые супруги Татьяна и Андрей Ващенко из Ханты-Мансийского автономного округа, пытавшиеся получить кредит по чужому паспорту. Их история донельзя проста: 23-летний Андрей нашел на работе забытый кем-то на посту охраны паспорт, 20-летняя Татьяна уговорила его взять кредит на 300 тысяч рублей по чужому документу, в банке нажали на «тревожную кнопку», супругов повязали.
16 июля Ленинский районный суд Тюмени признал супругов виновными, и их приговорили к исправительным работам с удержанием в доход государства десяти процентов от зарплаты. До наказания дело не дошло, поскольку в день вынесения приговора супруги были амнистированы.
Третьим стал астраханский предприниматель, директор ООО «Радиострой» Павел Арсланов, приговоренный к трем с половиной годам лишения свободы по ст. 160 Уголовного кодекса (присвоение и растрата). По мнению следствия, он присвоил себе деньги, перечисленные заказчиком на постройку одноквартирных сборно-щитовых домов, из-за чего не смог выполнить условия договора и завершить строительство в назначенные сроки. Однако защита настаивала на том, что строительство было завершено и никаких потерь заказчики не понесли. Суд вынес Арсланову обвинительный приговор, защита его обжаловала, 23 мая Астраханский облсуд переквалифицировал дело предпринимателя на статью «Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности», что позволило ему обратиться к омбудсмену по амнистии за помощью. 20 июля Арсланов был амнистирован.
До 2005 года старший офицер, инженер-связист Игорь Крошкин нес службу, о которой пишут в шпионских романах — обеспечивал закрытой связью первых лиц государства. В детали своих занятий Крошкин вдаваться не хочет, говорит только, что у него «восемь лет был свой отдельный кабинет в Кремле, связь он устанавливал, в числе прочего, на закрытых государственных дачах, а также занимался вводом ключей в ядерный чемоданчик».
За два года до выхода на пенсию Крошкин решил оставить чемоданчик другим: «Я взвесил, что за год занятий бизнесом смогу заработать себе 20-летнюю пенсию старшего офицера и объехать кучу стран. А я себя лишал этого удовольствия, поскольку у меня была высшая степень секретности».
В 2005 году Крошкин основал консалтинговую фирму «Высота», одним из основных клиентов которой был Воротынский завод «Стройполимеркерамика».
По его версии, завод постоянно пытались захватить рейдеры; задача Крошкина состояла в том, чтобы найти людей, которые смогут обеспечить предприятию безопасность: «Нами было подобрано государственное учреждение ФГУП ЦНИИУС, это институт, который специализируется на вопросах приватизации и имущественных отношений. Они владеют ситуацией изменения форм собственности, всяких слияний и поглощений. Я выступил оператором сделки, был заключен трехсторонний договор: институт выстраивал систему защиты собственности, завод перечислял деньги мне, а я их отчислял институту».
На этом ясность заканчивается. По мнению Крошкина, о планах дополнительной обороны заводской собственности узнал сын директора завода, Саида Мамедшаева, Инвер.
«Саиду было 72 года, Инвер — в три раза моложе, он мечтал занять директорское место и отправить отца на пенсию. Такая внутренняя татарская возня: молодое поколение грезит быть олигархами, старшее не желает уступать», — объясняет Крошкин.
Однако следствие считает: «Гражданин И. Крошкин, выступая в качестве генерального директора ООО "Консалтинговая группа Высота", злоупотребляя доверием руководителя ООО "Стройполимеркерамика", склонил его к заключению договора на оказание консалтинговых услуг по изучению и анализу конъюнктуры рынка, а также по разработке бизнес-плана для ООО "Стройполимеркерамика". В счет оплаты услуг по сделке мошенник получил свыше 11 миллионов рублей».
Сам Крошкин обвинения яростно опровергает: «Это заказное дело, сфабрикованное от начала и до конца. В деле даже заявления от потерпевших не нашлось, да о каком мошенничестве вообще могла идти речь, если у меня на руках все платежки о переводе денег в институт ФГУП ЦНИИИУС были?!»
Дело против Крошкина завели 6 декабря 2006 года; его самого пришли брать накануне Нового года, но он успел из офиса убежать: «Когда в суматохе опрашивали мою секретаршу и изымали документы, я просто вышел в заднюю дверь, и все».
Оказавшись на улице, Крошкин, по его же меткому определению, попал в двусмысленное положение: «С одной стороны, я точно знал, что ни в чем не виноват, имел на руках все нужные документы о переводе денег, триста процентов алиби. С другой стороны, я понимал, что за мной охотятся». На вопрос, почему он не использовал административный ресурс, вне всякого сомнения, оставшийся со старых службистских времен в Кремле, Крошкин отвечает туманно: «Пришла информация о том, что не надо дергаться, достаточно просто ненадолго залечь на дно».
И тогда Крошкин уехал из России: Новый год он провел, катаясь на лыжах в Словакии, православное Рождество — в Польше.
В конце января 2007 года он вернулся в Москву. «Если б я остался за границей, меня бы точно посчитали виновным: уехал — значит, точно виноват. А я так не мог поступить — в конце концов, я же офицер», — поясняет Крошкин.
В Москве он поселился на конспиративной квартире у друзей, где его благополучно взяли в январе 2007 года: Крошкина приехала навестить жена, оперативники УБЭПа «сели ей на хвост». Его дело передали в Тверской суд, который присудил ему наказание в виде шести лет лишения свободы.
На свободу Крошкин вышел в 2012 году. Ни денег, ни работы у него не было.
Когда Игоря Крошкина выпустили из колонии, в кармане у него было 500 рублей подъемных денег. Первым делом он пошел вставать на учет на биржу труда, где ему не предложили ни единой вакансии: Крошкину уже исполнилось 50 лет, в трудовой биографии имелось яркое пятно: шесть лет за колючей проволокой шил рукавицы.
