Московские выпускники, сдававшие 26 мая ЕГЭ по литературе, в массовом порядке подали апелляции на результаты экзамена. Их оценки оказались заметно ниже прошлогодних и даже ниже тех, что были получены в ходе пробных ЕГЭ. Теперь их жалобы, похоже, готовы рассмотреть в вышестоящих инстанциях. На 25 июня намечена встреча в столичном департаменте образования, куда приглашены представители Федерального института педагогических измерений (ФИПИ), московской предметной комиссии по литературе, ученики, их родители и учителя.
О том, чем именно недовольны учителя и школьники и почему именно ЕГЭ по литературе оказался в центре скандала, «Ленте.ру» рассказал учитель русского языка и литературы московской школы номер 57, член общественного совета Минобразования и председатель предметной комиссии Всероссийской олимпиады по литературе Сергей Волков — один из людей, которые помогают выпускникам добиться справедливости.
«Лента.ру»: Что произошло в Москве на ЕГЭ по литературе?
Волков: Создалось такое впечатление, что оценки экспертов в этом году были неоправданно жестки и очень формальны. По сравнению с прошлым годом результаты оказались ниже. А еще есть ощущение, что ребята с сопоставимым уровнем подготовки из регионов получили более высокие оценки. Мы видели всех этих ребят на всероссийских олимпиадах, и теперь оказывается, что ученики, которые выглядели там лучше всех остальных, показывают результаты ниже своего уровня. Есть уже статистика Рособрнадзора, которая показывает ощутимую разницу в результатах, например между Москвой и Питером. В Москве отмечается снижение количества высокобалльников. Даже среди призеров олимпиад встречаются те, кто не набрал больше 65-70 баллов.
Возможно, изменились критерии оценки?
Тогда они должны были измениться для всех. Уж я не знаю, то ли в Питере эксперты более либеральны, то ли в Москве более строгие, но есть примеры совершенно начетнического подхода к делу. Ребята, которые ходили на апелляцию, говорили о каких-то мелких и порой странных придирках. Одна девочка, например, в сочинении отвечала на вопрос, какие песни поют герои произведений русской литературы и зачем эти песни там нужны. Она написала, что в романе «Обломов» поют Casta diva, и объяснила, почему именно это значимо. А ей говорят, что Casta divа это не песня, а ария из оперы, поэтому такой пример засчитан быть не может. Это очень странно, потому что непонятно, что мы вообще тут проверяем. То, как ученик разбирается в музыкальных жанрах, или то, как внимательно он прочел литературное произведение и что в нем понял?
Но формально они правы. В вопросе написано «песни», а в романе это произведение упоминается как ария.
Именно, что формально! Такое впечатление, что эксперты подходили к оценке работ механически, даже не пытаясь анализировать, насколько хорошо выпускник знаком с материалом. Другая ученица, отвечая на вопрос, называет роман «Герой нашего времени» без упоминания автора. Замечу, что автор при этом указан в формулировке самого вопроса. Более того, развернутое сочинение девочка пишет как раз по «Герою нашего времени», и там Лермонтов несколько раз упоминается именно в качестве автора. Ей в апелляционной комиссии говорят, что она не знает автора и поэтому с нее снимают баллы. Она показывает, что автор этого произведения неоднократно указан в следующем пункте. На что ей отвечают, что каждый пункт оценивается отдельно и в этом она автора не указала. Но вы же видите, что ребенок знает автора. Он пять раз его указал на соседней странице.
В апелляционной комиссии дают такие объяснения?
Да, но не всем. В этом году апелляции проходят заочно. Дети приходят, им говорят, что работа проверена и оснований для повышения баллов нет. Распишитесь и до свидания. И только самые активные выясняли, что можно, оказывается, пойти на прием к председателю и с ней обсудить работу уже в очной форме. Вот оттуда эти объяснения. Родители теперь присылают сообщения и приводят примеры того, как им объясняли снятые баллы. Одному мальчику сказали, что героя Шолохова из «Судьбы человека» нельзя называть «шофером»… В другом случае сказали, что формулировка «немецкие офицеры» — это штамп и канцеляризм. Надо говорить «немцы». Очень часто ставят речевую ошибку там, где ее на самом деле нет. Это, кстати, происходит и при проверке ЕГЭ по русскому. Только что на почту мне пришло такое письмо: ученик пишет «Возьмем, к примеру, Базарова. Его поведение говорит о том, что…» Ему ставят две речевые ошибки! Возьмем Базарова — за руку, что ли? И его поведение — поведение примера? И все это говорят ребенку с умным видом эксперты.
Председателя комиссии удавалось переубедить?
