Одна из двух картин, представляющих Россию в конкурсе Московского международного кинофестиваля, — «Да и да» Валерии Гай Германики. Премьеру, которая состоится 26 июня, уже называют самой громкой премьерой ММКФ. У критиков фильм вызвал много споров: одни говорят, что он снят слишком искренне, другие — что слишком откровенно. Историю про любовь учительницы и художника сыграли молодые актеры Агния Кузнецова и Александр Горчилин. В «Да и да» много нецензурных выражений и водки. Это может помешать прокату картины, но продюсер Федор Бондарчук настроен оптимистично: картина однозначно выйдет в прокат, только, возможно, придется «запикивать» мат. Мы публикуем беседу Валерии Гай Германики с редакцией «Ленты.ру» накануне премьеры.
С чего для вас начался этот проект?
Наш сценарист Сандрик Родионов принес сценарий. Он мне понравился и я подумала, что надо срочно его снимать. Но запускали мы его очень долго, пробовали с разными продюсерами. Теперь все, с кем я пыталась запустить этот фильм, придут, посмотрят и пусть кусают локти.
Вы говорили, что этот фильм вы сделали для друзей, не рассчитывая, что его кто-то увидит. Но есть продюсеры, которые собираются его прокатывать. Так для кого фильм?
Для всего человечества. В капсулу и в космос запустить: пусть жизнь зарождает на других планетах.
Вам важна реакция зрителей?
Если она позитивная, классная, то важна, конечно.
Только критики у нас обычно не добрые.
Добрые, добрые. У нас критики очень добрые. У нас самые добрые критики в мире. Правда. Они добрее моих бабушек и дедушек. Добрее самой доброты. Если бы они могли, они бы мне испекли пирог и написали на нем кремом «Germanica is love». Они хорошие... Дайте «Белого слона»! (премия кинокритиков — прим. ред.) А то ничего нет, пусть хотя бы слон будет. Стеклянный.
Как вы выбирали актеров? После прочтения сценария вы сразу знали, кто сыграет в фильме?
Агния — да. Это все для нее. А Сашу мы нашли в процессе. Он вишенка на нашем торте.
Он нигде не снимался раньше, да?
А как же «Папины дочки»?!
Про что этот фильм для вас?
Про позднюю первую любовь. Про алхимическую розу, которая зацветает в душе. И ее шипы упираются в сердце, ранят его, оно кровоточит. Ты кладешь свое окровавленное сердце на алтарь чужого эгоизма. Эгоисты — художники, творцы… Это большой двухчасовой рок-концерт. Кино надо снимать вообще как рок-концерт.
Вы очень чувствительная женщина. Какие у вас были первые чувства?
Они у меня всегда первые. Даже сейчас. Кровь, любовь, перекосы. Это все очень одиозно, но мы же понимаем, что проблематично создать произведение искусства без этой внутренней боли. Разве бывает боль на ровном месте, от хорошей жизни? Мне кажется, нет. Должен быть какой-то надлом. Когда это уходит и ты смотришь на мир другими глазами, ты снимаешь кино уже как профессионал. И это прекрасно — не лить слезы над разбитым корытом, потому что это все труха и тщетность. Ты перестаешь страдать в тот момент, когда ты становишься профессионалом. Снимаешь эти страсти абсолютно спокойно: ешь ананасы и пьешь шампанское. И ты прямо счастлив.