«Мне показывали брошюры, в которых говорилось, что правительство России выделяет миллионы рублей людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию. Я просил: "Помогите мне, у меня отец пожилой, а мать на машине разбилась, когда ко мне в колонию на свидание ехала", — но никто ничего для меня не сделал», — злится Крошкин.
Полгода назад Игорь Крошкин нашел пристанище в офисе общероссийского движения «За права человека». Руководитель движения, Лев Пономарев, назначил его экспертом, и теперь Крошкин работает над созданием базы данных, в которую войдут все российские предприниматели, лишенные свободы по заказным экономическим делам. По его мнению, эти люди под амнистию вряд ли подпадут, поскольку вины своей ни за что не признают и государство любить ни под каким соусом не станут. «Знаете, в чем отличие Путина от Сталина? — спрашивает меня Крошкин. — Сталин понимал, что если посаженные им люди выйдут на свободу живыми, то у них будут к нему вопросы, поэтому он старался их уничтожить. Путин, судя по всему, этого не понимает. Он забыл, что бизнесмены, не признавшие своей вины, все равно выйдут на волю, и начнут спрашивать: "А почему я сидел? За что? Объясните мне!" И тут есть два варианта развития событий: либо люди начнут совместно действовать, либо уедут из России за границу». Сам Крошкин пытается делать два дела одновременно: ищет пострадавших от российского правосудия бизнесменов и затевает новый (на этот раз строительный) бизнес в Средней Азии.
Зарабатывать деньги за границей предпочитает и Александр Егай, в 2011-м уехавший в Берлин — после полуторагодовой отсидки в Лефортово. Сейчас он успешно занимается архитектурным проектированием, родные пенаты вспоминает не самыми теплыми словами: «В России я больше бизнес вести не хочу, — заявляет Егай. — Если здесь и заниматься каким-то делом, то только торговлей наркотиками, поскольку риски примерно одинаковые — продавай ты веники или героин. Но когда ты продаешь героин, ты четко понимаешь, что занимаешься незаконным промыслом, у тебя есть черный нал в большом числе, он помогает тебе решать вопросы. А вот тех денег, которые ты заработаешь на вениках, тебе не хватит на то, чтобы решить свои проблемы, которые обязательно возникнут».
С Алексеем Курциным, бывшим заместителем управделами компании «ЮКОС-Москва», мы встречаемся в фонде помощи хосписам «Вера» на улице Доватора. Сюда Алексея взяли на работу год назад, после того, как он вышел на свободу. Один из фигурантов «дела ЮКОСа», Курцин, по версии следствия, совершил преступления по статьям 160 (растрата денежных средств в особо крупных размерах) и 174-1 (легализация).
Согласно материалам уголовного дела, «Курцин, совместно с находящимся в розыске старшим вице-президентом ООО "ЮКОС-Москва" Михаилом Трушиным отмывали деньги». По данным следствия, со счетов компании под видом помощи общественным организациям было перечислено, а затем легализовано 342 миллиона рублей. Деньги, принадлежавшие ОАО НК «ЮКОС», переводились на счета подставных общественных организаций «Демократический союз» и «Спортивный автомобильный клуб «Трек». В 2005 году его приговорили к 15 с половиной годам лишения свободы, но он вышел по УДО в 2012 году.
Это обвинение вызывает у Алексея недоумение: «Им нужно было показать, что компания Ходорковского полностью коррумпирована, и их не волновало, что управляющий делами никакого доступа к деньгам не имеет, а только бумаги с места на место перекладывает. Тебя просто вбрасывают с твоим делом на конвейер, и все, остановить процесс невозможно: их уже не интересует, Ходорковский ты, не Ходорковский. В "ЮКОСе" работаешь? Значит, виноват».
Про свое заключение он рассказывает скупо: «Я понял одно: в колонии вырабатывается гормон покорности, например, на человека рычат: "Не выходи за линию!" А почему не выходить-то? Зачем людей, которые в столовую идут, строем строить?» Курцина мучает еще одна вещь: «Только выйдя из колонии ты понимаешь, каких важных вещей ты лишился, и это невосполнимо. Я за год работы в хосписе понял, что умирающий человек должен видеть своих родных, а у меня за время отсидки отец из жизни ушел, а мне об этом ничего не сказали».
Когда он вышел на свободу, желания заниматься чем-то, связанным с бизнесом, у него не было. «Надо сказать вот что: я никогда мистикой не увлекался, не видел высших проявлений в каких-то жизненных событиях, но со мной случилась удивительная вещь: когда я находился в местах не столь отдаленных, я, естественно, стал размышлять, чем бы заняться. Как-то я прочел, что кто-то выездную библиотеку организует на автобусах: возит детишек, а им в этот момент читают русскую классику. Мне захотелось помогать людям: хотя, наверное, я думал не о помощи людям тогда, а о помощи себе, но вот в итоге оказался в фонде “Вера”», — вспоминает Курцин.
Функции Алексея в фонде достаточно простые: он ведет программу помощи региональным хосписам. Много ездит по России, видит, как умирают люди. Курцин привык ко всякому, и тяжело переносит только одно — смерть детей: «Бывает, заглянешь в палату, увидишь малыша. Потом спрашиваешь о нем у медсестер, а малыша-то этого уже и нет».
Своим теперешним положением он в целом доволен, хоть и беспокоится: «Надо мной условный срок висит до ноября 2014 года, я все время об этом помню».
Курцин очень хотел бы, чтобы его амнистировали.
В ближайшие дни «Лента.ру» опубликует интервью с уполномоченным при президенте России по правам предпринимателей Борисом Титовым, сторонником закона об экономической амнистии.