После того как вооруженный подросток убил двух человек и ранил третьего в школе на севере Москвы в понедельник, 3 февраля, столичный мэр Сергей Собянин потребовал проверить все московские учебные заведения и усилить уровень их безопасности. Глава города объявил, что система видеонаблюдения в школах, которая финансируется из столичного бюджета, уже функционирует, но «тем не менее, видимо, этих мер недостаточно». Прокуратура также намерена проверить, на каких условиях учебные заведения заключают контракты с охранными предприятиями. «Лента.ру» поговорила с сотрудниками московских школ, чтобы понять, как устроена система безопасности в городском среднем образовании.
От вооруженного человека существующая сейчас система охраны школ защитить не сможет, уверены собеседники «Ленты.ру». Охранники, на которых столичный департамент образования и так экономит, не имеют ни оружия, ни навыков антитеррористической подготовки. Но, возможно, этого и не нужно ― школа не должна превращаться в режимный объект, уверены преподаватели и школьные администраторы; лучше бы государство позаботилась об ужесточении контроля за оборотом оружия и организации системы психологической помощи проблемным ученикам.
Алексей Муранов, заместитель директора центра образования «Измайлово» №1811
У нас сейчас вводится система допуска в школу по электронным карточкам ― пропуск приложил, ученик прошел. Но это, прямо скажем, не очень сильнодействующая вещь: в начальной школе своя специфика, дети маленькие, их и так всех видно, они легко отсекаются от взрослых. А при ситуации, которая сложилась в Отрадном, понятно, что карточка бы никого не спасла, она от вооруженного человека не защитит. Да и ученик тот пришел же в свою школу.
К сожалению, сейчас появилась такая тенденция: территория школы больше не является закрытой. Ее позиционируют, как открытую для всех, и это, конечно, очень снижает безопасность: при охране всей территории школы опасных ситуаций избежать проще. Раньше администрация школы сама определяла, закрывать территорию возле здания или же нет. Мы стараемся эту территорию контролировать, но не допустить человека во двор мы не можем, поскольку есть указания относительно открытости площадок. Я понимаю, что площадки при школах оборудуются за счет города и хочется их использовать не только для учеников, но безопасность детей сильно снижается. Охраняемая территория значит очень многое: если у вас по периметру стоят камеры, то видно, как человек идет и что-то подозрительное несет.
В некоторых школах стоят металлодетекторы ― где-то их используют, где-то ― нет. Но даже их наличие не спасает от того, что случилось в Отрадном: охранник в школе не вооружен, а даже если и будет вооружен, то стрелять вряд ли сможет, потому что вокруг много детей.
Потом, стрелять могут и с улицы: лет пять назад из соседних домов очень любили пострелять по нашим окнам из пневматики. Стекла разбивались, мы обращались в милицию, там пытались найти того, кто стрелял, ходили по подъездам, разговаривали, проводили профилактические мероприятия. Слава богу, современные стеклопакеты пневматика не берет ― может, поэтому стрелять перестали.
Согласно правилам допуска на территорию школы, в здании обязательно должен находиться охранник: его выделяет департамент образования города Москвы. К сожалению, с прошлого года количество охранников официально уменьшено: раньше в здании было двое охранников, теперь ― один.
Один охранник не может покинуть пост, он не может обойти территорию, перекусить, сходить в туалет, а если к нему кто-то подходит, он физически не успевает следить за камерами наблюдения. Вероятность, что один охранник кого-то задержит, гораздо меньше, чем в случае, если их двое, и это существенное снижение безопасности, с которым бы очень хотелось что-нибудь сделать.
И в советской, и в российской истории было очень много случаев [нападения на учителей] ― стрелять не стреляли, оружие было менее доступным, но проломить голову учителю после уроков ― такого было на порядок больше, чем сейчас. Понятно, что профессия учителя старших классов никогда не отличалась безопасностью; понятно, что от учеников младших классов мы ничего не ждем, если только из водяного пистолета выстрелят. Что же касается остального ― есть проблема доступности оружия, а дети бывают разные; если ему что-то в голову взбредет, а у родителей валяется пистолет...
