Размещенные в открытом доступе в Сети бесплатные учебные курсы (MOOC — Massive Open Online Courses) стали одной из основных тем мирового образовательного дискурса. «Лента.ру» писала про то, как лидирующие университеты США спровоцировали лавинообразное производство образовательного контента, а также разбирала влияние технологических инноваций созданной в США Khan Academy на школьное образование. Дискуссии относительно того, являются ли МООС временным явлением, продолжаются, но интерес российских участников образовательного рынка к опыту коллег остается невысоким, а наработки российских инноваторов от образования в лучшем случае вызывают сочувствие.
1.
В США перегретый рынок предложения образовательного контента развивается пугающими темпами. Первые действительно успешные МООС появились в последние два года, но уже сегодня ряд общепризнанных лидеров в этой отрасли задает единые международные стандарты для создания успешных МООС, хотя процесс осознания вновь открывшихся возможностей онлайн-обучения, можно сказать, еще только начался. Например, компания Coursera, предлагающая курсы от лучших университетов мира, разработала специальную технологию для борьбы со списыванием, которая позволяет удостоверить личность студента с помощью веб-камеры и замера его ритма набора текста на клавиатуре.
Избыточное внимание к MOOC, в том числе в дискуссии, которая не прекращается в американской прессе вот уже два года, вполне объяснимо. Хорошее образование в США стоит дорого, а открытые курсы позволяют не только получать знания бесплатно, но еще и обучаться у лучших преподавателей мира. Сейчас MOOC все еще бесконечно далеки от того, чтобы стать полноценной заменой вузу, поскольку страдают от отсутствия комплексного подхода к обучению студентов. Но по крайней мере часть очевидных проблем, которые рано или поздно встают перед каждым, кто сталкивается с MOOC, преодолима уже сейчас при наличии у студента соответствующей мотивации. Провайдеры MOOC позволяют стать студентом своих курсов каждому, кого интересует самообразование. И те 10 процентов учащихся, кто действительно способен самостоятельно завершить образовательный процесс, справляются с этим вполне успешно. У остальных же на пути к сертификату об окончании курса возникают различные препятствия, такие как отсутствие соответствующего багажа знаний, позволяющего понять, о чем вообще говорится в курсе, на который подписался студент.
2.
Адвокаты MOOC спешат объявить революцию в образовании свершившейся, однако изменения, причиной которых стали MOOC, будут влиять на образовательные практики куда медленнее, чем этого хотелось бы. Хоронить традиционное образование еще слишком рано: изменения, связанные с внедрением MOOC, произойдут в нем, по разным оценкам, в лучшем случае лет через 10-15. Именно поэтому критики рассматривают МООС как информационный пузырь, не соглашаясь с тем, что на МООС уже сейчас надо смотреть как на триггер революционных изменений в образовательном процессе. Они не отрицают необходимости всячески рекламировать онлайн-обучение, но напоминают, что образование в классической его форме было и остается важнейшим условием социализации.
Действительно, до тех пор пока образование является лифтом, позволяющим подняться в элиту общества, традиционным университетам ничего не грозит, ведь МООС по определению не могут считаться элитарными. Всякий может прослушать курсы, входящие в MBA, в интернете, но более четкий сигнал о соответствии кандидата вакансии рынок получит от соискателя, который закончил саму программу MBA. Наконец, сложно себе представить, что в ближайшее время можно будет дистанционно выучиться, например, на хирурга, а потому подобные профессии будут все больше обосабливаться.
Такая логика предполагает, что появление МООС сделает элитное образование еще более элитным. Однако для тех, кто хочет учиться, МООС вполне могут стать важнейшим и давно ожидаемым проводником в мир высококачественного образования, недоступного прежде. И поэтому можно ожидать, что МООС будут развиваться и дальше — с одной стороны, обогащая уже опробованные технологии обучения доступом к традиционным образовательным институтам (скажем, библиотекам), а с другой стороны, вырабатывая новаторские идеи. И в какой-то момент, если развитие технологий онлайн-образования не угаснет, рынкам труда, капитала и образования придется пересмотреть установившиеся взгляды на систему образования в мире.
