Во вторник, 20 августа, в сеульском университете Йонсе начались заседания специальной комиссии ООН по правам человека в Северной Корее. На них выступают бывшие заключенные северокорейских трудовых лагерей, которые рассказывают о положении попавших туда людей, о публичных казнях, голоде и наказаниях за малейшие проступки. Международная организация надеется привлечь к ответственности виновных руководителей КНДР, правда, пока неизвестно, каким именно образом.
Комиссия ООН по правам человека в Северной Корее была создана в марте 2013 года. Она состоит из трех человек, и возглавляет ее 74-летний австралийский судья Майкл Керби (Michael Kirby), бывший член Высокого суда Австралии. Помимо него, в комиссию входят 65-летняя сербская правозащитница Соня Бисерко (Sonja Biserko) и 68-летний бывший генеральный прокурор Индонезии, правозащитник Марзуки Дарусман (Marzuki Darusman), который с 2010 года является уполномоченным ООН по наблюдению за правами человека в КНДР.
Инициатива создания такого комитета исходила от Совета ООН по правам человека, который считает, что подобные нарушения со стороны Пхеньяна могут быть квалифицированы как преступления против человечности. К моменту создания комиссии у международной организации уже был огромный массив свидетельств, которые предстояло проверить. В частности, власти КНДР подозреваются в несоблюдении права граждан на жизнь и на доступ к пище, в пытках, похищениях, дискриминации, ограничении свободы слова.
Уникальность работы комиссии под руководством Керби состоит в том, что ее заседания проходят публично. Беглецам из КНДР — бывшим заключенным северокорейских трудовых лагерей — предоставили возможность рассказать свои истории в присутствии всех желающих их выслушать.
Работа комиссии в Сеуле началась со свидетельских показаний 30-летнего Син Дон Хёка (Shin Dong-hyuk) и 34-летней Чи Хон А (Jee Heon-a). Син является чуть ли не самым известным беглецом из КНДР. Он до сих пор остается единственным человеком, которому удалось улизнуть из северокорейской колонии для политических заключенных. Родившийся в «Лагере 14», расположенном в 80 километрах к северу от Пхеньяна, Син провел там первые 24 года своей жизни, вплоть до побега.
По оценкам Син Дон Хёка, на тот момент, когда он жил в трудовом лагере, там содержалось около 20-30 тысяч человек, которые работали на угольных шахтах, различных фабриках и в сельском хозяйстве. «Нас воспринимали как рабочий скот и пытались вытянуть из нас все, пока мы не умерли», — рассказывает Син.
Оба беглеца говорят, что казни, пытки и голод — рядовые явления в подобных колониях. За малейшие нарушения внутреннего распорядка предусмотрены жесточайшие наказания. Например, надсмотрщики отрезали Син Дон Хёку часть среднего пальца за то, что он сломал швейную машинку. Причем сам он был рад, что не лишился всей руки и, более того, что его не убили за проступок — такой вероятности он тоже не исключал. В 1996 году мать и брат Сина, которые также содержались в колонии, были публично казнены, поскольку надсмотрщики узнали о задуманном ими побеге.
Вообще, Син Дон Хёк уже неоднократно описывал свою жизнь в колонии. Выступая перед комиссией ООН, он фактически повторил содержание своей биографии, записанной с его слов американским журналистом Блейном Харденом.
Впрочем, репортер не ограничивался одними лишь рассказами самого Син Дон Хёка, выяснив и другую, в том числе нелицеприятную информацию о перебежчике из КНДР. В частности, именно на нем лежала ответственность за казнь его матери и брата. Когда Сину было 14 лет, он рассказал о готовящемся побеге в обмен на обещание вкусно его накормить и дать более легкие задания в школе. Помимо этого, подросток боялся, что, если начальство колонии узнает о побеге от кого-то еще, с ним расправятся как с сообщником.
Впоследствии Син Дон Хёк признался, что действительно виноват в смерти матери и брата. Более того, он заявил, что нисколько не жалел тогда о своем поступке и считал, что его родственники заслуживают смерти. Правда, обещанного вознаграждения он так и не получил. Надсмотрщик, узнавший от него о плане бегства, выдал информацию начальству как свою собственную. В итоге Сина посадили в подземную тюрьму и долго пытали, прежде чем убедились, что он не имел отношения к планам своей семьи.
