Каталонский парламент проголосовал за проведение референдума о независимости от Испании. Громкое на первый взгляд достижение на деле мало что значит: последнее слово остается за Мадридом, а он уже не раз давал понять, что в появлении суверенной Каталонии не заинтересован. Однако жители региона не теряют надежды на успех и приводят в пример Великобританию — в нынешнем году там состоится референдум о независимости Шотландии. «Лента.ру» попыталась разобраться, каких еще европейских стран коснулись центробежные тенденции, зачем их жителям нужен суверенитет и что из этого может получиться. Обзор посвящен лишь самым известным случаям и не претендует на всеохватность.
В числе главных доводов в пользу своей независимости от Испании каталонцы называют культурные и языковые различия с остальными подданными короны. Каталонцы очень гордятся этими различиями, старательно подчеркивая, что являются испанцами лишь отчасти.
Безусловным поводом для гордости для них служит тот факт, что упорные попытки превратить их в «настоящих» испанцев окончились неудачей. Наступление на каталонскую автономию началось в 1714 году с поражения Барселоны, входившей в королевство Арагон, в ходе Войны за испанское наследство. После провозглашения Второй Испанской республики была передышка, однако в период франкистской диктатуры (1939-1975 годы) все вернулось на круги своя.
С 1978 года Каталония существует в виде автономного сообщества — одного из 17 регионов Испании, имеющих собственные правительство и парламент. Однако по сравнению с остальными областями каталонцы гораздо более самостоятельны: большинство сфер общественной жизни, начиная от образования и заканчивая судами и полицией, находится в их руках.
Правда, регион лишен права распоряжаться заработанными деньгами — сейчас все налоговые поступления он отдает в испанскую казну. При этом, поскольку Каталония — одна из самых процветающих областей страны, она автоматически становится донором, что особенно ощутимо в условиях экономического кризиса. Невозможность самостоятельно распоряжаться заработанными средствами и необходимость кормить менее успешных соседей стали второй причиной, по которой жители региона требуют независимости. Все большее число каталонцев уверены, что, став гражданами отдельного от Испании государства, они существенно улучшат свое благосостояние.
Взрыв сепаратистских настроений в Каталонии спровоцировала провальная попытка ее властей упрочить особое положение региона. Случилось это в 2010 году, когда Конституционный суд Испании завернул принятую четырьмя годами ранее новую версию регионального статута (аналога конституции). Среди прочего, суд отменил привилегированное положение каталонского языка и отобрал у региона отвоеванную было налоговую автономию.
С тех пор число сторонников независимости от Испании в Каталонии только росло. Все это время сепаратистские настроения подогревались националистической риторикой Артура Маса, возглавившего региональное правительство в 2010 году. Под его руководством каталонские власти не раз заводили разговор о референдуме и даже приняли символическую декларацию о независимости. Однако все инициативы националистов пресекали в Мадриде: центральные власти опасаются, что, позволив отсоединиться одному региону, они спровоцируют развал всего государства.
Очевидно, что неудача постигнет и принятый каталонским парламентом документ о референдуме, который представляет собой просьбу к испанскому парламенту разрешить проведение голосования. Еще в декабре 2013 года, когда Мас только объявил о подготовке к плебисциту, премьер-министр Испании Мариано Рахой в беседе с президентом ЕС Херманом ван Ромпеем сказал: «Я гарантирую, что голосования о статусе [Каталонии] не будет».
Куда больше неприятностей Мадриду доставил еще один регион, часть жителей которого десятилетиями добивалась независимости с оружием в руках, — Страна Басков. Наряду с Испанией, хотя и в меньшей степени, в конфликт оказалась замешана Франция, где расположена небольшая Северная Страна Басков (в отличие от испанской части, это не административная единица, а историческая область; расположена в департаменте Атлантические Пиренеи).
Как и каталонцев, басков от остальных испанцев отличают иная культура и особенно язык. Если каталонский принадлежит к той же группе языков, что и испанский (романской), то баскский язык считается изолированным, то есть не имеющим ни одного родственного наречия.
Националистическое движение басков зародилось в XIX веке, когда их впервые за сотни лет лишили автономии. Впоследствии, с созданием республики, самоуправление было восстановлено, но после прихода генерала Франко положение басков стало едва ли не худшим во всей Испании. Именно тогда националистическое движение претерпело сильную радикализацию, что вылилось в появление в 1959 году студенческой организации «Родина и свобода», более известной как ETA.