Со стороны МООС могут показаться вестниками хаоса в традиционном образовательном мире, но это лишь видимость. Если за качество курса голосуют сами студенты, включая не самые полезные механизмы создания «звезд» от образования, то систематизация и выработка стандартов происходит сама по себе. Речь, прежде всего, идет о таких общепринятых вещах, как деление авторами МООС своих курсов на мини-лекции. Аналогичным образом сложились и два стандарта лекций: один вариант — когда лектора снимает камера и студент знает своего преподавателя в лицо, и второй, сторонники которого отдают предпочтение закадровому голосу.
Само создание MOOC приносит выгоду участникам, занятым в производстве образовательного контента. В конце концов, для того чтобы создать пользующийся популярностью МООС, его авторам сперва необходимо уяснить, как именно учатся их студенты. Одно дело — читать курс в университете, где его слушает в лучшем случае тысяча студентов год, и совсем другое — обучать 100 тысяч человек из 100 стран мира. В этом случае даже примеры, которые приводят преподаватели, должны быть тщательно пересмотрены, ведь то, что уместно в Польше, может показаться дикостью студенту из Пакистана. Результатом становится двусторонний процесс обучения и недоступная ранее возможность получить сколь угодно большой объем обратной связи, влияющей на улучшение образовательной практики. Студентам же МООС позволяют трансформировать процесс обучения в конструктор и добирать те знания, которые им необходимы, одновременно корректируя стоимость обучения.
3.
На данный момент совершенно не очевидно, как распорядятся появившимися возможностями сами университеты. Они могут как использовать MOOC для того, чтобы улучшить качество обучения, так и сознательно проигнорировать новые технологии, поддерживая давным-давно оформившийся подход. Но интерес к инновационным наработкам настолько велик, что позиция тех, кто выступает наблюдателем в революционизирующем образование процессе, с каждым днем становится все более уязвимой. Дело в том, что далеко не все MOOC создаются при участии университетов — энтузиасты, увлеченные образованием, играют здесь далеко не последнюю роль.
Сервис Udacity, к примеру, хотя и сотрудничает с отдельными преподавателями, все же стоит особняком, предлагая студентам самостоятельно изучать размещенные на сайте курсы по математике, физике, психологии и в особенности курсы раздела computer science. И хотя сейчас создатели Udacity исследуют возможности сотрудничества с традиционными вузами и даже заявили о создании полноценной магистерской программы по computer science, они прежде всего заняты созданием альтернативной образовательной площадки для всех, кто желает обучаться самостоятельно. Далеко не все курсы, впрочем, выстроены идеально, поэтому студенту придется добирать знания на сторонних площадках.
Но курсы Udacity даже в том виде, в котором они существуют сегодня, представляют собой реальную альтернативу для тех, кто хочет получить практические навыки в программировании, но не может посещать специальные курсы или учиться в университете. Другое дело, что современные МООС слишком слабо увязаны с рынком труда, который пока предпочитает традиционные маркеры, указывающие на качество специалиста, а на новомодные тенденции реагирует крайне слабо.
4.
Сеть все громче заявляет о себе как о второй альма-матер для любого ориентированного на обучение студента. И удивительно, что российские вузы пытаются держаться в стороне от дебатов на эту тему, не говоря уже о попытке встроиться в процесс. В итоге ситуация с доступными знаниями в России выглядит, грубо говоря, следующим образом. Если завтра во всем мире исчезнут школы и вузы, а российские парламентарии ограничат доступ в интернет кириллическим сегментом Сети, то Россия, в отличие от тех же США, прямиком отправится в каменный век образования: отдельные крупицы информации в Рунете найти еще возможно, но составить из них сколько-нибудь полноценную учебную схему будет крайне затруднительно.
Собственного опыта по организации чего-то, хотя бы отдаленно напоминающего MOOC, российские вузы, ключевые игроки мирового рынка образования, не накопили. Лишь Санкт-Петербургский государственный университет заявил о том, что ведет переговоры с Coursera о размещении собственных курсов, в том числе русскоязычных. Но до сих пор неизвестно, чем завершились эти переговоры. Не спешит договариваться с иностранцами и МГУ. В 2012 году представители МГУ заявляли, что ведут активную переписку с администрацией Coursera по условиям участия университета в проекте, в первую очередь по согласованию возможности размещения в рамках проекта курсов на русском языке, а в феврале 2013 года даже сообщили, что переговоры завершились и договор с Coursera «на 25 листах находится на согласовании в Юридическом управлении МГУ». Несложно догадаться, что с тех пор никакими онлайн-курсами МГУ так и не разродился.