Впрочем, говорить о по-настоящему близких родственных отношениях в трудовых северокорейских лагерях не приходится. Отец Сина попал в колонию за то, что двое его братьев сбежали на Юг во время Корейской войны. За что посадили его мать, неизвестно. Завести семью им разрешили в качестве поощрения за исправную работу.
Согласно северокорейским законам, дети, родившиеся в трудовой колонии, искупают вину своих родителей вместе с ними, поэтому на свободу их не отпускают. Син Дон Хёк вырос и воспитывался в лагере, свою мать он воспринимал как соперника в борьбе за еду и выживание — равно как и она его. Однажды мать избила сына мотыгой за то, что он съел ее обед. Отцу позволяли видеться с семьей только несколько раз в году, а остальное время он должен был работать. По воспоминаниям беглеца, дети в колонии искали себе пищу сами: ели крыс, насекомых, выбирали не переварившиеся зерна из коровьего навоза, обгладывали козьи копыта, которые надсмотрщики выкидывали, когда забивали животных.
Первым детским воспоминанием Син Дон Хёка стала публичная казнь его одноклассницы. Учитель перед уроком решил проверить сумки школьников и нашел у одной из девочек несколько зерен кукурузы. Он заявил, что та их украла, а правила лагеря гласили, что кража еды карается немедленным расстрелом. Учитель поставил девочку на колени перед всем классом и долго бил ее деревянной указкой по голове, потом одноклассники унесли ее домой, а к вечеру она умерла. Син Дон Хёк, как и другие школьники, не осуждали учителя — они привыкли думать, что он всегда прав, а наказание заслужено.
В школе Сину преподавал один и тот же учитель. Он всегда носил на поясе пистолет. Его имени никто не знал, смотреть ему в глаза было запрещено. В отличие от обычных северокорейских школ, в классных комнатах не висели портреты Ким Ир Сена и Ким Чен Ира. Детей учили только считать и писать, а также зубрили с ними лагерные правила. Присутствие на уроках в любом состоянии было обязательным, поэтому больного ученика приносили на уроки его одноклассники.
На переменах детям разрешали играть в «камень, ножницы, бумага». По субботам школьники освобождались на один-два урока раньше, чем в будни, и им позволялось ловить друг у друга вшей. При поступлении в школу детям выдавали черную униформу, которую меняли раз в два года, несмотря на то что уже через пару месяцев она полностью изнашивалась. За успешную учебу школьников поощряли куском мыла. Син Дон Хёк учился не очень хорошо, поэтому мыло видел редко. Зимой заключенные, по его словам, вообще практически не мылись, потому что купаться в речке или ходить голым под дождем, как это обычно делалось летом, было слишком холодно. Пока мать Сина была жива, она шила ему нижнее белье из старых лохмотьев, а после ее смерти он перестал носить белье вообще.
Как утверждает Харден, написавший книгу про Син Дон Хёка, этот молодой человек, выросший в лагере, максимально приспособился к условиям жизни в заключении. Он не стеснялся есть суп с пола, умолять надсмотрщиков о прощении, предавать других за еду. Единственное, что побудило его к бегству, — это общение с 50-летним заключенным, с которым он оказался в одной камере после того, как сдал мать и брата. Тот выходил Син Дон Хёка и рассказал ему о том, какой может быть жизнь за пределами лагеря.
Второй свидетельницей, которая выступила 20 августа в сеульском университете перед комиссией ООН, была Чи Хон А, попавшая в лагерь в 1999 году. Она рассказала о катастрофическом голоде в колонии, в которой содержалась. По ее воспоминаниям, у всех заключенных были запавшие глаза, люди выглядели как звери. Чтобы выжить в таких условиях, они начали есть соленых лягушек: собирали их, сдирали с них кожу и ели.