Совершив свой первый теракт в 1968 году, ETA на годы обеспечила себе репутацию безжалостной экстремистской группировки. Террористами ее членов признали не только на родине, но и за ее пределами, в том числе во Франции, в ЕС и США. Жертвами боевиков стали более 800 человек — в основном в Испании. На протяжении своего существования ETA несколько раз объявляла о прекращении вооруженной борьбы, однако неизменно нарушала свое обещание. Исключением пока является последний раз: с 2011 года баски не совершили ни одного теракта. Своей целью ETA поставила независимость всей Страны Басков, включая французские территории.
Стремление к отделению, прежде всего от Испании, демонстрировали и мирно настроенные политики. Свои требования они выдвигали, несмотря на то что условия баскской автономии еще более либеральные, чем в случае с Каталонией.
Впрочем, в легальном поле баски действуют не так активно, как каталонцы. Последние попытки начать движение в сторону независимости они предпринимали в середине — второй половине 2000-х. В 2005 году требование расширить автономию Страны Басков выдвинул ее тогдашний руководитель Хуан Хосе Ибаррече. Хотя речи о полном отделении не шло, его инициатива провалилась: с подавляющим перевесом идею отвергли в центральном парламенте Испании. В 2008 году Ибаречче попытался организовать референдум, на котором предполагалось определить, стоит ли вообще заводить разговор о праве басков на самоопределение. Но в Мадриде сочли опасной даже такую формулировку и плебисцит запретили.
В центре сепаратистских устремлений Шотландии лежат прежде всего экономические интересы. Основной источник дохода, которым Эдинбург не желает делиться с Лондоном, — нефтяное месторождение Brent в Северном море, открытое в начале 1970-х. Именно тогда шотландцы стали всерьез задумываться об усилении контроля над налоговыми потоками.
Поначалу дела у Эдинбурга шли неважно: попытавшись в 1979 году создать парламент, с помощью которого можно было бы отвоевать хоть часть финансов, шотландцы потерпели неудачу. Обзавестись собственным законодательным собранием им удалось лишь 20 лет спустя, в 1999 году.
На новый уровень сепаратистская риторика вышла по прошествии еще восьми лет: в 2007-м о планах сделать Шотландию независимой объявил ее новый первый министр (премьер-министр) Алекс Сэлмонд, лидер Шотландской национальной партии (SNP). По его мнению, выход Шотландии из состава Соединенного Королевства принесет ее жителям только пользу, прежде всего в виде роста доходов.
Реальной подготовкой референдума Сэлмонд смог заняться только в 2011 году, когда его партия получила большинство в местном парламенте. В Лондоне планы лидера националистов восприняли в штыки, однако в конечном итоге решили им не препятствовать. После долгих препирательств голосование назначили на 18 сентября 2014 года.
В Лондоне в успех референдума особенно не верят. Сомнения эти небезосновательны: согласно многочисленным опросам, противников размежевания в Шотландии больше, чем сторонников. По данным на декабрь 2013 года, за независимость выступали 27 процентов опрошенных, в то время как против — 41 процент. С начала 2012 года ситуация практически не изменилась: тогда за выход из состава Соединенного Королевства были готовы проголосовать около трети шотландцев.
В отличие от предыдущих случаев секеи — румынские венгры, проживающие в Трансильвании, — требуют создания не независимого государства, а всего лишь автономии. Сегодня их взаимоотношения с Бухарестом никаким особым образом не прописаны. Более того, три жудеца (уезда), в которых они проживают, не образуют даже подобия административной единицы.
Большую часть своей истории секеи были так или иначе связаны с мадьярами, считая их близкими себе, но при этом не отождествляя. Ситуация в корне поменялась после Первой мировой войны, когда населенные ими территории отошли Румынии.
Сейчас секеи ориентируются на ситуацию, которая сложилась в 1952 году, когда коммунисты предоставили им автономию. В таком виде Венгерская автономная область просуществовала только 16 лет, до следующей административной реформы. С тех пор секеи лишены каких-либо привилегий.
Организовать референдум о создании автономии, получившей условное название Секейский край, венгры пытаются с 2003 года, но пока никакого успеха не достигли. Особенно активно они начали действовать в 2013 году, в преддверии новой территориальной реформы. Как оказалось, Бухарест все же решил выделить секейские жудецы в отдельную административную единицу, однако ни о каком самоуправлении и финансовой самостоятельности речи по-прежнему не идет. Кроме того, в довесок венгры получат еще один румыноязычный уезд, из-за чего секеев в новом регионе окажется меньше половины. В результате, уверены они, в регионе наступит полнейшая путаница — языковая и культурная.
