В среду, 20 ноября, сторона обвинения по делу о нападении на худрука балетной труппы Большого театра Сергея Филина закончила предъявление доказательств. Последним из свидетелей обвинения был допрошен бывший генеральный директор Большого Анатолий Иксанов. Он спасал репутацию своей организации как мог, но под давлением был вынужден рассказывать об интригах главного театра страны. В частности, выяснилось, что Филин считал заказчиком преступления не только Дмитриченко, но и бывшего премьера труппы Николая Цискаридзе, якобы претендовавшего на его место. После ухода Иксанова начался допрос подсудимых. За судом наблюдал корреспондент «Ленты.ру».
Бывший генеральный директор Большого театра Анатолий Иксанов вошел в зал Мещанского суда, встал к судье спиной, к журналистам и клетке с подсудимыми лицом. Увидел предполагаемого заказчика преступления, бывшего солиста Большого Павла Дмитриченко, улыбнулся ему (не то чтобы очень приветливо) и приготовился давать показания. «Свидетель, вы, это, повернитесь ко мне», — обратилась к Иксанову судья Елена Максимова. «Ах, да, хорошо. Я же просто привык выступать лицом к народу», — извинился Иксанов.
При этом нельзя сказать, что бывший руководитель Большого так уж стремился перед народом выступить. Суд выписал ему и нескольким другим свидетелям принудительный привод — за то, что они прогуливали заседания. В итоге в ходе двух предыдущих заседаний сначала долго и нудно допрашивали медицинских экспертов. А потом, что само по себе — чрезвычайная редкость, вызвали следователя Дмитрия Алтынова, который вел это дело. Алтынову было решительно нечего сказать кроме того, что уже и так зафиксировано в протоколах допросов. Дмитриченко пытался расспрашивать его о давлении, которое сотрудники правоохранительных органов оказывали на свидетеля, члена труппы Большого Батыра Аннадурдыева (он сам об этом поведал ранее). Однако следователь, человек тертый, нападки ведущего солиста крыл фразой: «В материалах дела ничего такого нет». С тем и ушел. Процесс очевидным образом стал затягиваться, и тогда судья приняла решение о принудительном приводе свидетелей.
Иксанов, хоть уже и бывший гендиректор, явно пришел биться за репутацию Большого театра. Потерпевшего художественного руководителя балетной труппы Сергея Филина он охарактеризовал как «очень профессионального специалиста». Ни о каких конфликтах в театре Иксанову ничего не было известно. «За исключением того, что является нормой для любого театра. Кто-то кого-то не назначает на спектакли, кто-то хочет быть назначенным», — оговорился Иксанов. Филин жаловался ему на некое абстрактное давление, которое он чувствовал, но Иксанов ему говорил, что руководителю всегда тяжело: «Гладко не бывает, это входит в нашу профессию».
После того как на Филина напали, Иксанов, работавший гендиректором до лета 2013 года, посещал его в больнице вместе с министром культуры России Владимиром Мединским. По словам директора, фамилии людей, которые могли бы стоять за этим преступлением, Филин не называл.
Иксанова спросили, известно ли ему о неуважении, которое Дмитриченко проявлял по отношению к Филину. Тот ответил, что сам ничего такого никогда не слышал, но добавил: «До меня доходили разговоры, в театре вообще много разговоров». После этого право задавать вопросы получил сам Дмитриченко.
Он напомнил Иксанову, как после конфликта с Филиным пыталась уволиться руководитель канцелярии Большого театра Вероника Санадзе (об этом в суде подробно рассказывал сам Филин). «Это очень эмоциональная история, — отозвался Иксанов. — Она пришла с заявлением об уходе, в слезах. Мы поговорили, и я попросил ее забрать заявление и продолжать работать». «А правда ли, что после моего ареста Филин надавил на моего друга Батыра Аннадурдыева? Батыра позвали к телефону, и Филин из немецкой клиники ультимативно потребовал, чтоб он уволился, после чего он тоже пошел к вам с заявлением», — продолжал Дмитриченко. «Я тоже попросил его остаться. Это театр, таких эмоциональных ситуаций много. Чаще всего человека с заявлением об уходе удается уговорить», — спокойно, как только мог, отвечал Иксанов.
— Артисты могут повлиять на увольнение художественного руководителя? — спрашивал Дмитриченко.
— Решают, конечно, не они. Но артисты могут создать руководителю нестерпимые условия, — отнюдь не прозрачно намекнул Иксанов.
Слово взяла гособвинитель и потребовала огласить показания Иксанова в связи с «явными противоречиями» — на предварительном следствии он говорил немного другое. Суд ходатайство удовлетворил, после чего стало понятно, что со следователем бывший гендиректор был куда откровеннее. Из зачитанных показаний следовало, что Иксанов узнал о преступлении в 23:55 17 января от пресс-секретаря Большого театра. Тогда же он выяснил, что Филин считает заказчиками нападения или Дмитриченко, или премьера (на тот момент) балетной труппы Николая Цискаридзе, отношения с которым у Филина сложились из рук вон плохие. Более того, Цискаридзе претендовал на должность Филина и якобы лоббировал свое назначение через бывшего министра культуры Александра Авдеева и еще одного неназванного действующего чиновника высокого ранга.
