На XIV Венецианской архитектурной биеннале, крупнейшем международном форуме в области архитектуры, культуры и урбанистики, павильон России удостоился специального упоминания за проект «Fair Еnough». Команда Института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка» устроила в павильоне ярмарку главных русских архитектурных идей ХХ века. Жюри этот замысел оценило. «Лента.ру» встретилась с идеологами российского проекта после их возвращения из Венеции. Архитектор Дарья Парамонова, культуролог Антон Кальгаев и директор института «Стрелка» Варвара Мельникова рассказали о разнице между архитектурной и художественной биеннале, обсудили куратора Рема Колхаса и особенности взаимоотношений между архитекторами.
Кажется, не все поняли шутку с превращением российского павильона в ярмарку.
Варвара: Знаете, шутки — это такая вещь, их не все понимают. И это нормально. С другой стороны, кураторская концепция — это не шутка, а иронический способ достаточно честно рассказывать не только про удачные идеи в русской архитектуре, но также и про отрицательный опыт не в режиме драмы или трагедии, а с пониманием того, что на это нужно смотреть, как на опыт.
Антон: Ирония, как и непривычный для биеннале язык экспо, помогают «остранению» серьезных идей. Проект рассказывает о сложной и противоречивой истории российской архитектуры последнего столетия, но это не историческая выставка, тщательно объясняющая хронологию событий, — такой цели не ставилось. Напротив, это своего рода атлас важных идей. Часть из них мы призываем применять, от других предостерегаем, но всегда даем выбор посетителю.
Чтобы подчеркнуть актуальность идей, мы придумали современные компании, которые их продают, как ответы на вызовы сегодняшнего дня. Все элементы дизайна и корпоративной мифологии (название, слоган, фирменный стиль, язык, дизайн киосков) — это не украшения, а способ донести идею максимально доступным образом, проговорить вроде бы понятные вещи новым языком, как в первый раз.
Дарья: Кураторская задача, поставленная Ремом Колхасом: рассказать, как так вышло, что все стало глобализированным. Наш ответ — из-за экспо, из-за ярмарок, которые во всем мире выглядят одинаково и распространяют идеи. На протяжении ста лет они были основными двигателями прогресса. Коммерческая ярмарка — это абсолютный медиум глобализированной архитектуры. Это то, что распространяет наиболее прогрессивные, мобильные и современные товары и идеи по всему свету. Это и есть «модернити». Ирония же может восприниматься действительно как шутка и от этого сразу становится поверхностной. Какая-то часть критики российского павильона сводилась именно к тому, что, мол, мы над всеми прикололись. Так можно подумать, если не увидеть содержание.
Ирония позволяет в легком формате рассказывать о важных вещах, порой, страшных, не угнетая при этом зрителя. И это не примитивное желание из всего делать веселье, это возможность «расшевелить» некоторые темы, которые увязли в своей патетике, расшевелить и обострить. Например, история про снос архитектурного наследия («Financial Solutions» — одна из двадцати придуманных компаний). У этой истории всегда один пафос, его транслируют защитники, которые много всего делают важного и хорошего, но они сами создают такое настроение, что многие не хотят в эту тему погружаться, так как там какая-то безысходность. А вот если посмотреть на это глазами девелоперов и бизнесменов и показать весь абсурд их рассуждений, то можно обнаружить то место, где логика превращается в абсурд. Это радикально меняет все окружающее эту тему настроение, потому что это показывает и другие более масштабные «перекосы» современного мира и не только в отношении культурного наследия.
Главная часть нашего проекта — это содержание, архитектурные идеи. Они насыщают выставку смыслами. Увидев это, ты сразу понимаешь, что выставка — совсем не прикол. Задача посетителей не только считывать поверхностную картинку, но и пытаться понять, в чем суть.
Эти «смыслы» рассчитаны на профессионалов или обычных зрителей?
Антон: В этом и есть отличие архитектурной биеннале от биеннале искусства. На арт-биеннале ты быстро смотришь, а если и думаешь, то потом, на архитектурной — ты приходишь, внимательно рассматриваешь, думаешь, потом возвращаешься и снова смотришь. В этом смысле наша выставка и правда хорошо вписалась в биеннале. Она располагает к тому, чтобы на нее можно было вернуться.
Дарья: Кстати, на выставках, которые обычно делает бюро Рема Колхаса OMA, всегда огромное количество текста. И ты вынужден проводить на них много времени, чтобы что-то понять. Это раздражает современного посетителя, меня иногда тоже. Поэтому можно сказать, что посещение архитектурной биеннале — это истязание. И главный проект Колхаса в Джардини «Элементы архитектуры» не критиковал только ленивый. Говорили, что он разделал архитектуру, как труп.