Итальянская провинция Южный Тироль (официальное название — Автономная провинция Больцано-Боцен — Южный Тироль) до 1919 года входила в состав Австро-Венгрии. Итальянцам она досталась в обмен на поддержку Антанты, воевавшей против немцев и австрийцев. Вместе с ней Рим получил и другую австрийскую провинцию — Трентино, вместе с Южным Тиролем он образует автономный регион Италии Трентино — Альто-Адидже.
Несмотря на то что обе провинции в прошлом принадлежали австрийцам, сепаратистские тенденции сегодня проявляются только в одной из них — Южном Тироле. Большинство ее населения, в отличие от жителей Трентино, говорят на немецких диалектах: политика итализации, предпринятая режимом Бенито Муссолини, в Южном Тироле оказалась не столь эффективной, как в соседней провинции.
Изначально, сразу после Второй мировой войны, провинции получили статус единой автономии, из-за чего интересы немецкоговорящего населения, оказавшегося в меньшинстве, учтены не были. Ситуация кардинально поменялась в 1972 году, когда провинции стали независимыми друг от друга.
Об отделении от Италии в Южном Тироле всерьез заговорили только в 2000-х. Тему подняла националистическая партия «Свобода Южного Тироля» (STF), однако готовых сценариев она навязывать не стала. Вместо этого STF организовала целую серию опросов и консультативных референдумов, по итогам которых выяснилось: несмотря на то что большинство тирольцев хотят размежевания, их конечные цели разнятся. Одни хотят полной независимости, другие — присоединения к Австрии, близкой им в культурном и языковом отношении.
Пока все эти опросы и референдумы носят сугубо справочный характер. У власти в провинции сейчас находятся сторонники статус-кво, которые никаких шагов к размежеванию предпринимать не собираются. Решающим моментом могут стать следующие парламентские выборы, назначенные на октябрь 2014 года. В том случае, если вес будут набирать сторонники отделения от Италии, нынешним властям придется пойти на компромисс и поддержать сепаратистскую повестку.
В Бельгии сепаратистские настроения представляют собой особый случай. Голландскоязычная Фландрия и франкоязычная Валлония, по сути, и есть вся Бельгия, так что если чаяния националистов хотя бы с одной стороны будут исполнены, с карты Европы исчезнет целое государство.
В основном речь идет о фламандских националистах, страстно желающих избавиться от необходимости обеспечивать экономически менее развитую Валлонию. Ситуация усугубляется крайне резким разграничением внутри Бельгии по языковому признаку, которое накладывает отпечаток практически на все сферы жизни.
Разговоры о скором развале страны ведутся не первый год. Масла в огонь добавляет неспособность севера и юга договориться о формировании парламента, в котором обязательно должны быть представлены обе языковые общины. Из-за этой несговорчивости по итогам выборов 2010 года страна провела без постоянного правительства рекордно долгий срок — 541 день.
Гарантом пусть и непрочного, но все же единства Бельгии в последние годы был король Альберт II, недавно отрекшийся от престола в пользу сына Филиппа. Чтобы удержать страну от распада, он не раз и не два прибегал к челночной дипломатии, увещевая и склоняя к сотрудничеству то фламандцев, то валлонцев.
Беспокойство экспертов вызывают следующие парламентские выборы (они должны состояться в мае 2014 года). Опасность при этом усматривают не столько в очередном раунде бодания между фламандцами и валлонцами, сколько в неопытности нового монарха, который может и не суметь привести стороны к компромиссу.
Если Фландрия объявит о своей независимости, Бельгии не просто придет конец — на ее месте, скорее всего, начнется хаос. Сами фламандцы, быть может, и сформируют отдельное государство, а валлонцы такой уверенности не вызывают. Будучи не самым экономически развитым регионом, Валлония может распасться на части, которые распределятся между Францией, Германией и Люксембургом. К немцам же, скорее всего, отойдет и немецкоговорящая община, расположенная на востоке Валлонии. Кроме того, неясными остаются перспективы Брюсселя, который практически поровну поделен между голландско- и франкоязычными общинами.
Впрочем, искусственным государством Бельгия считается почти с самого момента своего возникновения в 1839 году. Трения, обусловленные языковой, культурной и экономической неоднородностью, всегда были ее отличительной чертой. Не исключено, что мрачные прогнозы о развале страны, повторяющиеся из года в год, — лишь очередное проявление этой неоднородности, которая за более чем 150 лет существования Бельгии так и не привела к ее развалу.
Наблюдаемые в целом по Европе тенденции таковы, что говорить о скором появлении там новых государств вряд ли приходится. Ближе всего к независимости находятся Шотландия и Фландрия, однако по разным причинам даже их шансы получить суверенитет не очень высоки. Что же до остальных стран Европы, то угроза их единству, скорее всего, еще меньше.