26 сентября газета «Коммерсантъ» опубликовала Концепцию нового учебно-методического комплекса по отечественной истории. Документ был подготовлен Минобрнауки и Российским историческим обществом по поручению Владимира Путина и представляет собой руководство по преподаванию истории в школах, соображения о назначении предмета, краткое изложение содержания школьного курса истории и перечень «трудных вопросов». Опубликованный текст является черновиком и может в дальнейшем претерпеть изменения, однако при условии, что финальный вариант должен был появиться уже на следующий день (в итоге, правда, не появился), вряд ли эти изменения окажутся значительными.
О необходимости разработать единый учебник истории для преподавания в школах по всей стране президент Путин заявил в феврале 2013 года. Выступая на заседании Совета по межнациональным отношениям, президент предложил разработать учебники истории, основанные на единой концепции, чтобы «на конкретных примерах показывать, что судьба России созидалась единением разных народов, традиций и культур».
У многих здравомыслящих родителей, преподавателей и ученых предложение президента вызвало немало вопросов. Наиболее сомнительными им показались формулировки вроде «учебник без внутренних противоречий и двойных толкований» и предложение преподавать трудные вопросы истории «исходя из геополитических интересов России». Школьные учителя истории уверяли к тому же, что никакой реальной необходимости для создания нового учебника нет, поскольку в списке изданий, рекомендованных Минобрнауки, есть множество хороших пособий.
Дополнительное недоумение вызвало объявление, что школьный курс истории предполагается завершить 2012-м годом — то есть событиями, оценить которые в широком историческом контексте пока что еще по меньшей мере затруднительно. О том, как именно на основе Концепции будут разработаны учебники и школьные программы, до сих пор ничего не известно, однако безапелляционный тон руководства страны позволял утверждать, что результатом создания «единого учебника» станет пособие, где те или иные исторические события будут переосмыслены «в интересах патриотического воспитания» — в том виде, как оно понимается государством, а любые попытки инакомыслия будут расцениваться как «фальсификация истории». Премьер-министру Дмитрию Медведеву пришлось специально заверять, что у учителей сохранится право трактования текста учебника.
Однако судя по документу, опубликованному 26 числа, о тотальном торжестве государственной пропаганды над здравым смыслом говорить все же не приходится. Авторы очень напирают на многонациональный и многоконфессиональный характер нашей страны — но так уж была сформулирована задача. Вплоть до раздела о распаде СССР в 1991 году и событий 90-х — 2000-х годов Концепция предлагает вполне здравый взгляд на изложение и объяснение исторических событий, хоть и не без некоторых противоречий и случайных нелепостей.
Как известно, школьный предмет «История» имеет довольно слабое отношение к одноименной науке — созвучие в данном случае лишь вводит в заблуждение. Историческая наука, как и любая другая, оперирует определенными методами, апеллирует к различным научным школам и подходам. Обучать этому инструментарию школьников едва ли целесообразно, и перед школьной историей ставятся принципиально иные задачи. С одной стороны — ознакомить учащихся с областью знаний, научить анализировать данные, критически подходить к любому источнику информации. С другой, и это неизбежно, — через изучение истории страны государственная система образования формирует у детей представление о том, как государство видит себя в мире.
А дальше весь вопрос в балансе. К примеру, в Концепции Минобрнауки перед школьным курсом истории ставится пять задач. Из них лишь одна (четвертая) предполагает «развитие способностей учащихся анализировать содержащуюся в различных источниках информацию... рассматривать события в соответствии с принципом историзма, в их динамике,
взаимосвязи и взаимообусловленности». В остальных четырех речь идет о «формировании ориентиров для гражданской, этнонациональной, социальной, культурной самоидентификации», «месте и роли России во всемирно-историческом процессе», «воспитании в духе патриотизма».