Сами же архитекторы критиковали?
Антон: Да. Например, сейчас широко распространилось интервью американского архитектора Питера Айзенмана по поводу выставки Рема Колхаса. Айзенман говорит, что Рем угробил всю архитектуру и что это конец Колхаса, но при этом видно, что Айзенману нравится Рем и ему в принципе нравится то, что он сделал.
Кто видел экспозицию нашего павильона из международного сообщества?
Антон: В наш павильон приходили все: Рем Колхас, Вини Маас, Петра Блэр, Рейнир де Грааф и Фаршид Муссави, Ирма Боом. Сокураторы центральной выставки биеннале хвалили наш каталог со словами, что «наконец-то про архитектуру пишут понятно». Раза три приходил член жюри биеннале Франческо Бандарин, который работает заместитем Генерального директора ЮНЕСКО по вопросам культуры, он приводил своих коллег, показывал им стенд про Совет по ретроразвитию — это одна из вымышленных команий, предлагающих восстанавливать утраченные памятники на основе подхода российского архитектора Бориса Еремина. Сначала они делали круглые глаза, потом хихикали. Эта компания и задумывалсь как аналог ЮНЕСКО, забавно, если Бандарин начнет практиковать подход Еремина. Вообще многие заходили к нам в павильон по нескольку раз — это хороший показатель.
А сами вы что думаете об основном проекте?
Антон: Я не могу сказать, что мне сразу понравилась выставка. Я наблюдал за этим проектом с самого начала. Так получилось, что я был на экспозиции гарвардских студентов полтора года назад в Роттердаме, которая послужила основой этого проекта. В принципе, то, что я увидел в Венеции, не сильно отличалось от роттердамской выставки. Мне показалось, что не хватает интерпретации со стороны Колхаса. Но когда я почитал каталог и книги, прилагавшиеся к выставке, сразу все стало ясно — отличный проект, ведь в книгах есть интерпретация и подробности. На нашей выставке тоже есть интереснейший каталог, стилизованный под деловой журнал, где содержится множество подробностей. На каждом стенде есть фирменные буклеты воображаемых компаний. Это тоже часть выставки — странно считать проектом только то, что висит на стенах.
Дарья: Мне выставка Колхаса понравилась. Просто интерпретации затерялись в выставленном материале, которого очень много. И все отслеживали эволюцию, а не смотрели на толкование этой эволюции, что гораздо сложнее и интереснее. Рем пытается популяризировать архитектуру, привлечь более широкую публику. Архитекторы немножко обособляются от общества, считают, что они умнее всех. Это еще с модернизма пошло: они знают, как жить, а остальные нет. И я, безусловно, принадлежу к ним. Всегда говорю заказчикам: вы же зубного врача не учите, как нужно лечить зубы, и нас не надо. Но я понимаю позицию Колхаса. Например, итальянским студентам-волонтерам, которые работали в нашем павильоне, выставка про элементы архитектуры понравилась. Для них это был понятный и интересный материал. А классные архитектурные экспозиции им казались скучными. Так что Колхас умеет разговаривать с широкой публикой и делать архитектутурные темы понятными для многим. И это правильно: так можно образовывать людей.
Вы ждали награды?
Варвара: Специальное упоминание — это почетно. Оказаться в пятерке избранных из 65 стран-участниц — хороший результат. Любой участник биеннале мечтает об этом.
Антон: Я ждал какого-то приза. Когда делаешь проект целый год, то не понимаешь, сработает он или нет, но к тому моменту, когда было вручение, мы уже знали, что все работает так, как и задумывалось.
Дарья: Могу сказать, что у меня было много градаций реакции на получение приза и разных ее стадий. Когда открылся павильон, стали приходить посетители, и мы почувствовали сильную положительную реакцию: всем страшно нравилось. Тут-то у меня и стала зреть мысль: а вдруг это что-то выдающееся — со стороны свой проект невозможно оценить. Я поняла это неожиданно для себя. Но других павильонов при этом я не видела, поэтому сравнить я ни с чем не могла. Когда нам накануне сообщили о призе, эта новость у меня наложилась на реакцию посетителей, и закралась самая страшная мысль: «А вдруг нам дадут главный приз?» И когда объявили, что это специальное упоминание, я немножко расстроилась, хоть это и звучит ужасно. Я шла за «Оскаром». Но когда мы вышли на сцену, и я увидела забитый битком зал, то поняла, что это и есть наш «Оскар». И теперь уже кажется, что главный приз был бы слишком большой ответственностью. Когда ты понимаешь масштаб, количество павильонов, среди которых нас заметили, тогда осознаешь, насколько это здорово.
Биеннале открыта до 23 ноября 2014. Комиссаром российского павильона выступил Семен Михайловский.