Очень важно наличие школьного психолога, но они есть далеко не в каждой школе и их число снижается. Бюджетное финансирование на образовательную программу не предполагает наличия школьного психолога, а увидеть проблему ребенка и помочь родителям и учителям ее решить ― это его задача. У нас в школе психолог есть, но это, скорее, исключение, чем правило.
Илья Литкенс, заместитель директора по безопасности, школа-гимназия №1543
Я работаю заместителем директора по безопасности с 2005 года; в нашей школе ― 620 учеников и примерно 100 учителей, треть из которых совместители. Что касается системы охраны, то в нашей школе существует система видеонаблюдения из восьми камер, четыре нам изначально поставили, еще четыре остались после выборов. Территория школы огорожена двухметровым железным забором, его поставили в середине нулевых. На мой взгляд, с точки зрения антитеррористической безопасности это дело не только бессмысленное, но даже вредное: через старый полуметровый забор можно было перемахнуть в любом месте, если кто-то на школу нападет. А через двухметровый забор пройти можно только в трех местах: соответственно, если на школу нападает человек с автоматическим оружием, он эти три точки без проблем перекрывает, и все, кто будут ломиться [в проходы], будут уничтожены. Но этот забор нам ставил город без всяких вопросов.
Как и во всех московских школах, территория у нас проходная. Если проездные ворота закрываются в десять часов вечера, а открываются в половине восьмого утра, то два пешеходных прохода на территорию не закрываются вообще никогда. Что касается входа в само здание, то у нас, как и везде, есть охранники: два человека, работают посменно, в смене ― один человек. Но никакая охрана, которая существует сейчас в школах или в любых других местах общего пользования, защитить от террористического нападения просто не в состоянии. Вы сами представьте ― входят люди с автоматами. Что может сделать охранник, у которого ни оружия, ни, тем более, антитеррористической подготовки, нет и быть не может, поскольку такие люди ― товар штучный. Когда в школу заявляется человек с оружием, охранник сделать ничего не может. Лучшее, что может сделать охранник, когда в здание приходит человек с оружием, ― успеть нажать на «тревожную» кнопку, которая есть в каждой школе, чтобы на место прибыла милиция. Охранник в школе в Отрадном успел это сделать, но проводил вооруженного ученика в класс, где шел урок. Он посчитал, что его личная жизнь дороже всего остального, и, честно вам скажу, у меня нет ответа на вопрос, правильно ли он поступил. Это, что называется, личное дело каждого.
Школьная охрана в большей степени выполняет функцию защиты от хулиганов, от каких-то маньяков, которые могут проникнуть в здание и напасть на ученицу или ученика в туалетах. У нас, собственно, долгое время охраны не было, она только в 1996 году появилась, когда мужчина в школу проник и попытался напасть на старшеклассницу. С тех пор таких проблем у нас не было, тут охранники помогают, а от нападения вооруженного человека никакая охрана не спасет ― тут должны работать спецслужбы, а МВД должно контролировать распространение оружия.
Ситуация в школе в Отрадном вызывает вопросы не к охране, а к родителю: спрашивается, почему его оружие оказалось в руках ребенка?
Поймать изменение состояния ребенка очень сложно. Да, у нас в школе есть психолог, мы можем к нему обращаться, но только если ученик сам к нам с проблемой приходит или как-то ее показывает. Если же он копит все в себе и, по большому счету, ничего принципиально в его поведении не меняется, то предсказать момент срыва невозможно.
Насколько мне известно, в большинстве московских школ существует строгое правило: все входящие должны регистрироваться, а учителя ― иметь пропуска. Если приходят родители, то в некоторые школы их пускают, а в некоторые ― нет. В любом случае, по школе уже давным-давно никто просто так не шатается, там находятся ученики и учителя.