Однажды Чи Хон А стала свидетельницей того, как одну из заключенных заставили убить ее новорожденного младенца. По ее словам, надсмотрщик пришел сразу после рождения ребенка и вынудил мать опустить младенца вниз головой в миску с водой, чтобы он захлебнулся. Женщина умоляла его отменить приказ, однако тот только избивал ее, пока она не подчинилась. У многих других женщин в лагере провоцировали выкидыши побоями.
На второй день сеульских слушаний выступила 77-летняя Ким Ён Сун (Kim Young-Soon), попавшая в трудовой лагерь еще при Ким Ир Сене. В 1970-х годах она принадлежала к северокорейской элите — во многом благодаря своему брату, генералу Корейской войны. Она танцевала для Ким Ир Сена и гастролировала по стране в ранге знаменитости. По ее мнению, причиной для заключения в трудовой лагерь стала ее дружба с актрисой Сон Хе Рим (Song Hae-Rim), которая родила будущему северокорейскому лидеру Ким Чен Иру сына — Ким Чен Нама. Отношения Сон Хе Рим и Ким Чен Ира никогда не были зарегистрированы официально и тщательно скрывались, поэтому власти стремились избавиться от всех, кто мог хоть что-нибудь знать.
В 1970 году Ким Ён Сун выкрала тайная полиция и продержала около двух месяцев в заключении, пытаясь выудить из нее информацию о неких «высокопоставленных руководителях страны». После безуспешных допросов ее вместе с детьми и обоими родителями отправили в лагерь «Йодок» на севере страны. Ей не предъявили никаких обвинений, а сообщили только, что всех членов ее семьи и ее саму должны были убить, но Ким Ир Сен настолько милостив, что позволил им жить в «Йодоке».
Ким Ён Сун провела в лагере девять лет. Заключенные весь день возделывали сельскохозяйственные поля, рубили деревья, строили помещения для содержания скота, а по вечерам с ними проводили уроки политического просвещения. В день им давали немного соли и кукурузы, причем размер пайка урезали, если дневной план не выполнялся. Из-за постоянного голода они ловили и ели все, что удавалось поймать: змей, ящериц и крыс. Родители Ким Ён Сун умерли от истощения, прожив в лагере немногим больше года, ее дети также были убиты или погибли в лагере.
Самой Ким Ён Сун помог выбраться на свободу высокопоставленный военнослужащий, посетивший лагерь в 1979 году. Он знал когда-то ее брата и организовал ее амнистию. Когда она оказалась на воле, то узнала, что ее муж попал в другой лагерь. Ей пришлось долгое время жить под постоянным наблюдением тайной полиции и соседей. В конце концов Ким Ён Сун сбежала в Китай в 2001 году, а в 2003 переселилась в Южную Корею, где сейчас зарабатывает уроками танцев.
В ближайшие пять дней перед комиссией ООН выступят в общей сложности 30 свидетелей, а затем комиссия продолжит свою работу в Токио. По словам Син Дон Хёка, это расследование — чуть ли не последняя надежда для жителей Северной Кореи, потому что они не в состоянии устроить вооруженное восстание, как в Ливии или Сирии.
Пока комиссия во главе с Керби получила только годовой мандат на расследование и в марте 2014 года должна предоставить письменный отчет о своей работе. Все итоги слушаний будут переданы заинтересованным органам ООН и ее генеральному секретарю. Вероятно, за этим последуют новые санкции в отношении КНДР. Дело также может быть передано в Международный уголовный суд, который не входит в структуру ООН, но занимается преступлениями против человечности. Впрочем, расследование только началось и говорить о его итогах рано. Меры воздействия ООН сильно ограничены, а в Сеуле, похоже, особенного интереса к теме не проявляют. На выступления перебежчиков пришли только несколько десятков человек, включая журналистов.
По оценкам Amnesty International, в Северной Корее в лагерях для политзаключенных сидят около 200 тысяч человек. Государственный исследовательский институт в Южной Корее насчитывает пять таких лагерей. Власти КНДР предсказуемо отрицают даже их наличие, но пускать экспертов ООН в страну отказываются. Перебежчиков в Пхеньяне называют предателями, а их рассказы — направленными на дестабилизацию власти нынешнего лидера страны Ким Чен Ына.