Филин, показывал Иксанов следователю, был уверен, что Цискаридзе, Дмитриченко, а также бывший управляющий балетной труппой Роман Пронин настраивают против него артистов. При этом близкая знакомая Павла Дмитриченко и ученица Цискаридзе Анжелина Воронцова не только требовала у Филина одну из ведущих партий в «Лебедином озере», но еще и записала разговор с ним на диктофон, а потом отдала запись Цискаридзе. Услышав, как Филин предлагает его ученице найти себе другого преподавателя, — женщину, — чтобы получить эту партию, Цискаридзе пришел в ярость.
— Вы подтверждаете эти показания? — спросила судья Максимова у Иксанова.
— Да, — ответил он. — Вся разница в том, что сейчас, в суде, я говорю только то, что знаю сам. А следователю пересказывал еще и то, что слышал от других, — объяснил разницу в показаниях бывший генеральный директор.
Впрочем, Павел Дмитриченко был настроен на разоблачения. Он сказал, что своим карьерным ростом при Филине обязан не самому художественному руководителю, а Иксанову, которому он намекал на свое не самое завидное положение — Дмитриченко уже танцевал ведущие партии, но ведущим солистом не был и зарабатывал меньше. Иксанов подтвердил, что это именно он попросил Филина рассмотреть вопрос о перспективах актера.
— Вам известно, что Филин требовал у Пронина 100 тысяч долларов за продление контракта и говорил ему: "Ты никто, а я — Филин", — после чего Пронин написал заявление об уходе? — спрашивал из клетки Дмитриченко (Пронин покинул Большой театр этим летом; контракт с ним не был продлен).
— Такого не было и быть не могло, — с достоинством реагировал Иксанов. — Пронин приходил ко мне с заявлением об уходе после преступления против Филина. Но я ему тогда сказал: если чувствуешь себя виноватым в произошедшем — уходи, если нет — оставайся.
— Вы знаете о моей деятельности артиста, вы знаете о моей общественной деятельности. Скажите, мог ли я пойти на такое преступление? — спросил Дмитриченко Иксанова.
Тот замялся, но судья сняла вопрос — выносить приговор предстоит все-таки ей. Иксанова еще немного порасспрашивали, а затем отпустили. Он надел пальто, пошел к выходу, задержался около двери, несколько секунд смотрел на Дмитриченко, а потом не очень-то добро сказал ему: «Ну, пока!»
Сторона обвинения изящно попыталась избавить от допроса фаворитку Филина Ольгу Смирнову. В суд была предъявлена справка из театра о том, что с 17 по 26 ноября солистка находится на гастролях в Сингапуре. Адвокаты были категорически против и требовали допроса Смирновой, которая рассталась с Филиным менее чем за час до нападения. Судья справку принимать отказалась, и тогда сторона обвинения заявила, что завершает предъявление доказательств. Допросят ли Смирнову в итоге — пока неизвестно.
Следующий час четверо адвокатов подсудимых бились с судьей. Та требовала начать допрос подсудимых немедленно, защитники просили еще день на подготовку. В шестом часу вечера пришли к компромиссу: допрос Дмитриченко и предполагаемого исполнителя преступления Юрия Заруцкого отложен на пятницу, 22 ноября; показания принялся давать Андрей Липатов, житель Чеховского района Московской области, зарабатывавший на жизнь строительством и частным извозом. Именно он 17 января подвозил Юрия Заруцкого из области к месту преступления.
Липатову задавал вопросы его адвокат Сергей Жорин (забавная деталь процесса: самого неприметного и небогатого обвиняемого защищает один из самых раскрученных и светских адвокатов Москвы, сделавший себе имя на защите интересов прокремлевского движения «Наши»). Подсудимый тихим голосом рассказывал, что Филина он не знал вообще; с Заруцким был знаком, поскольку они жили рядом — Липатов нередко работал его персональным водителем. Павла Дмитриченко он видел два раза в жизни. Один раз летом 2012 года в Чеховском районе (там находятся дачи и земельные участки сотрудников Большого, в том числе Дмитриченко), второй раз — 15 января 2013 года, за два дня до нападения. Липатов, по его словам, попросил у Заруцкого десять тысяч рублей — кредит было нечем погасить; Заруцкий же отправил его в Москву, и там, около здания Большого, эти десять тысяч ему вручил Дмитриченко.
17 января 2013 года Заруцкий попросил Липатова отвезти его в центр Москвы и обратно, посулив за поездку три тысячи рублей. Липатов припарковался на Садовом кольце, возле Троицкой улицы, где жил Филин, Заруцкий вышел из машины, а сам Липатов остался в машине и, будучи простуженным, задремал.
Заруцкий вернулся примерно через час. В его поведении Липатов ничего странного не обнаружил. Они поехали обратно, вскоре остановились, и к ним в машину на заднее сидение подсел Дмитриченко. Он пробыл в машине меньше минуты. О чем-то говорил с Заруцким. О чем — Липатов не помнит, равно как и не помнит, передавал ли что-то солист Большого сидящему на переднем сидении Заруцкому. К двум часам ночи они вернулись домой.
О преступлении против Филина Липатов узнал только через неделю из телевизора. «У меня тогда появились мысли о Заруцком и о той поездке. Даже не знаю, откуда они взялись», — признался Липатов. Вопросов к нему особо и не было. Виновным в преступлении Липатов себя категорически не считает.