Российская система образования, «выключенная» из мировой образовательной повестки, продолжает (за исключением некоторых вузов) вариться в собственном соку, поэтому ее представителей неясные, с их точки зрения, последствия появления МООС не слишком-то и волнуют. А даже если и волнуют, то обсуждение перспектив развития онлайн-образования происходит за закрытыми дверями, а не публично. Сегодня вузы, образующие вершину российского образования, настолько обособились, что конкурировать им попросту не с кем, а конкурировать за иностранного студента еще и незачем. Между тем именно опасения навсегда отстать в борьбе за первые места на глобальном рынке образовательных услуг и спровоцировали в свое время активное участие иностранных вузов в гонке.
Российские вузы куда больше обеспокоены действиями Минобрнауки и правительства, реформирующих РАН, нежели модным увлечением своих зарубежных коллег. Насколько правильна подобная позиция, неясно, но очевидно, что в ближайшее время россиянину, который хотел бы продолжать самообразование, следует прежде всего выучить английский язык, так как выучиться чему-то на русском будет затруднительно.
Отсутствие конкуренции и маломальских стимулов естественно приводит к отсутствию достойного результата. Российские вузы могли бы накапливать символический капитал через создание свободных курсов хотя бы из целей самопиара, но и в этом они не испытывают нужды. И хотя на российских кафедрах трудится немало тех, чьи наработки были бы интересны миллионам студентов по всему миру, отсутствие административной и финансовой поддержки закрывает для них возможность побороться за внимание международного потребителя образовательного контента. Впрочем, и у частного сектора в России дела обстоят немногим лучше. Отдельные его представители либо воспроизводят такие проекты, как TED, либо организуют курсы с целью заработка на профессионалах, копируя аналогичные зарубежные проекты.
В России мало кто ставит своей целью обучать миллионы. Еще меньше людей понимают важность открытого образования. Образование в стране остается делом прежде всего государства, присвоившего себе монополию на знание как в медийной сфере, так и в образовательной, а уже сильно потом — делом частного сектора. Не идут на пользу делу и нежелание российского частного и благотворительного сектора вкладывать деньги в образовательную сферу, и неумение новаторов доступно рассказать о своей цели тому, кто может предоставить финансирование.
При этом нельзя сказать, что Россия напрочь обделена проектами в сфере онлайн-образования. Развивается, к примеру, проект interneturok.ru, который предоставляет пользователям доступ к тысячам бесплатных видеозаписей школьных уроков. Еще один известный проект запущен при поддержке Росмолодежи — это медиатека «Лекториум», где вузы и отдельные лектории публикуют видеовыступления своих лучших лекторов. В конце концов, существует бесплатное дистанционное обучение в Национальном открытом университете «ИНТУИТ», бесплатные курсы по программированию, бесплатные банки лекций, бесплатный, перспективный, но пока недоразвитый клон платформы Udacity — Hexlet. Есть даже платный университет Eduson.tv, ориентированный на бизнес-образование. Но, к сожалению, все эти проекты с трудом можно назвать популярными даже в российском масштабе, не говоря уже об их значимости для международного рынка. Кроме того, большая часть из них выстроена по традиционной для российского образования методике, а новации заключаются лишь в том, что данные материалы выложены в Сеть.
Даже поверхностное знакомство с российским рынком образовательных программ в Сети позволяет предположить, что россияне, понимающие важность формирования открытого банка знаний, являются то ли последними снобами, то ли технологическими профанами. Доступность и структурированность материала для студента, который берется изучать что-либо «с нуля», ниже всякой критики: в лучшем случае вы получите сложнейший курс, нацеленный на состоявшегося профессионала, в худшем — беспорядочный набор образовательных видео, которые никто не потрудился структурировать. Наконец, судя по визуальному оформлению подобных проектов, можно заключить, что части авторов в целом совершенно неважно, сможет ли кто-нибудь в реальности воспользоваться их наработками.