Общего правила, что в каждой школе должны быть установлены турникеты, нет. Мы, например, обходимся без них: ты ставишь турникеты, тут же на тебя готова ополчиться пожарная охрана, потому что эвакуация из здания становится затруднительной. У нас же постоянно идут битвы между милиционерами и пожарными: в течение всех двухтысячных годов милиционеры требовали, чтобы мы поставили решетки на окна первого этажа, а пожарные их снимали, поскольку это мешает эвакуации. И так они между собой тягались почти пятнадцать лет, пока не решили поставить распашные окна.
В советское время ставили охранные датчики на двери и окна: если кто-то ночью проникал в школу, срабатывала сигнализация по периметру и приезжала милиция. К концу девяностых цены на охрану стали такие, что ни у города, ни тем более у школ денег на это нет.
В принципе, нашими охранниками я доволен ― хулиганы и посторонние в школу не пройдут. Но если будет нападение, они нас ни от чего не спасут ― умирать за нас они, скорее всего, не будут, как и подавляющее большинство. Стоит ли их учить антитеррористическим приемам? Мое личное мнение: дело это абсолютно бессмысленное. Можно, конечно, опять потратить деньги, распилить их на все, что угодно, можно даже их заставить пойти на курсы, но, как обычно, найдутся какие-то структуры, найдутся деньги, найдутся договоренности, а в то, что их реально обучат что-то делать, я не верю. Подавляющее большинство охранников в школах ни по возрасту, ни по подготовке [для антитеррористических действий] не годятся: здесь нужны бойцы спецподразделений, но тогда школа превратится в тюрьму, а учить детей в такой обстановке ― это катастрофа.
Безопасность учителя ― отдельный разговор. У нас не в первый раз на педагога в школе нападают ― я помню случай, когда в Петербурге папа одного из учеников избил учительницу. Ощущение незащищенности есть, оно никуда не девается. Государство все сбросило на школу, денег выделяют минимум, и вертитесь, как хотите. Ну, заставят нас раз в три года проводить для учителей антитеррористическое обучение ― найдется масса контор, которые организуют все [за деньги] и будут всем подряд корочки выдавать. У нас, к сожалению, постоянная работа не ведется, а все превращается в кампанейщину.
Оксана Семендяева, учитель истории и обществознания, Пушкинский лицей №1500
В школе я работаю уже четырнадцать лет и не могу сказать, что за это время система безопасности изменилась ― всегда сидел охранник. Как они нанимались раньше, я не знаю, а сейчас, насколько мне известно, департамент образования проводит тендер, в котором участвуют охранные предприятия. То, которое выигрывает, приводит нам охранников. Контакт с ними осуществляет заместитель директора по безопасности, но подчиняются они своей охранной организации и там получают зарплату. Лет пять-шесть назад ввели новое правило: если раньше родители свободно проходили на территорию школы, то теперь они просто так в школу не заходят, а только в часы, отведенные администрацией для посещения. Еще ввели паспортную систему: каждый, кто входит в здание, оставляет охраннику свои паспортные данные.
Турникетов у нас в школе нет, но обещали поставить ― это от города, не от школы зависит. Но мне тут наш завхоз подсказывает, что этот турникет не столько для охраны нужен, сколько для того, чтобы отмечать, какое количество детей пришло в школу и сколько питания им требуется.
У нас в школе два здания, в одном 230 учеников, только старшие классы, в другом больше 500 человек. В каждом корпусе по одному охраннику, дверь автоматическая, открывается по звонку в домофон. Просто так войти в здание нельзя, а учеников во время уроков не выпускают из школы. Эти меры безопасности приемлемы, охранники работают давно и всех детей в лицо знают. Заместитель директора по безопасности приходит в школу к половине седьмого утра, каждый угол осматривает: пронести, не дай бог, что-то запрещенное в школу просто невозможно.
То, что случилось сегодня, связано не с охраной, а с ситуацией в обществе: если, как в США, в семьях есть оружие, школа вряд ли сможет ему противостоять. У нас не режимный объект, не тюрьма.