На выходе, впрочем, этот перекос не то чтобы бросается в глаза — по крайней мере, исторический материал в Концепции (за исключением современности) излагается без излишней идеологизированности. Зато в документе предлагается ряд радикальных нововведений, которые кажутся вполне оправданными и давно назревшими. К примеру, документ предполагает отказаться от «концентрической» системы преподавания истории, при которой за школьный курс учащимся по два, а то и по три раза рассказывают об одних и тех же событиях (историю Древней Руси, к примеру, учащиеся могут проходить в начальной школе, в шестом и десятом классах). Вместо этого предлагается начинать преподавание отечественной истории по линейной системе с пятого по десятый классы. В 11 классе предполагается сравнительно-исторический курс «История России в мировом контексте», который можно изучать как на базовом, так и на профильном (углубленном) уровне.
Стремление вписать историю России в мировой исторический контекст тоже кажется вполне оправданным. При сложившейся практике преподавания отечественная история изучается практически в полном отрыве от мировой. К примеру, Ивана Грозного школьники могут проходить одновременно с Французской революцией, а Александра I — с Первой мировой войной (кстати, так строится программа не только в школе, но и во многих специализированных вузах). Как заявлено в Концепции Минобрнауки, «мировоззренческая задача курса заключается в раскрытии как своеобразия и неповторимости российской истории, так и ее связи с ведущими процессами мировой истории». В связи с этим курсы истории России и всеобщей истории предлагается синхронизировать.
Что же касается собственно изложения курса истории России (а это три четверти от общего объема документа), то и тут, насколько можно судить, катастрофы не предвидится. События изложены достаточно общо, однако в ключевых моментах авторы текста подходят к объяснению тех или иных процессов и событий вполне разумно. К примеру, не отрицается скандинавское происхождение первых русских князей, период правления Ивана Грозного описывается как деспотичный, а становление сословно-представительной системы в России сопоставляется с развитием подобных институтов в западноевропейских странах. Гражданская война, кажется, впервые названа национальной трагедией, а сталинская эпоха охарактеризована как «противоречивая»: отмечен промышленный рост на фоне свертывания демократии и массового террора. Нашлось также место диссидентскому движению, самиздату и борьбе с инакомыслием.
Не обошлось, конечно, без некоторых казусов. К примеру, татаро-монгольское иго превратилось в монгольское. Произошло это, скорее всего, по настоянию вице-президента Академии наук Татарстана Рафаэля Хакимова. Привычная формулировка его не устроила, в связи с чем было решено заменить ее на «систему зависимости русских земель от ордынских ханов». Однако в итоге ограничились механическим вымарыванием слова «татарское». Интересно, что в последнем, современном разделе фигурируют «меры по смягчению последствий „шоковой терапии“ в Татарстане» — ни один другой регион России такой чести не удостоился.
Октябрьская революция, которую в последние годы именовали то, по старой памяти, Великой Социалистической, то переворотом, превратилась в Великую российскую революцию — видимо, в рамках синхронизации курсов, по аналогии с такими же английской и французской революциями. Брежневскую эпоху почему-то предложили назвать «стабильностью», хотя и упомянули о существования понятия «застой».
Однако настоящие проблемы начинаются после распада СССР. С первых абзацев последнего раздела, посвященного Российской Федерации в 1991-2012 годах, взвешенный тон повествования меняется на величественно-грозный. То и дело упоминается угроза развала страны. «В.В.Путин, — сообщают авторы, — в рамках своего первого и второго президентских сроков сумел стабилизировать ситуацию в стране, провести меры по укреплению властной вертикали». Возвращение Путина в Кремль в 2012 году охарактеризовано как «подтверждение преемственности власти».
И дело тут скорее даже не в том, что писать про Путина следовало в другом тоне, а в том, что писать про Путина не следовало вовсе. Интонации и формулировки, привычные при описании Смутного времени — событий четырехвековой давности — при описании совсем свежего материала выглядят, как минимум, нелепо. В первую очередь потому, что для верного выбора интонации должно пройти время.
В результате авторов Концепции поставили в заведомо проигрышное положение, предложив им оценивать значимость событий, последствия многих из которых еще не только не осмыслены, но даже в полной мере не проявились. Это относится как к чеченским войнам (они в документе упоминаются исключительно в контексте опасности исламского фундаментализма), так и к митингам протеста 2011-2012 годов (массовым выступлениям оппозиции места в курсе не нашлось вовсе).