Удавалось, но немногим. И никому из учеников не говорили, что у них есть возможность обжаловать эти решения в федеральной комиссии. Напротив. Им говорили, что больше трех баллов добавить вообще невозможно, но если они так уж настаивают, то федеральные эксперты внимательно изучат их работы и наверняка найдут в соседних строчках еще столько же ошибок. То есть прилагают все усилия к тому, чтобы апелляции не пошли выше. Почему? В Оренбурге на апелляцию было подано 11 работ. Так вот, шесть из них отправили на проверку в Москву, в Федеральную предметную комиссию.
Литература, из всех ЕГЭ, пожалуй, самый субъективный в плане оценки. Это же не математика с точными ответами. Насколько велика тут роль эксперта?
Мнение эксперта действительно имеет здесь большое значение. Ведь эксперт оценивает работу исходя, в том числе, и из собственного понимания материала. Человек пишет в сочинении, что Раскольников выразил свое сочувствие семье Мармеладовых. Ошибка. Эксперт посчитал, что Раскольников должен выражать сострадание. А сочувствие и сострадание, в его понимании, — это разные вещи.
Но не настолько, чтобы снимать за это баллы?
Нет, конечно! И я согласен с экспертами, когда они приводят примеры вопиющего незнания, где Тургеневу приписывается авторство «Войны и мира». Но сейчас мы говорим не о таких грубых ошибках. Есть сильные дети, у которых явно сильные работы и которым понизили баллы неадекватно.
Но хоть как-то эксперты свою позицию аргументируют?
Нет. В том-то и проблема. Я удивлен, почему апелляция в этом году построена таким образом, что она не становится еще одним хорошим уроком литературы. Почему рядом с ребенком не может сесть эксперт и прочитать его работу, указав на ошибки и чему-то научив его? Почему-то экспертная группа заняла круговую оборону. Почему Оренбургским экспертам не зазорно признаться, что они могут быть не правы? Что они могут в чем-то не разобраться. Почему этого не происходит в московской комиссии, я не понимаю. Мне кажется, что такой формальный, такой начетнический подход несовместим с современным литературным образованием. Это какая-то оптика прошлого.
Вашу точку зрения разделяет кто-то, кроме родителей и учителей?
Представители ФИПИ, которые разрабатывали критерии оценки и обучали экспертов, в беседе со мной говорили, что все эти примеры выглядят абсурдными и такой формально-механический подход неприемлем. Они понимают, что оценка по литературе всегда будет субъективна, но призывают не заниматься ловлей блох. Иначе получается очень обидная вещь. Мы потратили огромные силы и средства, чтобы провести экзамен чисто и честно, но все это нивелируется какой-то странной, не вполне объективной, на мой взгляд, проверкой. Вот передо мной лежит заявление, мы их сейчас собираем, чтобы передать руководству Росорнадзора. Девочка отвечает на вопрос, в каких произведениях русской поэзии встречаются звезды. Она приводит пример стихотворения Пушкина «К Чаадаеву»: «Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья…» Ей говорят, что эта звезда не считается, потому что это не та звезда, что имелась в виду в вопросе. Постойте. Уж если подходить формально, как в случае с песнями, то эта звезда вполне соответствует формулировке. Ее не просили найти упоминания звезд именно как «астрономических объектов». И вот девочка пишет в заявлении, что ей так и не объяснили на апелляции, какие звезды правильные, а какие — нет.
Каковы ваши прогнозы? Возможен ли компромисс между экспертами и учениками с их учителями?
Я бы хотел в это верить. Надеюсь, что вмешательство столичного департамента образования и Рособрнадзора, которые уже заинтересовались этой ситуацией, позволит нам найти из нее выход. Но меня настораживает крайне негативная, даже агрессивная реакция экспертной комиссии. Руководство комиссии считает, что они во всем правы, просто на них хотят свалить все беды современного образования, а дети плохо сдали ЕГЭ потому, что они мало читают и их плохо учат. В общем, в соцсетях нам уже пообещали, что на совместное заседание в департаменте образования придут сторонники комиссии и мало не покажется тем, кто из своих личных выгод хочет расшатать ситуацию. Видимо, речь обо мне, так как именно я активно занимаюсь сбором заявления и свидетельств. Такая позиция отчасти понятна. Эксперты не хотят подставлять своих коллег, которые проверяли работы. Но, увы, очень часто корпоративная солидарность работает против ребенка. Ему говорят: да, мы можем поднять тебе на два балла, но посмотри, тут рядом у тебя не заметили еще две ошибки, и два балла мы за это снимем. Они стараются не выносить сор из избы, но ребенок в этой ситуации все равно всегда остается крайним.