Что может обидеть ученика? Оценка, которая кажется ему несправедливой. А что может сделать учитель? Он может научить или не научить. Если же возникает неприязненное отношение… я не знаю, у нас таких случаев в школе мало было, у нас в школе очень благожелательная обстановка.
Я сама долго работала психологом в школе, и тут есть одно «но»: ты работаешь с учеником по запросу его родителей. Ты можешь провести беседу, выразить тревогу, но оказывать специальную помощь ― только по просьбе родителей. Если же они с психологом не сотрудничают, сделать ничего нельзя.
Мы, учителя, как-то о безопасности своей не задумывались. В основном, у нас дети мотивированные, находятся в комфортной обстановке. Я бы сказала, для нас это самое главное.
Елена Артемьева, учитель русского языка и литературы, школа №590
От того, что произошло в Отрадном, невозможно обороняться охранными системами, такую ситуацию не предскажешь: она может развиться стихийно, у ребенка могли быть психические отклонения, а мы в школе не можем проникнуть в него настолько глубоко. Штатный психолог не может объять необъятное ― в среднем в нашей школе учатся около восьмисот человек. Уделить каждому внимание, точно знать, чем он дышит и как он себя чувствует, комфортно ему или нет, насколько он агрессивен, — все это очень трудно выявить. Когда они сидят за партами, это одна система. А что касается психики, то мы все безоружны.
Если формально посмотреть, то наша школа ― цитадель. По периметру установлены камеры наблюдения, есть мониторы на шесть или восемь позиций: видно, кто входит в здание, а кто ― выходит, что происходит на первом этаже, а что ― на втором. Это что касается охраны.
У нас есть дежурные по этажу ― это, конечно, мера относительная, ни от чего не спасает, потому что дежурный находится в одном крыле коридора, а человек может заходить через другое крыло, здание все-таки объемное.
Мне очень жалко своих коллег из школы №263. У нас недавно произошла история в соседней школе №72, там погиб ребенок. Дети пихались, толкались, один ученик упал ― по-моему, случилась аневризма аорты. Такую ситуацию невозможно предсказать, это может произойти где угодно и когда угодно.
Многие, и в том числе средства массовой информации, формируют у людей негативный образ учителя. Я могу сказать одно: я работаю в школе двадцать семь лет, а некоторые мои коллеги ― и тридцать, и сорок, и нигде я не видела более преданных своему делу людей.
В последнее время повысилась агрессивность среди родителей: почему-то они считают нас чем-то вроде обслуживающего персонала, как будто мы работаем в прачечной. А на детей, мне кажется, влияет обилие интернета: вы посмотрите, что ни день, то репортаж ― в США в провинциальном городе ребенок захватил целый класс, перестрелял своих одноклассников, взял учителей в заложники. Это же влияет [на учеников], они думают: «Если это можно, значит, стоит и у нас попробовать». Они стремятся кому-то подражать, у них извращенное понятие о героизме.
Школа ― это всегда принуждение к обучению. Так или иначе, но школьная система построена на требованиях и подчинении, иначе у нас не будет процесса обучения. Ребенок начинает сопротивляться: как правило, это происходит в 8-9 классах, в 10-11 ― пропадает. Когда они понимают, куда хотят поступать и кем стать, агрессия, как правило, пропадает, они начинают тебя слушать и востребуют твои знания. Хотя сейчас у нас старший класс очень тяжелый, и в основном ― девочки. Нельзя сказать, что они жестокие, нет. Просто у них размыты границы морали, очень они свободные. И поставь ты хоть сто мониторов, хоть десять человек охраны, ты никогда не поймешь, что сегодня случилось с этим ребенком, почему он стрелял ― может, это зрело в нем год, а может – пять.
Поправки
В материале «У нас не режимный объект, не тюрьма» было указано, что ученик московской школы №72 погиб вследствие перелома основания черепа, в действительности причиной смерти стала аневризма аорты головного мозга.
«Лента.ру» приносит свои извинения читателям.